Салават Юлаев - Злобин Степан Павлович (полные книги .txt) 📗
Офицер подступил к Бухаиру:
— Ты кого, сукин сын, указал ловить?! Кого уследил?! Пятьсот рублей захотел получить, вор, бродяга?! Старшиной хочешь быть?! Награду тебе за обман?! Я тебя награжу!..
Бухаир оробел.
— Господин благородье! Башкирец брешет! Он думает, грех Салаватку назвать. Там русский у тебя. Позови его — он признает! — посоветовал Бухаир.
— Эй, Седельников! — позвал офицер. — Приведи-ка того мужичонку, а этого под замок. А ты, — обернулся он к Бухаиру, — смотри, я три шкуры с тебя слуплю, коль узнаю, что не Салавата поймали…
— Погоди серчать, ваше благородье. Мой зять Салаватка, а мне ведь как зятя не знать! — успокоил поручика Бухаир.
Солдат втолкнул в избу связанного и избитого Семку. Тот вмиг окинул горенку взглядом и сразу всё понял.
— Ты вор, бунтовал? — спросил офицер.
— Спаси бог! На заводе работал. Пошто бога гневить, бунтовать! Жили сытно. Хоть хлебушка досыта не было, зато воды в реке много. Хочешь, допьяну пей! А плетей да палок и боле того — ну, прямо, скажи, как в раю!..
— Во-он ты что за птица! — грозно нахмурился офицер. — В петлю просишься сам?!
— Я, барин, птица бугай, ты меня не пугай! — отозвался Семка.
— Пугать не стану, а дурь повыбью! — сказал поручик.
— У нас, барин, смолоду выбили дурь. Один ум остался, а ума из нашего брата ничем не выбить, от самой от самой от колыбельки вколачивать стали! — огрызнулся бесстрашный Семка.
Поручик ещё не видал такого смелого арестанта. Его наглое балагурство озадачило офицера.
— Послушай-ка подобру, скоморох. Ты слышал, что Пугач ваш попался?
— Был слух, — сказал Семка, — кричал на крыше петух, три дня орал, на четвёртый протух. Пугача, говорят, схватили, а государь Пётра Федорыч снова спасён!
— Молча-ать! — закричал поручик. Он подскочил и ударил Семку в лицо кулаком. — Я тебе покажу государя!.. Знал Салаватку, пёс? Отвечай!
Семка стоял, не имея возможности вытереть кровь, которая капала из разбитого носа.
— Так бы сразу спрошал подобру меня, сударь, — сказал он. — Господина бригадира государева Салавата Юлаича? Кто ж его, сударь, не знает?!
— Так, стало быть, знал? Говорил с ним?! — добивался поручик.
— Он и с тобой говорить не стал бы, не то что с нами! Богатый ведь господин. Сказывали — кафтан на нём бархат. Шапка бобровая с позументом, борода до пупа, черна с сединой, — разошёлся пленник.
— Постой, — перебил офицер. — Что ты брешешь?! Отколь борода с сединой? Ты сам его видел?
— Хоть сам не видал, да народ говорил, — сказал со всем простодушием Семка.
— Пошёл вон отсюда!.. — с досадой зыкнул поручик. Семка мигнул солдату.
— Слыхал, что барин велел?! Сымай-ка с меня верёвки.
— Дать ему двадцать плетей за храбрость да в колодки руки и ноги сковать! — приказал поручик.
— Покорнейше благодарю, дай те бог сдохнуть скорее! — не сдавшись, сказал на прощание Семка, когда солдат стал прикладом толкать его вон из избы.
Офицер приказал ввести следующего из тех, кто сидел в соседней избе под караулом, но в это время в избу вошёл сгорбленный старый лесной кузнец Ахтамьян, отец убитого Салаватом юноши Абдрахмана.
— Куда, старик? — остановил его у входа солдат.
— Писарь велел. Говорил, что начальник зовёт, — сказал Ахтамьян.
— Я звал старика, ваш благородье. Я звал! — радостно подтвердил Бухаир. Не ожидая разрешения поручика, он сам обратился к кузнецу: — Ахтамьян-бабай, если бы ты Салавата встретил, что бы ты сделал?
— Аллах дал бы силу слабой руке старика. Аллах указал бы, что делать, — ответил кузнец. — Я Салавата всегда ношу в сердце! Друга не видишь — можно о нём не думать, а враг неотмщенный всегда с тобой. Кровь Абдрахмана скулит у меня в ушах день и ночь…
— Господин благородье поручик, вот тот старик, у которого Салават убил сына, — сказал Бухаир с торжеством.
— Сына убил? — спросил офицер старика.
— Один сын был, — ответил старик. — Красивый был мальчик, правду любил, смелый был: с одним ножом ходил на медведя… Коран читал в четырнадцать лет…
Услышав голос проклявшего его кузнеца, Салават в первый раз поднял веки. Глаза их встретились.
