Охотники за сокровищами - Уиттер Брет (читать книги без регистрации полные txt) 📗
«Моряк, переведенный в сухопутную армию, – думал он, – вот уж и правда рыба, выброшенная на берег. Даже почтальону меня не найти».
Во время воскресной утренней прогулки по соседней деревне Стаут наблюдал за творившейся вокруг весенней суматохой. Увитые плющом деревья и кустарники. Кривые и косые каменные стены. Тут и там тянутся вверх зеленые ростки, некоторые втоптаны в грязь каблуками. Поле, истерзанное копытами лошадей. Голые ветки деревьев. Петляющая дорога. Все казалось каким-то вывихнутым, но за всем этим чувствовался порядок, композиция, которая казалась разрозненной, пока вдруг не открывалось ее четкое устройство.
И все же в море ему было лучше. И дома. Вот бы настал мир, и он вернулся бы к своей прежней работе. Но пока он военный, и нельзя не признать, что назначение на флот было, как сказали бы англичане, «его чашкой чаю». Памятники, изящные искусства и архивы. Сама мысль казалась ему смешной. Они все-таки создали отдел защиты памятников, в который набрали специалистов, призванных в армию.
Подкомиссия по памятникам, изящным искусствам и архивам (ПИИА) была организована в конце 1943 года совместно США и Великобританией. Ею руководил отдел союзного военного правительства оккупированных территорий, а отвечать комиссия должна была перед отделом МИ-5 британского военного министерства. Вся эта путаная бюрократия показывала, насколько большое значение придавалось ПИИА, вроде бы низко стоящей в иерархии военного командования. Все знали об ошибках, допущенных в Италии. Отдел Хэммонда был расформирован и заменен новой структурой, но отдел ПИИА в Италии, подчинявшийся Объединенной контрольной комиссии (ОКК), все еще боролся за влияние в армии. Так, к северу от Неаполя, где находилось разрушенное аббатство Монтекассино, не было ни одного хранителя памятников. Ошибка не только заставила нервничать офицеров ПИИА в Италии, но и показала, насколько непросто было создать работающую организацию в разгар военных действий.
Оставалось надеяться, что в Северной Европе все будет иначе. Органы гражданской администрации собирались отправить во Францию обученную группу офицеров до начала боев. Комиссия Робертса предоставила Полу Саксу право выбирать офицеров с американской стороны, и Стаут стал одним из первых, кого пригласили в отряд. Он получил назначение в сентябре 1943 года. Дальше последовало многомесячное молчание, но оно не удивляло Стаута. Он знал, что обычно такие проекты начинаются с помпой, но редко имеют продолжение. И никогда не доверял инициативам музейного начальства.
И все же Стаут в письме Саксу изложил свои соображения по поводу предстоящей операции. Каждой армии, писал он, необходима команда хранителей, в которую должны входить офицеры и десять, а лучше шестнадцать, солдат: упаковщиков, перевозчиков, таксидермистов (да, таксидермистов), секретарей, водителей и, самое главное, фотографов. Команду нельзя сформировать на месте, потому что – Стаут знал это как ветеран Первой мировой – на передовой каждый боец на счету и командиры не согласятся выделить ни одного человека. В отдел защиты памятников следовало сразу набрать людей и предоставить им необходимое оборудование: внедорожники и крытые грузовики, ящики, коробки и другие упаковочные материалы, аэрометры для проверки плотности воздуха и прочие инструменты консерватора.
В декабре – от Сакса до сих пор не было ни звука – до Стаута дошли слухи, что операцию отменили. Он продолжил свои эксперименты с камуфляжной краской: наверняка музейные щеголи опять все запороли. Какая жалость, думал он, что армия доверила все кучке «саибов».
Даже когда в январе 1944 года пришел запрос на его перевод, Стаут все еще не верил в успех предприятия. «Я, как и ты, считаю, что памятники необходимо охранять, – писал он своей жене Марджи. – Если все будет организовано надлежащим образом, то мы сделаем важное дело. Если нет, то нас ждут трудности, неприятности, проволочки и большие разочарования. И нравится мне это или нет, если армия возьмется за эту программу, мне придется в ней участвовать… В одном можно быть уверенным: если все сложится, это будет военная операция. Ею будет руководить не гражданская музейная администрация, а армия и флот. Будь командование гражданским, я бы отказался. Но моими соратниками, насколько я понимаю, будут военные. А в армии и на флоте главным правилом становится эффективность, и отношения между людьми строятся на открытости и честности. На играх здесь далеко не уйти. Так что посмотрим».
