Святой конунг - Хенриксен Вера (читать книги полные TXT) 📗
Эйнар, потупившись, повернулся к ней, но она продолжила, как ни в чем не бывало:
— Говорят, она не может иметь детей. Тем не менее, она внушила ему мысль о том, что у нее будет от него ребенок. И когда пришло время, она взяла к себе Свейна и выдала его за своего ребенка. На самом деле это сын одного английского священника.
Сигрид трудно было поверить во все это.
— Но ведь у нее уже был один сын, — сказала она.
Бергльот кивнула.
— Харальд. Сын сапожника.
— Не принимай эту болтовню всерьез, — сказала Эйнар Сигрид.
Но Бергльот вспылила:
— Болтовня! По-твоему, болтовня и то, что король Кнут приказал убить из-за угла сына моего брата, Хакона?
Эйнар был явно в гневе.
— Тебе следовало бы меньше пить и держать язык за зубами!
Бергльот вскочила.
— Всем тем, что ты имеешь, ты обязан мне и роду Ладе, — сказала она. — И уже два года Хакон лежит на Оркнеях неотмщенным!
Сигрид не знала, что ей делать и говорить. И она осторожно посматривала на Эйнара. Но Эйнар сидел, сгорбившись на своем почетном сидении, и смотрел в пол.
— Своему отцу я тоже кое-чем обязан, — сказал он, усмехнувшись.
Бергльот снова села и продолжала:
— Если мне позволят высказать свое мнение, то это Альфива толкнула короля Кнута на измену Хакону. Она хотела расчистить путь своим сыновьям. Я сказала Эйнару, чтобы он отшил ее так, чтобы она долго помнила об этом. И ты это сделал, Эйнар. Расскажи, что ты ей сказал!
— Не стоит об этом говорить, — ответил он.
Эйнар выглядел таким озабоченным, что Сигрид стало даже жалко его. Однако ее сострадание тут же прошло, и ей в голову пришли совсем другие мысли, когда он вдруг повернулся к ней и сказал:
— Где Кальв Арнисон?
— Он в походе.
— И давно он отсутствует?
— Около месяца.
— Куда же он отправился?
— Он не сказал.
— И когда обещал вернуться?
— Он ничего не говорил об этом.
— Ты хочешь сказать, что он отправился в поход, не сказав тебе, куда он собирается и когда вернется домой? — спросила Бергльот, явно потрясенная.
Эйнар рассмеялся.
— Сразу видно, что он мужественный человек, — сказал он. — Или же он умеет управлять бабами лучше, чем я!
Бергльот тоже расхохоталась.
— Королеве известно, что ты в городе? — немного погодя спросил Эйнар у Сигрид.
— Я… я не знаю, — ответила Сигрид.
Сигрид чувствовала себя не совсем уверенно. Она приехала в Каупанг, чтобы поговорить с епископом и по возможности обрести душевный покой. Но ей не приходила в голову мысль о том, что ее будут принимать здесь как жену Кальва Арнисона.
— Утром я позабочусь о том, чтобы она узнала о твоем приезде, — торопливо произнес Эйнар.
И Сигрид поняла, что попала в ловушку, воспользовавшись гостеприимством Эйнара. Если дело идет к распре между ним и королевой, ей не пристало делать выбор от имени Кальва. И, возможно, Эйнар не тот человек, который лучше всего подходит для того, чтобы сообщать королеве о ее приезде в город.
— Кальв ничего не говорил о том, что собирается к королю Кнуту? — вдруг спросил Эйнар.
— Нет, — ответила Сигрид, — он ни словом не обмолвился, куда собирается ехать.
— Что он думает о конунге Олаве?
— Он считает, что король был святым.
— Странно, что он уехал, не дождавшись решения епископа…
— Он был настолько уверен в своей правоте, что ему незачем было этого дожидаться.
— Странно слышать такое о человеке, возглавившем войско бондов в Стиклестаде!
Сигрид почувствовала, что попалась. Если бы она сказала, что Кальв сожалеет о том, что произошло в Стиклестаде, или что он пытался заключить мир с Олавом, Эйнар мог бы пойти к королеве Альфиве или к королю Кнуту с этим известием. Но если она не даст понять, что Кальв поступал искренне, Эйнар может ослабить его положение среди бондов и церковников.