— Вот тебе Салаватка, бабай. Признаешь? — спросил офицер.
— Бельмей, — ответил старик.
— Отвечай что надо. Узнал Салавата? — спросил Бухаир.
— Аллах поможет ответить что надо, — сказал Ахтамьян. И, глядя на него, Салават увидал в лице старика напряжение всего существа. Старик побелел, шагнул ближе, пристально уставился на лицо Салавата, потом опустил глаза и молчал.
— Бу Салават-ма? — нетерпеливо повторил Бухаир.
Ахтамьян глотнул воздуха, словно он задыхался, и громко, неожиданно молодо, твёрдо сказал:
— Не знаю этого человека. Это не Салават.
— Ума ты лишился?! О смерти сына забыл?! Сына предал ты, старый кабан, и на могилу его нагадил! Аллах тебя не простит! — закричал Бухаир.
— Аллах видит все. Ты обманщик. Здесь нет Салавата! — ещё твёрже сказал старик.
Бухаир схватил его за ворот и в злобе начал трясти.
— Признавай! Признавай! Признавай Салаватку!.. — исступлённо твердил Бухаир.
— Убрать старика! — скомандовал офицер. Он сам, распалённый гневом, схватил писаря, встряхнул его и стал колотить головой об стену. — Ты так?! Пятьсот рублей тебе?! Деньги не малы пятьсот рублей! Пятьсот рублей — деньги! Я за пятьсот рублей сам!.. Старшиной хочешь быть?! Старшиной?! Старшиной, пёс поганый?!
— Господин офицер… Господин офицер, благородье! Вели старика пытать… Все врут, воры… Я правду сказал… — бормотал Бухаир.
— Ты мне нарочно другого подсунул! По ложному следу солдат повёл, идол! Ты хотел Салаватке дать время подальше бежать?! — кричал поручик.
— Вели бить плетьми старика, уши резать! — твердил Бухаир.
— Самому тебе уши срежу! Признавайся сейчас, зачем меня обманул! Палача сюда, живо! — распорядился поручик.
Бухаир упал на колени.
— Господин благородье, послушай. Всю правду скажу. Я солдат посылал к нему в дом. Он думал — жена пустила солдат. Он кинжалом ударил мою сестру… Она в моём доме лежит. Вели сюда принести её. Пусть она скажет сама… Как увидит его, так заплачет и скажет…
— Жива! Амина! Жива?! Я её не убил?! — в радостном возбуждении вскричал Салават, вскочив со скамьи.
Бухаир отпрянул от Салавата.
Писарь и офицер оба остолбенело, непонимающе поглядели друг другу в глаза, и вдруг Бухаир разразился злобным и торжествующим смехом и вытянул палец, указывая в лицо Салавата и пятясь к дверям.
— Сам выдал себя, Салаватка! Сам сказал! Сам сказал!.. — вопил Бухаир в радостном исступлении.
Солдат в это время ввёл связанного Мурата, брата Гульбазир. Мальчик глядел бесстрашно и гордо.
Офицер, не поняв произнесённых по-башкирски слов Салавата, ещё не вполне убедился в том, что Бухаир оказался прав. Он хотел достоверного подтверждения и накинулся на Мурата.
— Признаешь Салавата, мальчишка?! — спросил он.
Мурат презрительно вздёрнул голову и отвернулся.
В то же время вошёл вызванный офицером палач.
— Звали, ваше благородье? — спросил он.
— Возьми мальчишку пытать, — приказал поручик. Салават ожидал, что станут пытать его самого, что станут пытать Бухаира. При этом нашёл бы он радость и в самых муках. Но он не мог им позволить пытать отважного юношу, брата красивой и любящей Гульбазир.
— Стой, поручик! Не надо пытать. Я сам скажу тебе. Ты ищешь царского бригадира. Я бригадир Салават, — твёрдо сказал он.
Офицер повернулся к солдатам, словно в боязни, что признание может рассеяться, что все окажется сном.
— Колодки! — выкрикнул он визгливым и тонким голосом.
Солдат распахнул дверь и выскочил в сени. Там слышался громкий голос, какие-то препирательства.
— Что там, Седельников? — громко спросил поручик.
— Мать Салаватки рвётся. Пустите-де, слышала — сына её изловили.
— Впусти, — приказал офицер, в жажде нового, последнего подтверждения.
Высокая женщина, по обычаю прикрывая лицо платком, вошла в избу. Салават взглянул на неё. Слишком тонок и прям был её стан — это была не мать. Салават замер. Крик удивления застыл у него в горле… Женщина шагнула не к Салавату, а к Бухаиру. Писарь попятился от неё, трусливо прижался к стене, и никто не успел понять, что случилось, когда Бухаир с глухим стоном сел на пол, свалился на бок и захрипел.
