Путешествие рок-дилетанта - Житинский Александр Николаевич (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
БГ. У человека, который будет все это читать, сложится впечатление, что все было очень просто: музыканты, тусовки, гитары, собирание денег, аппаратура — вот это и есть рок-н-ролл. А с рок-н-роллом это не имеет ничего общего. Просто люди принимают одно за другое. Если есть электрогитара и барабан — значит, это рок-н-ролл. Нисколько!.. В судьбе Марка Болана был период, когда он уехал во Францию, в средневековый замок, учиться у какого-то мага, волшебника. И пропал бесследно. Но он про это никогда никому не рассказывал. Потому что рок-н-ролл не снаружи, а внутри.
РД. Хорошо, давай попробуем поговорить о том, что внутри.
БГ. Говоря о рок-н-ролле, нельзя не говорить о религии по одной очень простой и очень атеистической причине. Религия — это жизнь духа, и рок-н-ролл — жизнь духа. Религии мы с детства были лишены. Рок-н-ролл являлся для нас единственной формой жизни духа. Рекшан это понимал, когда ему было восемнадцать лет, и перестал чувствовать, когда ему стало сорок. И потому он пишет то, что он пишет. А это была жизнь духа. Потому были хиппи, были разговоры о жизни, о любви, о религии, все друг друга понимали. И потому все лезли на эти сейшены, летели, как бабочки на огонь, сквозь всех ментов, через крыши, через женские туалеты… Потому что это было жизненно необходимо. Рок-н-ролл приводит к религии, потому что она эту жизнь духа объясняет, дает понимание, в отличие от рок-н-ролла, который ничего не объясняет. Религия — это объяснение, а рок-н-ролл — это сила. Многие люди этой силы ие понимали и ловились на пьянки, на наркоту, на девок, на все что угодно. Они принимали обстановку этого дела за суть, а суть не в этом, она — в духе, который все это наполняет, делает живым. Вот почему, когда наркотики подвели рок к самому порогу, все начали искать Бога. Все сразу нашли шаманов, Тибет, Шамбалу, гуру — кого угодно. Только потому, что рок-н-ролл будит в человеке дух. Мы многие годы оторваны от корней, лишены связи с корнями, с могучей и вечно живой народной традицией, как у нас любят говорить. Когда этих связей не осталось совсем, возник такой могучий голод, такая жажда, что люди взвыли волками. Но, вместо того чтобы жрать друг друга, они пошли назад и начали расти снова, используя все подсобные средства. Для того чтобы обрести сплоченность, обрести понимание и чувство друг друга, обрести ритуалы, которые все это помогают постигать, обрести чувство природы. Но рок-н-ролл, в отличие от истинно народной культуры, — вещь очень быстрая. Ритуалы и традиции меняются каждые две недели. Хотя основа остается одной и той же — поиск единения с Богом, с миром, со Вселенной…
Сева. Мы были абсолютно оторваны от окружающего нас мира, мы не знали ничего, и мы знали все. Потому что каждый звук, который мы слышали, каждая пластинка были знанием какой-то абсолютной истины, БГ. Все было так очевидно: на «Сержанте» Харрисон, ситар, Индия. Все знали, что Харрисон — бог. Значит, нужно читать индийские мифы, а потом пошло — дзен-буддизм, дао… Все началось с Харрисона.
РД. Интересно сравнить. Меж нами разница почти двенадцать лет. Как раз в те годы, когда вы открывали для себя БИТЛЗ, на меня обрушилась вся мощь неизвестной мне доселе русской литературы: Булгаков, Платонов, Мандельштам, Пастернак, Ахматова, Цветаева, Заболоцкий, Зощенко… И это, вероятно, определило мою судьбу как литератора. БИТЛЗ я тоже слушал в те годы, но для меня эта музыка была приятна, не более. Я даже с джазом не связывал свое духовное становление, а уж с БИТЛЗ… Потом пошел самиздат: «Доктор Живаго», «Архипелаг ГУЛАГ», пошли собственные стихи и рассказы, которые по тем временам нельзя было напечатать. Но у меня был письменный стол, куда я мог складывать ненапечатанные рукописи. Песню в стол не положишь, ее трудно скрыть от ушей. И всегда могут найтись чужие уши… Как складывались отношения АКВАРИУМА с идеологической системой, царившей в те годы?
БГ. Поначалу заметал ОБХСС. Сыграем на вечере… «А вы деньги получали?» — «Какие деньги? Вы что? Мы играем музыку…» Ничего не доказать. Иногда кое-кого держали…
Сева. Ну, а по-настоящему после Тбилиси…
РД. Расскажите подробнее, что было в Тбилиси?
БГ. У нас было официальное приглашение от Артема Троицкого. Тбилиси все оплачивал. Мы тогда впервые в жизни срепетировали программу.
