Трагедия русского офицерства - Волков Сергей Юрьевич (читать книги бесплатно .txt) 📗
Особенно тяжело стало их положение после 1934 г… когда тысячи бывших офицеров и их семей были высланы из крупных городов в отдаленные районы, где влачили нищенское существование, некоторые разлучены с семьями. Во время «большого террора» было расстреляно и большинство бывших офицеров, ранее уже проведших по нескольку лет в лагерях (через советские тюрьма и лагеря к этому времени прошло абсолютное большинство оставшихся в СССР офицеров). В ходе репрессий конца 30-х годов (как известно, затронувших всех командующих военными округами и армиями, 70 % командиров корпусов и дивизий и 50 % командиров полков, а всего было устранено более 30 тыс. командиров [1316]) были истреблены и последние бывшие офицеры, занимавшие видные посты в армии, так что к началу войны в рядах армии оставалось лишь несколько сот бывших офицеров (некоторые из них продолжали занимать важные посты вплоть до командующих фронтами). После войны преследования бывших офицеров именно как бывших офицеров прекратились, но репрессии обрушились на тех офицеров, кот были выданы Сталину союзниками из состава антибольшевистских формирований и возвращенцев, добровольно прибывших из эмиграции. Многие из них сразу же были отправлены в лагеря, а остальные расселены в Средней Азии и других подобных местностях [1317]. С конца 50-х годов, когда вернулись из лагерей оставшиеся в живых последние офицеры, понятия «бывший офицер» в том значении, в котором оно употреблялось до войны, более не существовало. Детям бывших офицеров до войны было еще труднее, чем детям прочей старой интеллигенции поступить в вузы, тем более военные. Удавалось это главным образом тем, чьи отцы служили в РККА, но начиная с военных лет эти ограничения практически перестали действовать. Дети практически всех бывших офицеров, сохранивших положение в армии к началу войны, наследовали военную профессию.
Отношение к бывшим офицерам лучше всего прослеживается по публикациям в военной печати, обзор «Красной Звезды» за 50 лет дает об этом очень наглядное представление. Вообще, в публицистике, литературе и искусстве оно оставалось резко враждебным до 40-х годов, и в произведениях того времени офицеры изображались обычно в самых мрачных красках. Заметки к памятным датам русской военной истории почти не встречаются. Появляются они (посвященные Кутузову, Жуковскому, и другим видным деятелям) с 1937–1938 гг. и умножаются, естественно, в годы войны, особенно с 1943 г., когда с 21. 10 по 3. 11 появились четыре больших статьи под общим названием «Традиции русского офицерства» почти апологетического толка. (Эти публикации, собственно, были пиком доброжелательности к русским офицерам, позже такое не встречалось.) В 1943–1945 гг. появлялись не только заметки, но не менее 8 больших статей по случаю юбилеев военных деятелей. То же продолжалось до начала 50-х годов, но касалось только отдаленного прошлого (не позже русско-турецкой войны 1877–1878 гг.).
