Черный соболь - Богданов Евгений Федорович (серии книг читать бесплатно txt) 📗
— Проходи, садись.
Алена проворно смахнула тряпицей с лавки воображаемую пыль:
— Милости просим. Откушай с нами.
Тосана чинно сел, положил рядом мешок, руки его замерли на коленях, обтянутых штанами из кожи оленя-телка. В малице ненцу было жарко, но снимать ее через голову неудобно. Тосана только развязал ремешок, стягивавший ворот.
— Пасибо. Не хочу, — сказал он. — В чуме ел. По делу пришел. Ты ешь,
— добавил, обращаясь к хозяину. — Я тебя не тороплю. Я могу и погодить.
Лаврушка хлебал щи не спеша, подставляя под деревянную ложку кусок хлеба, чтобы не закапать скатерку. Рубаха на нем из домотканины, чистая, свежая. Жена, видимо, хорошо следила за мужем. Руки у Лаврушки крепкие, короткопалые, с рыжеватой порослью. Губы толстые, мясистые. Нагловатые навыкате глаза опять скользнули по ненцу и его мешку.
Лаврушка жил в Мангазее уже три года. Прибыл он сюда из Тобольска с отрядом стрельцов, с новым воеводой. Вместе со служивыми людьми строил крепость, а заодно и срубил на посаде избенку для себя, небольшую, в три оконца по фасаду, с кухней и горницей, с пристройкой для скота, с денником для коня.
Бойкий, из тех, кто и с камня лыки сдерет, Лаврушка, получая жалованье за стрелецкую службу, нашел приработок и на стороне. Он сдружился со стрелецким десятником, тайком получал от него уворованный «огневой припас», менял его на меха и делился добычей с приятелем. Получал Лаврушка также порох и свинец из Тобольска, через верных людей. Выменянными мехами он в Мангазее не торговал, а перепродавал их тобольским купцам. От таких сделок в доме Лаврушки был полный достаток, да кое-что имелось и в кубышке.
Если бы мангазейский воевода пронюхал о торговых делах стрельца, быть бы Лаврушке битым плетьми да изгнанным со службы. Но он был изворотлив и хитер и ни разу еще не попадался.
— Ну, что скажешь, Тосана? — покончив с обедом, спросил Лаврушка, хотя прекрасно знал, зачем пришел ненец. — Какие новости принес?
«Хитрый. О деле не говорит. Вином не угощает», — подумал Тосана. Ответил равнодушно:
— Никаких нет новостей. Разве только вот слышал: на олешков Тайбарея волки напали. Пять важенок и хора порезали. Жалко.
— Да, жалко, — согласился Лаврушка. — Пострелять бы волков надо.
— Надо бы, да чем? Пороху-свинца нету, — исподволь подходил к главному Тосана. — За тем и пришел я в твой деревянный чум. А ты плохо угощаешь. Щами только. Я щей не ем.
Лаврушка как бы спохватился, обнял ненца за плечи с радушием:
— Милой ты мой! Да ить я для тебя все выложу! Алена! Тащи закусить.
Алена мигом принесла штоф, чарки, блюдо с квашеной капустой, деревянную чашку с мясом. Лаврушка стал угощать Тосану.
— Траву не ем! — сказал ненец, отодвинув от себя капусту и придвинув мясо. Траву олень ест. — Выпил, зажмурился: «огненная вода» крепка. Закусил куском вареной оленины.
Лаврушка решил, что наступило время делового разговора.
— Пороху, говоришь, нет? Свинца нет? А тебе разве не ведомо, что огневое зелье запрещено продавать туземцам? Да и откуда оно у меня? Отстоял караул — порох и пули в караульной избе сдаю.
Тосана, чуть захмелев, беззвучно рассмеялся, ощерив темные мелкие зубы и сузив глаза в щелки:
— Не хитри! Ты ведь меня звал?
Лаврушка подошел к мешку Тосаны, бесцеремонно ощупал его.
— Что тут у тебя? Мех?
— Мех, мех, — кивнул Тосана. — Давай порох-свинец.
— А много ли у тебя шкурок-то?
— А вот смотри, — Тосана выложил на лавку четырех соболей и столько же куниц.
Лаврушка осмотрел шкурки, спросил:
— Сколько за них хочешь пороху да свинца?
— Десять фунтов пороху, пуд свинца. Вот моя цена.
— Ну, брат, хватил! Где я столько возьму? Ты выпей, выпей! Сам наливай, — потчевал Лаврушка, рассчитывая, что вино ускорит сделку. Однако ненец пока пить не стал, а начал торговаться. Торговались долго. Лаврушка все подсовывал Тосане чарку, а тот отставлял ее от себя. Наконец Лаврушка сказал:
— Что есть — все тебе принесу.