Сева. У нас был художественный руководитель в ДК имени Цюрупы, на нашей точке. Некто Олег Иванович — замечательный человек, который нас очень любил и очень хотел с нами поехать. В кои-то веки самодеятельность Дома культуры приглашена на Всесоюзный фестиваль! Причем он нас до этого только в акустике и слышал. Но сначала мы должны были поехать в Москву дать концерт. Как бы репетиция перед Тбилиси. Олег Иванович где-то загулял и на вокзал не явился. Мы уехали сами, причем сильно пролетели, потому что пришлось ехать за свой счет. В Москве сыграли концерт с ВОСКРЕСЕНЬЕМ, где мы эту группу, очень модную тогда, почти как МАШИНА, прибрали. Хотя играли первыми. У нас тогда уже все было в полный рост. А Олег Иванович этого не видел. Он приехал в Тбилиси в полной уверенности, что мы будем играть акустическую программу, красивую и правильную. Он взял с собой кинокамеру и устроился в оркестровой яме — снимать артистов, которых он знает с детства…
БГ. Мы вышли, и я сразу почувствовал по реакции зала, что зал уже находится в некотором шоке. И Женька кричит Фану: «„Блюз Свиньи В Ушах“ давай!» А я говорю: «Может, не надо?»
Сева. Половины бы не было, если бы не Женька Губерман. Женька играл, как Кейт Мун…
БГ. Он играл лучше.
Сева. Он играл, стоя за этими барабанами. Барабаны были чужие, группы ГУНЕШ, и почему он их не разбомбил — до сих пор непонятно.
БГ. Мы начали с пятиминутной псевдоиндуистской импровизации: виолончель, фагот и флейта… А дальше началось что-то невообразимое, кто-то кому-то строит рожи… Мистика тяжелая.
Сева. Мы не понимали, что происходит.
БГ. Я помню, что мне было страшно.
РД. Когда вы почувствовали, что пахнет скандалом?
Сева. Скандал был сразу. Потом свет в зале отключили, выдернули половину проводов, все зафонило…
БГ. Мне не понравилось, что Севка пытался меня убить виолончелью, пока я валялся на сцене с гитарой.
РД. Как реагировало жюри? Вы с ним общались?
БГ. Нет, мы спокойно ждали, когда нас вышибут. Председатель жюри композитор Саульский от нас прятался.
Сева. А на следующий день музыканты всех групп — а их было около тридцати — чествовали нас, как героев… А наш бедный Олег Иванович, он хотел нас снимать, но у него парализовало руки, и он не нажал кнопку.
БГ. Дня через два он понял, что его карьера пропала и потому лучше оттянуться. Мы ходили, и он выставлял огромный крест из-под майки. Всем видом показывал, что ребята пропадают и он с ними…
Сева. После этого мы его больше не видели.
БГ. Каждую ночь в номере у нас сидела половина музыкантов и мы пили вино в невероятных количествах.
Сева. На отъезд нам устроили чествование. Все пришли, и все пели хором: «Хавай меня, хавай…» Ситковецкий, Макар там были. И так на руках нас донесли, погрузили, и мы приехали просто героями. Пухли от гордости.
РД. Приехали, и начался некоторый облом?
БГ. Да. Который был очень приятен. Хотя меня турнули из комсомола и с работы. Все говорили: вот, мол, доигрался, мы тебя предупреждали.
РД. Как ты себя вел? Раскаивался?
БГ. Нет. Мы сделали то, чем очень гордились. Через месяц мы поехали в Прибалтику, где был скандал еще больше. По городу демонстрации ходили… Но если честно, то мне было страшно. Страшно, когда выгоняют с работы…
РД. С открытием рок-клуба гонения не прекратились?
БГ. Нас в рок-клубе дважды закрывали на год. После Архангельска и еще после чего-то. За нарушение общественного порядка. В восемьдесят втором году меня вызвал заместитель директора ЛМДСТ Титов Геннадий Васильевич. А у него в кабинете сидел человек. «Вы знаете, кто я?» — спрашивает. «Нет, откуда…» — «Я оттуда». — «А, — говорю, — очень приятно познакомиться». Он мне: «Вы знаете, вы под запретом. Вы имеете влияние на молодежь, и вас слушают. Надо думать о воспитательном значении вашего творчества». Я ему говорю, что это было из желания попонтить. А он говорит: «А почему у вас в новой песне съезд упоминается? Нехорошо. Зачем вы нам неправду говорите, мы же все знаем. Мы вам дадим разрешение играть, но обещайте, что будете звонить нам время от времени». — «Да, знаете, вряд ли». — «А кстати, друзья ваши не наркоманы?» — «Да нет», — отвечаю. «Зачем вы так? Мы же знаем, что у Васильева бывают дома наркотики». — «Впервые слышу». — «И водку он не пьет?» — «Нет, водку пьет…»