Однако обычному живому человеку быть офицерам русской армии с идеологической точки зрения считалось предосудительным еще долгие годы после прекращения массовых преследований бывших офицеров. В публикациях даже 50-х годов невозможно встретить упоминание, что тот или иной советский военачальник был офицерам до революции. При упоминании о службе бывших офицеров в Красной армии характеристика им давалась самая отрицательная (что относится и к мемуарам военных деятелей, т. к. большинство уцелевших к этому времени офицерами не было; Буденный, в частности, весьма плохо отзывался о Тухачевском, Лебедеве, Шорине, Миронове и других сослуживцах из бывших офицеров). Поскольку дело касалось идеологии, тенденция носила обязательный характер, и даже те авторы, которые впоследствии писали о 75 %-й доле бывших офицеров в красном комсоставе, тогда говорили лишь об «одиночках», «присоединившихся к рабочему классу». С самого конца 50-х упоминать об офицерах в Красной армии стало можно, но обычно муссировался десяток наиболее известных имен; наиболее «полный» список включал 84 фамилии [1318]. С 60-х годов охотно писалось об участии бывших офицеров в революции и службе их в Красной армии, что было связано с общей тенденцией тех времен представить дело так, что интеллигенция с одобрением приняла революцию и преданно служила советской власти. Кроме того, эта тенденция получила мощную подпитку в связи с реабилитацией уничтоженных в 30-х советских военачальников, которым теперь практически всем в связи с юбилеями посвящались большие статьи. В общей сложности в эти годы в «Красной Звезде» имело место более 40 видных публикаций, так или иначе касающихся лиц, носивших до революции офицерские погоны. В 70-х годах благожелательные отзывы о русских офицерах стали обычными, но допускались только в трех аспектах. Во-первых, в связи с научной и культурной деятельностью конкретных лиц не возбранялось упоминать о наличии у них до революции офицерских чинов. Во-вторых, в связи со службой в Красной армии. В-третьих, как и раньше, допускались благожелательное отношение к офицерам более отдаленных периодов истории. Столетний юбилей освобождения Болгарии, а равно и 500 лет Куликовской битвы послужили дополнительным фоном к оживившемуся в это время интересу к некоторым внешним чертам русской армии (помимо порожденных юбилеями череды статей, заметок и художественных произведений, в эти годы на парадной форме появились аксельбанты, было введено звание «прапорщик» — хотя и для обозначения совершенно другого явления, но, как подчеркивалось, взятое «из традиций русской армии», на военных концертах стали звучать старые солдатские песни, а также песня об «офицерских династиях», и т. п.). Что касается белых офицеров, то долгие годы единственным широко известным произведением, содержавшим их положительные образы, были булгаковские «Дни Турбиных». В 70-е годы, помимо издания булгаковской же «Белой гвардии», появились два телесериала, один из которых («Адъютант Его превосходительства») был совершенно необычен по число положительных образов белых офицеров при минимальном числе отрицательных, а в другом (новая версия «Хождений по мукам») вполне симпатично показаны белые вожди и картины «Ледяного похода», что, помимо воли авторов, работало на изменение привычного стереотипа.
Заключение
Попробуем теперь дать представления о судьбах русского офицерства в обобщенном виде. Некоторые сведения имеются по отдельным категориям офицеров. Например, по данным комиссии Стахевича, изучившего судьбы 1859 морских офицеров, погибли в белых армиях и были расстреляны большевиками 536 ч, эмигрировали 908 и остались в России 415. Однако по более полным сведениям из 5,5 тыс. офицеров флота эмигрировало более 2 тыс., а из остальных 3,5 тыс. более половины погибли и расстреляны (около 2 тыс.), до 30 % служили в красном флоте, а остальные — на гражданской службе [1319]. То есть в Совдепии осталось не более 20 % от менее, чем 3,5 тыс. чел. или 700 чел. из общего числа 5,5 тысяч.
В советской печати единственная попытка оценить приблизительно судьбы офицерства была сделана А. Г. Кавтарадзе, который считал, что до 30 % служило в Красной, до 40 % в белых и 30 % «перешла на гражданское положение и рассеялась по всей территории Российской империи, пропала без вести, дезертировала из Красной и белой армий, эмигрировала, погибла и т. д.». Он исходит из 250 тыс. общей численности офицерства (заниженной почти на 25 тыс.) при 75 тыс. в Красной армии (цифра несколько завышенная и к тому же включающая около 15 тыс. бывших белых) и 100 тыс. в белых, в т. ч. 30 у Колчака и 50 у Деникина со ссылкой на Спирина (что сильно занижено, т. к. только в Крыму на последнем этапе борьбы находилось 50 тыс. офицеров) [1320].
1316
1316 — См.: Некрич А. 22июня 1941 г.; Верт А. Россия в войне.
1317
1317 — Мейснер Д. И. Миражи и действительность. М., 1966, с. 257.
1318
1318 — См.: Федюкин С. А. Великий Октябрь и интеллигенция.
1319
1319 — Доценко В. Д. Эхо минувшего, с. 5.
1320
1320 — Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты, с. 170, 177.