Он вздохнул, поднялся с лавки, вышел в горницу. Там, приподняв половицу, достал кожаный мешок с припасами. Из него отмерил порох в кожаный, а литые пули и дробь в холстинные мешочки. Прикинул в руке — показалось много. Отбавил. Вышел на кухню. Жена при сделке не присутствовала. Заперев дверь сеней на засов, она ушла в горницу.
Тосане показалось мало свинца и пороху, что принес хозяин. Лаврушка клялся и божился, что больше у него нет. Тосана подал ему двух соболей и двух куниц. Остальное спрятал в мешок. Лаврушка с обиженным видом вернул шкурки ненцу.
— Обижаешь меня, мало даешь. Нечестно так делать. Я больше заниматься этим не буду. Не прибыльно. Ни с тобой, ни с другими торговать не буду. Поплатиться головой могу. Закон строгий.
Тосана испугался, что Лаврушка и в самом деле больше не будет менять порох и свинец на меха, и стал податливей.
— Зачем не будешь? Я тебя не выдам. Прибавь еще немного пороху, и я все шкурки тебе оставлю.
— Дак нету ведь! Нету-у-у!
— Ну, тогда в другой раз добавишь припасу. Все шкурки тебе оставляю.
— Вот это по-честному. Давай, выпьем.
«Огненная вода» — водка приносила ненцам и остякам немало бед. Русские купцы да ижемцы специально спаивали их, чтобы обманом получить меха по мизерной цене. Случалось, что за штоф вина ненец отдавал одного-двух оленей или несколько ценных шкурок, добытых нелегким трудом.
Опьяневший Тосана вылез из-за стола, сунул мешочки с порохом и дробью в свою торбу и попрощался с Лаврушкой. Тот поостерег:
— Смотри не свались где-нибудь! Переспал бы у меня.
— Не свалюсь, не бойся, — на темном морщинистом лице ненца блуждала бессмысленная улыбка. С мешком в руке он вышел на улицу и, пошатываясь, отправился к своей упряжке. Однако не дошел, свалился в канаву и уснул. Мешок выпал из рук. Мимо шли стрельцы. Увидев Тосану, склонились над ним.
— Ишь, надрался. Не умер ли?
— Не умер. Дышит. Ништо, отлежится.
— А что у него в мешке?
— Уж не золото. Тряпье какое-нибудь.
Стрелец развязал мешок, полюбопытствовал.
— Глянь, порох! И свинец.
— Да ну? Где он взял? Украл, может? Самоедам не ведено продавать огневое зелье. Надо сказать начальству!
К стрельцам присоединились проходившие по улице бабы, ребятишки. Образовалась толпа. Завидев сборище, от стен крепости спешил караульный стрелец при сабле, с ружьем.
— А ну разойдись! Чего не видали? — начальственно приказал он. Стрельцы шепнули ему о порохе и свинце. Караульный решил:
— В съезжую его. Там разберутся.
Он остановил проезжавшую мимо подводу. Стрельцы взвалили на нее Тосану, положили рядом и мешок. Ненец мычал, мотал головой, но в себя не приходил.
В съезжей он спал мертвым сном до утра. Забытые олешки стояли на задах Лаврушкиной избы. Стрелец, предчувствуя, что с Тосаной случилось неладное, перетрусил, прогнал их прочь. Упряжка без хозяина при мчалась к чуму. Санэ всплеснула руками и заголосила. Еване не растерялась, помчалась на той же упряжке в посад разузнать, что случилось с дядей.
Утром Тосану повели к аманатской избе. Допрашивал его судный дьяк.
— Откуда у тя порох? Откуда свинец? У кого купил? На что купил? Признавайся, а то получишь батогов!
Тосана не отвечал на вопросы, сидел молча, нахохлившись, как больной ворон. Голова у него трещала, ему было плохо, боялся он и дьяка, и батогов, но Лаврушку не выдавал. Он сказал, что припасы купил весной у купцов, хранил в укромном месте, а теперь забрал, чтобы увезти в свой чум. Ему не поверили, потащили в пристройку, где наказывали виновных плетьми и батогами, растянули на скамье-кобылке и выпороли. Потом, ничего не добившись от упрямого ненца, отобрали у него мешок и взашей вытолкали за дверь.
У съезжей избы Тосана увидел своих олешков и плачущую Еване. Он лег на нарты животом вниз и сказал, чтобы девушка быстрее ехала домой. Усталые и голодные олени еле плелись, как ни погоняла их Еване. Дома в чуме Тосана схватился за голову.