Но Джордж Стаут недооценивал «саибов». Гражданское музейное сообщество – американская комиссия Робертса (совместно с британской комиссией Макмиллана) – не только инициировало создание отдела охраны памятников, но и стало главной движущей силой реализации задуманного. Трудно представить, чтобы армия США терпела присутствие ПИИА, если бы не престиж стоявшей за ней комиссии Робертса, заручившейся поддержкой самого Рузвельта. И никто не смог бы лучше справиться с задачей собрать стаутовские отряды «специалистов особого назначения», чем представители американской культурной элиты. Из событий на Сицилии и в Северной Африке были извлечены два главных урока: армия будет прислушиваться к защитникам памятников, только если они будут военными, а этим военным необходимо быть на передовой во время или сразу после боя, а не недели и тем более месяцы спустя. На основе этих двух принципов удалось выработать план действий. Еще одной приятной, во всяком случае для Стаута, новостью было то, что в ряды офицеров ПИИА не зачислили ни одного директора музея.
Впрочем, в предстоящей операции Стаута смущали не офицерский состав и не масштаб операции. В то теплое мартовское утро он тревожился прежде всего из-за хаотичности всего предприятия. Не существовало ни описания миссии, ни ясной последовательности приказов. Создавалось впечатление, что никто не знает, ни сколько нужно людей, ни как распределить их по континенту, ни скольких еще ждать. Новые сотрудники возникали внезапно, просто являлись из ниоткуда с бумагами на перевод. Из работ Стаута было надергано общее руководство по консервации. Но хранители памятников не проходили никакой специальной подготовки. Пока что большая часть усилий тратилась на какие-то общие изыскания, вроде составления списков охраняемых памятников разных европейских стран. Насколько было известно Стауту, никто еще не занялся военной подготовкой операции: обеспечением оружием, машинами, формой и продовольствием. Сказать, что отдел охраны памятников создавался перед вторжением во Францию слишком медленно, – значит не сказать ничего.
Но и масштаб операции его беспокоил. Стаут рекомендовал Саксу, чтобы на каждого офицера приходилось 16 солдат, но чем дальше, тем яснее становилось, что шестнадцати человек может не набраться во всей ПИИА. Стаут понимал, как непросто выторговывать людей у армейской бюрократии, тем более когда она планирует важнейшую военную операцию. Но он был уверен, что у Пола Сакса на примете есть еще немало квалифицированных специалистов. В конце концов, большая часть молодых сотрудников американских музеев была его учениками. И все же людей, отобранных для охраны памятников на поле боя, Стаут мог бы пересчитать на пальцах. Роример, Бальфур, Лафарж, Поузи, Диксон-Спейн, Метьен, Хэмметт. Может, наберется двенадцать человек. Всего. Когда он плыл в Англию, за его столом в кают-компании народу сидело больше. На корабле накрывали сотню таких столов, и это был один из тысячи кораблей, пересекавших океан.
Он представил себе отряд хранителей, выстроившихся для воображаемого портрета на солнечном склоне у базы в Шрайвенхеме.
Джеффри Уэбб, командир. Высокий и худой, за пятьдесят, профессор Кембриджа и один из самых выдающихся искусствоведов на Британских островах.
За ним – лорд Метьен и майор авиации Диксон-Спейн, британские ветераны Первой мировой войны.
Самым молодым из британцев был Рональд Бальфур, лысеющий сорокалетний историк кембриджского Королевского колледжа – коллега Джеффри Уэбба, назначенный в отряд по его рекомендации. В Шрайвенхеме Стаут и Бальфур жили в одной комнате, и Стаута моментально очаровали щедрость, великодушие и ясность мышления соседа. Убежденный протестант, Бальфур оставил историю, которая была изначально его специализацией, и посвятил свою научную карьеру вопросам религии. Окончив Кембридж, он просто остался в университете и стал тем, кого англичане называют «ученым джентльменом»: профессиональный сотрудник университета, которого не интересуют ни публикации, ни карьера, но который влюблен в научную работу и долгие, неторопливые разговоры и споры с людьми, разделяющими его интеллектуальные убеждения.
