Иудей - Наживин Иван Федорович (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— Завтра. А что?

— Я хочу послать приказ Птоломею купить дворец Иоахима…

— Ну что же… И прекрасно!..

Береника потемнела. Она надеялась, что Тит ей скажет с удивлением: «На что тебе дворец Иоахима, когда у нас есть Палатин?» Но он этого не сказал. И опять она почувствовала, что она не Августа, а пленница, и что уже то хорошо, что она не пойдёт за колесницей триумфатора…

— А интересно, с кем это сговаривался Иоахим? — сказал Тит.

— Ну, мало ли в Риме всяких искателей приключений! — усмехнулся Тиверий.

Береника, ссылаясь на головную боль, ушла. И долго-долго проплакала в эту звёздную ночь гордая иудейская царевна…

LXXII. КОМУ ЧТО…

Веспасиан принимал сенаторов для обычного утреннего salutatio. Он милостиво здоровался с patres conscripti [89] и двумя-тремя фразами говорил им о своём благоволении. И вдруг сзади него раздалось весёлое:

— А вот и я, батюшка!..

Он обернулся — перед ним был сияющий Тит.

И старик сразу понял, что слухи о замыслах сына были вздор, что Тит умнее, чем он думал, и что Береника — побеждена. Веспасиан знал, что она толкала сына на опасный шаг. И он сердечно обнял сына-победителя — не только иудеев, но и женщины.

— Это хорошо, что ты приехал, — сказал он просто. — Пора уж отпраздновать твой триумф. А то народ поостынет.

— Не мой, батюшка, а наш, — поправил Тит. — Я только докончил то, что так разумно было начато тобой.

— Ну, спасибо, спасибо, — сказал ласково Веспасиан. — Молодец!.. Распорядись там, чтобы не медлили.

Настал и заветный день. Ещё ночью легионы выстроились в боевом порядке у храма Изиды на Марсовом поле, недалеко от Villa Publica, где в эту ночь отдыхал император с сыновьями. Утром — оно выдалось яркое и радостное — Веспасиан и Тит в лавровых венках и в пурпурном торжественном одеянии направились во главе блестящей свиты к Портику Октавии, построенному Августом. Там ждал их белый сенат в полном составе, высшие сановники империи и всадники. Среди последних самодовольно сияла розовая мордочка нового всадника Иосифа Флавия. Перед портиком была выстроена трибуна, на которой стояли два кресла из слоновой кости. И как только Веспасиан с Титом опустились в эти кресла, загремело громовое приветствие легионов:

— A-a-a… ppp… a-a-а…

Веспасиан, встав, подал знак молчать. Потом покрыл он свою тяжёлую седую голову краем тоги, как того требовал для молитвы древний обычай, а затем, ненавидя пресловутое красноречие, болтовню, из всех сил, сказал только несколько приятных слов калигатусам. И закончил:

— А после шествия, товарищи, пировать…

И среди несметных толп народа медлительно протекло пышное и пёстрое шествие. На бесчисленных колесницах везли произведения искусства из завоёванных стран, предметы роскоши, всякие диковинки, картины войны в её наиболее яркие момент, золотой жертвенник из храма иерусалимского, священную Тору и золотой семисвечник…

Иосиф Флавий в белой тоге с узкой пурпурной каймой обстоятельно объяснял всадникам значение этих вещей.

— Семь лампад светильника обозначают семь планет, — говорил он, щеголяя светскими манерами. — А двенадцать хлебов на этом золотом жертвеннике — зодиак и год. Курильница наполнялась тринадцатью разными курениями, взятыми из моря, необитаемых пустынь и земли обитаемой. Она указывает на то, что все исходит от Бога и все Ему принадлежит…

Затем шли толпы пленников, а впереди их в рубище угрюмый Симон бен-Гиора.

И наконец, за колесницей Победы — статуя была из слоновой кости и золота — в блещущей колеснице стоя ехали Веспасиан и Тит. Домициан на красивом жеребце гарцевал сбоку и все смотрел, достаточно ли любуются им римские красавицы, и намечал, каких он мог бы ещё изнасиловать…

И когда в торжественной медленности среди рёва толп проходило шествие мимо дворца Иоахима, Тит поднял глаза: на балконе стояла, одна, Береника. Лицо её было бледно, в душе была смута, но она не обнаружила её ничем, и, когда колесница триумфаторов приблизилась, она осыпала свежими розами тех, которые только что раздавили её народ, а может быть, раздавят скоро и её…

Народ ревел. Веспасиан ворчал сквозь зубы:

— Целый день потеряли на весь этот вздор… И в моем возрасте… Это нестерпимо глупо…

Тит едва сдерживал на эту воркотню улыбку… Шествие медленно докатилось до храма Юпитера Капитолийского. Вокруг на зданиях и храмах ещё виднелись следы копоти от недавнего позора. Здесь, по древнему обычаю, нужно было подождать, пока гонец донесёт о смерти вражеского вождя, то есть Симона бен-Гиоры. На него накинули верёвку, и стража, подгоняя плетьми, потащила его в тюрьму Carcer Maternius, которая возвышалась над форумом. Его убили и бросили труп с Тарпейской скалы. Гонец примчался к храму Юпитера и громко возвестил:

— Вождь врагов наших казнён!

Со всех сторон полетели восторженные крики…

LXXIII. РАННИМ УТРОМ…

Береники на пиру не было: она сказалась больной. Да она и была больна — если не телом, так душой. Она не спала всю ночь. Во дворце Иоахима все было оставлено так, как было тогда, во время брачного пира Язона… Томимая тоской нестерпимой, рано поутру, на свету, она вышла из дворца и розовым от зари, ещё спящим городом пошла куда глаза глядят. И вдруг увидала она себя в прекрасных Салюстиевых садах, неподалёку от мавзолея Домициев, где спал последним сном Нерон, Зверь…

Сзади неё послышались вдруг лёгкие, женские шаги. Она торопливо спустила покрывало и отступила за чёрные кипарисы: она не хотела, чтобы кто-нибудь увидал её тут. Ещё минута, и она увидела маленькую женскую фигурку. Она сразу узнала её: то была Актэ, которую она не раз встречала во дворце. В руках Актэ были дивные розы… Она подошла к пышному мавзолею и росистыми розами украсила урну из красного мрамора, прижалась к ней, точно в молитве, своим белым лбом и долго стояла так… А потом оторвалась, постояла и, потупив голову, тихо скрылась в садах…

«Но неужели же она любила так… и даже теперь любит… это чудовище?» — с недоумением спросила себя Береника.

Ответ дали ей свежие, росистые, благоухающие розы вокруг красной урны…

И она не могла отвязаться от видения этой маленькой женщины со своими розами на утренней заре в пустынных садах… Ничего не замечая, она снова медленно вернулась во дворец — там уже началась тревога о ней — и, все томясь захолодавшей душой, пошла роскошными покоями дворца, стараясь вызвать милую тень такою, какою она тут жила… И вдруг в глаза ей бросилась знакомая статуэтка: эта была та Венера Победительница, которую она подарила Язону на другой день его свадьбы… И на подставке угловатыми греческими буквами так же стояло горделивое: «Ксебантурула сделал».

Забыл Язон её тут или оставил умышленно?

И то, и другое было одинаково больно…

Нежданные-непрошеные поднялись в груди колючие рыдания, и красавица обняла прекрасными руками своими статуэтку и, прижавшись к ней лбом, горько-горько заплакала…