Сверхновая американская фантастика, 1996 № 05-06 - Айзенберг Ларри (читать книги онлайн полностью txt) 📗
Врожденная любовь к родине. — Рассудочный патриотизм. — Различие между ними. — Если первая исчезает, народам следует делать все, чтобы приобрести второй. — Какие усилия приложили для этого американцы. — Тесная связь интересов страны и отдельных граждан.
Существует любовь к родине, которую питают неосознанные, бескорыстные и неуловимые чувства, любовь, которая наполняет душу человека привязанностью к месту его рождения. К такой инстинктивной любви примешивается еще приверженность к древним обычаям, уважение к предкам, память о прошлом, и люди любят свою страну так же, как отцовский дом. Им дороги царящее в ней спокойствие, приобретенные там мирные привычки, воспоминания, которые она им навевает. Им даже бывает сладко жить там в неволе. Такая любовь к родине нередко подогревается еще и религиозными чувствами, и тогда она способна творить чудеса. Впрочем, она сама походит на религию; испытывающий ее человек не рассуждает, он верит, чувствует и действует. Известны народы, которые, можно сказать, персонифицировали свою родину, отождествляя ее с государем. Они переносили на него часть своих патриотических чувств, гордились его победами и его всесилием. До Французской революции было время, когда французы с какой-то радостью принимали безграничный произвол монарха и гордо говорили: «У нас самый могущественный король на земле».
Как всякое неосознанное чувство, такая любовь к родине может скорее подвигнуть на крупные, но кратковременные дела, чем на постоянные усилия. Она спасет государство в минуту опасности и может оставить его на произвол судьбы в мирное время.
Эта инстинктивная любовь к родине царит тогда, когда нравы просты, а вера крепка, когда безраздельно властвует давний общественный порядок, справедливость которого никто не оспаривает.
Есть и другая любовь к родине, более рациональная. Она, быть может, менее великодушна и пылка, но более плодотворна и устойчива. Эта любовь возникает в результате просвещения, развивается с помощью законов, растет по мере пользования правами и в конце концов сливается с личными интересами человека. Люди начинают видеть связь благосостояния страны и их собственного благосостояния, осознают, что закон позволяет им его создавать. У них пробуждается интерес к процветанию страны сначала как к чему-то, приносящему им пользу, а затем как к собственному творению.
Однако в жизни народов иногда наступают периоды, когда древние нравы и обычаи разрушены, вера поколеблена, уважение к прошлому забыто, и в то же время просвещение еще не получило распространения, а политические права еще ограниченны и ненадежны. В такие моменты родина представляется людям как нечто смутное и неверное. Они не связывают представление о ней ни с территорией, которая превращается в их глазах в бездушную землю, ни с обычаями предков, на которые они уже привыкли смотреть как на ярмо, ни с религией, в которой они сомневаются, ни с законами, к созданию которых их не подпускают, ни с законодателями, которых они боятся и презирают. Утратив и образ родины, и все то, что ее олицетворяло, они замыкаются в узком и невежественном эгоизме. В такие моменты люди лишены предрассудков, но они не признают и власти разума. У них нет ни инстинктивного патриотизма, свойственного монархии, ни рассудочного, присущего республике, они остановились посредине между тем и другим и живут в смуте и беспомощности.
Что делать в таких случаях? Надо бы вернуться назад. Но как люди не могут вернуться к невинным радостям юности, так и народы не могут вновь обрести утраченные чувства своей молодости. Даже если они сожалеют о них, они не в силах их возродить. Поскольку бескорыстная любовь к родине безвозвратно уходит, надо идти вперед и делать все для того, чтобы объединить в представлениях народа личные интересы и интересы страны.
Я совсем не хочу сказать, что для того, чтобы добиться этой цели, нужно сразу предоставить всем гражданам политические права. Тем не менее у нас есть только одно мощное средство, способное заинтересовать людей судьбой своей страны: надо привлечь их к управлению ею. В наши дни гражданские чувства неотделимы от политических прав, и в будущем число истинных граждан будет зависеть от расширения или сужения предоставляемых им политических прав.