— После смерти короля было множество знамений и прочих чудес, — сказала она и тут же, чтобы переменить тему разговора, спросила: — Признала ли королева в конце концов святость Олава?
— Да, — ответил Эйнар. — Король Свейн и епископ подтвердили, что король Олав был святым. Рака была перенесена в церковь Клемента, и теперь она стоит там возле алтаря, покрытая парчой и коврами. Люди толпами идут туда, и, говорят, каждый день там случается чудо.
— Ты видел что-нибудь сам?
— Вчера поздно вечером люди шли с песнями и криками по городу вместе с прозревшей женщиной…
Сигрид не могла заснуть; она лежала и думала, не сказала ли она что-нибудь неподобающее.
Ее доверие к Эйнару Тамбарскьелве не усилилось, зато Бергльот ей понравилась.
И она стала размышлять о короле Олаве и его знамении.
Она лежала на одной кровати с Трондом и Суннивой, отгороженной от зала пологом. Дети мирно спали, и ей захотелось прижаться к ним, ощутить их живое тепло среди чужой обстановки.
Бергльот сказала, что Тронд был из рода Ладе. Она вспомнила о том, что рассказывал ей Эльвир о своем роде; теперь до нее дошло, что после смерти ярла Хакона Эрикссона Тронд был единственным, кто мог продолжить род Ладе по мужской линии.
Сигрид встала рано утром и еще до завтрака пошла вместе с Трондом в церковь Клемента.
По дороге они встретили множество людей, в основном, жителей Трондхейма, желавших увидеть раку короля Олава. Но среди них были также торговцы, приехавшие в город со своими товарами, священники и прибывшие из далеких походов люди, нередко одетые по-чужеземному. Были там и жители города.
И еще там были датские воины короля Свейна. Это были упитанные, вооруженные с ног до головы парни; они подозрительно озирались по сторонам, словно ожидая в любой момент нападения. При виде их Сигрид задрожала. Одно датское слово стоит десяти норвежских, говорилось в законе…
Тронд совал во все нос, словно щенок.
И Сигрид подумала о двух других своих мальчиках, которых она брала с собой в прошлый раз в Каупанг — двух мальчиков, которые в один день лишились этого щенячьего рвения, которые попытались взвалить на свои детские плечи мужскую ношу. И ей страшно было думать о том, что, возможно, Тронда ожидает тоже такой день, когда Кальв вернется домой.
И она принялась думать о Кальве.
Кальв, который пытался так неуклюже ухаживать за ней, когда они впервые встретились в Каупанге.
Они подошли к церкви и вошли внутрь.
Там уже было полно народу; лампы и факелы освещали помещение, воздух был тяжелым от благовоний. Сигрид и Тронд стояли некоторое время у дверей.
У входа стоял один священник, у алтаря — другой, они направляли поток людей, желавших прикоснуться к раке короля. И когда священник подошел к ней, она покачала головой; и она задрожала, увидев, что Тронд последовал за священником. Но, остановив мальчика, она привлекла бы к себе внимание, поэтому она тихо встала на колени.
Это было почти то же самое место, где она стояла на коленях во время заутреней более десяти лет назад; она мысленно видела перед собой широкую спину Олава, стоящего на коленях перед алтарем. И в ушах Сигрид снова зазвучали крики, доносящиеся из Мэрина, заглушая пение священников…
Теперь конунг забрался еще выше, к самому алтарю, в гробу, накрытый дорогой материей. Остановив взгляд на королевской раке, Сигрид услышала крики Гюды, когда в Гьевране ослепляли Блотульфа, вопли Хакона из Олвесхауга, когда ему отрубали руки и ноги, крики королевских воинов, машущих окровавленными топорами и мечами и калечащих пленных людей.
Она видела их перед собой, эти жалкие, искалеченные остатки людей с незрячими глазами, когда на следующий день их заставили служить мессу. Теперь вы христиане, сказал тогда епископ.
«Христиане…» — с дрожью подумала она. Она вспомнила Блотульфа, когда тот, уставившись в пространство выколотыми глазами, подтвердил свою веру в Одина и сказал, что лучше умрет, чем будет жить как негодяй и преклонять колени перед Богом короля; она вспомнила пожар в Гьевране, когда он принудил священника Йона отречься от Христа и сам нашел смерть в пламени.