Люди, ныне живущие в Соединенных Штатах, прибыли туда недавно, они не принесли с собой ни прежних обычаев, ни воспоминаний, они встречаются там впервые и плохо знают друг друга. Почему же каждый из них интересуется делами общины, округа и всего государства, как своими собственными? Только потому, что каждый из них по-своему принимает активное участие в управлении обществом.
В Соединенных Штатах простые люди понимают одну несложную, но в то же время плохо осознанную народами истину: счастье каждого зависит от общего процветания. Более того, они привыкли смотреть на это процветание как на дело своих рук, они не отделяют благополучие общества от собственного благополучия и трудятся на благо государства не только из чувства долга или гордости, но, можно сказать, из страсти к наживе.
Нет необходимости изучать американские учреждения и историю для того, чтобы убедиться в верности вышесказанного, — об этом достаточно красноречиво свидетельствуют нравы. Поскольку американцы причастны ко всему, что происходит в их стране, они горячо защищают все, что в ней критикуют. Ведь задевают не только их страну, но и их самих. Поэтому в своей национальной гордости они прибегают к различным уловкам и доходят даже до мальчишества, свойственного индивидуальному тщеславию.
Нет ничего более неприятного в повседневной жизни, чем этот невыносимый американский патриотизм. Иностранец готов отозваться с похвалой о многом в Америке, но он хотел бы, чтобы ему было позволено также что-нибудь покритиковать, а ему в этом категорически отказывают.
Итак, Америка — это свободная страна, но, чтобы никого не обидеть, иностранец должен остерегаться свободно высказывать свои мысли и о частных лицах, и о государстве, и о подданных, и о правителях, и об общественных делах, и о частных предприятиях. Словом, он не может высказываться свободно ни о чем, не считая, может быть, климата и почвы. Но и в этом, последнем, случае найдутся американцы, которые будут защищать и то и другое так, словно они создали их собственными руками.
В наши дни нужно набраться мужества и сделать выбор между всеобщим патриотизмом и управлением меньшинства. Объединить же социальную силу и активность первого со спокойствием, которое порой приносит второе, невозможно.
Великие народы не могут существовать без понятия о правах. — Как народ постигает идею права. — Уважение прав в Соединенных Штатах. — Откуда оно появилось.
Самым прекрасным понятием после общего понятия о добродетели является понятие о правах. Точнее говоря, оба эти понятия соприкасаются: права — это не что иное, как добродетели, перенесенные в политическую жизнь.
Именно понятие о правах позволило людям определить, что есть вседозволенность и произвол. Оно помогает им быть независимыми без высокомерия и подчиняться, не унижаясь. Подчиняясь насилию, человек сгибается и унижается. Если же он подчиняется праву распоряжаться, которое он признает за себе подобным, он в каком-то смысле даже возвышается над тем, кто им распоряжается. Не может быть ни великих людей, не наделенных добродетелями, ни великих народов, не уважающих прав. При отсутствии прав едва ли можно говорить о существовании общества. Разве можно назвать обществом группу разумных существ, если их единство основано только на силе?
Как помочь современным людям усвоить идею прав, как, если можно так выразиться, довести ее до их сознания? Существует лишь один способ: надо всем им дать возможность спокойно пользоваться некоторыми правами. Это можно хорошо проиллюстрировать, приведя в пример поведение детей, которые отличаются от взрослых людей лишь отсутствием силы и опыта. Когда ребенок начинает передвигаться среди предметов внешнего мира, он инстинктивно стремится завладеть всем, что ему попадает под руку. Он не имеет никакого понятия о чужой собственности, не знает даже, что таковая существует, но, по мере того как он узнает цену вещей и обнаруживает, что и его тоже кто-либо может лишить их, он становится осмотрительнее и в конце концов начинает относиться к своим ближним так, как он хотел бы, чтобы относились к нему.