Пархоменко (Роман) - Иванов Всеволод (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
— Ока, друг! Какое тут беспокойство?
— А такое беспокойство, что ты снялся, вижу, целой дивизией, а на тебя там девять полков пехоты идут. Прорыв образуют!
— Прорыв образуем мы у них, а не они у нас.
И громадный плечистый всадник, стянутый желтыми ремнями, размахивая кривой саблей, захохотал:
— Они идут на восток, а мы им ударим в тыл, с запада. Огибай, Ока, пруд слева, а я обогну его справа. До свиданья!
Пархоменко рысью повел свою 14-ю вокруг пруда в долину.
Начало накрапывать. Туч много, и темные они: сулят ливень.
— Что ж, значит с атакой надо торопиться, — сказал он, разглядывая пруд, на котором по-прежнему качался легкий плотик, сколоченный из плах. Ребятишки, наверное, плавали… где-то они… все сожжено… — Быстрей, быстрей, товарищи!..
За прудом, по холмикам, раскинулся большой вишневый сад, спускавшийся в долину. С холмиков дивизия увидала все огромное пространство долины. В глубине долины, по-прежнему двигаясь на восток, шла белопольская пехота. Арьергарды ее, прикрываясь бронемашинами, вели перестрелку с приближающимися бригадами Городовикова. К этим бригадам, по всей видимости настроенным очень нервно, скакала дивизия Корницкого.
— Картина! — сказал Пархоменко, разглядывая в бинокль движение конницы. — Сначала мы им намереваемся ударить в тыл, а затем они нам…
Подскочил комбриг-3 Моисеев, белоусый, с большими золотистыми глазами шахтер. Пархоменко очень ценил его и всегда прислушивался к его мнению. И теперь он повернул к нему взволнованное лицо:
— В чем дело, товарищ Моисеев?
— Товарищ начдив! Вверенной мне третьей бригаде прикажете начать атаку?
— Хм. А чего я жду, как ты думаешь?
— Меня, — улыбаясь веселой и несколько балованной улыбкой, ответил красавец-шахтер.
— Нет, не тебя, — хмуро сказал Пархоменко. — Я жду, когда наши броневики пройдут краем сада и встанут во фланге кавалерии Корницкого. Вернись и стой на своем чистеньком месте, Моисеев.
— Разрешите доложить, — продолжал нетерпеливый комбриг, вздрагивая от жажды боя и обшлагом рукава вытирая сухие губы, — что Городовиков опередит нас и ударит своей бригадой на Корницкого. Городовикову надо выручать свои зарвавшиеся бригады!
— А ты вглядись. Паны увидали нас с тобой.
И действительно, кавалерия Корницкого, двигавшаяся было за бригадами Городовикова, внезапно остановилась, перестроилась и повернула к западу, навстречу Пархоменко. Корницкий, по-видимому, не желал, во-первых, чтобы его били в тыл, а, во-вторых, узнав, что на него идет Пархоменко, желал атакой своей задержать его дивизию, с тем чтобы девять полков белопольской пехоты могли свершить прорыв, заняв позиции, оставленные конниками Пархоменко. Пархоменко, как ему казалось, понял соображения Корницкого; также понял их и побледневший комбриг Моисеев.
— Картина, — сказал сквозь зубы Пархоменко. — На вторую бригаду хотят обрушить удар?
— На вторую, — сказал, отъезжая, Моисеев.
— Не нравится мне, как стоит вторая. Моя бригада, а не нравится.
Белопольские кавалеристы стремительно мчались прямо на 2-ю. Видно было, что белополяки имеют великолепный конский состав, хорошо вооружены и снабжены пиками.
Вторая стояла недвижно, полувытянув шашки. Напряжение невольно заставляло кавалеристов приподниматься на стременах.
— Чересчур что-то они вытянулись к панам, — сказал Пархоменко, передавая бинокль Фоме Бондарю. — Ну, не нравится мне это! Что они вытянулись, как невеста на свадьбе? А, Бондарь?
— Согласен, — ответил Бондарь. — Прикажете мне поехать к ним?
— Обожди.
Белопольские всадники, хотя мчались на русских отчаянным галопом, чувствовали себя, однако, не совсем хорошо. Крупные и мелкие шляхтичи, торговцы и сыновья торговцев, шинкари, ресторанщики, владельцы и пайщики заводских и фабричных предприятий, домовладельцы и хозяева сапожных, слесарных, часовых и других мастерских, просто бездельники, шатавшиеся по краковским и варшавским улицам, украшенные золотыми и серебряными галунами, обвешанные медалями, которые они получили невесть за что, но только не за военные подвиги, — спали эту ночь плохо. Они верили и не верили в слабость советской конницы. Верили потому, что им хотелось и нужно было верить, а не верили потому, что те, кто прививал им эту веру, сами не внушали никакого доверия. И в эти минуты полного неверия им чудилось, что, прежде чем они двинут своего коня с места, их отрубленные казацкой саблей головы упадут, мягко стукнув о мокрую землю! Холодный пот выступал на шее. Они требовали водки. Им ее выдавали. И сейчас, скача на всадников Конной, белополяки были сильно пьяны.
И они атаковывали 2-ю бригаду стремительно, с дикими криками, пьяными голосами, внушая ужас и себе и другим.
— Э-эх, орут! Никогда такого рева не слышал. Ну, дрогнут мои хлопцы, честное слово, дрогнут, — сказал Пархоменко. — Пожалуй, верно, попридержать их надо, Фома. Пойдем-ка к второй!
Тем временем 2-я бригада, опешив, опустила клинки…
И повернула было коней…
— Моисеев, чего смотришь? Броневики подошли. В атаку пора. Третья, вперед — и получше! — подскакивая к 3-й, крикнул Пархоменко.
Третья выхватила шашки и рванула с места. И тотчас же все вокруг загремело, загрохотало, завопило. Пархоменко не то чтобы услышал это движение бригады, — он почувствовал его всем телом. На галопе, вытянув голову вперед, глядя на панов зоркими и острыми глазами, видя и разбираясь здраво во всем свершавшемся, он вместе с тем ощущал какой-то необыкновенный подъем, какое-то странное и прозрачное чувство, будто и он и все его окружающие бойцы глядели куда-то далеко в будущее.
— За Ленина! За партию! За землю! За советский народ! — кричал он. — Вперед!
— Ура-а-а!.. — нескончаемо охватывая его с боков, сверху, гремело и звенело вокруг. — За Ленина, ура-а!..
И сквозь крики, топот, звон он слышал молодой и задорный голос комбрига Моисеева:
— Товарищ Пархоменко! Почему вы впереди комбрига скачете?!
— После боя ори! — смеясь во весь рот, отвечал Пархоменко. — После боя считайся, кто был впереди, Моисеев.
На всем скаку оборачиваясь назад, крикнул:
— Смотри! Ты пример показал. Вторая-то… не побежала… стоит…
— Постоит и пойдет вперед.
Высоко подняв саблю, Пархоменко закричал мощным голосом, который сразу заглушил панскую команду, раздававшуюся на французско-польско-английском языке:
— Покажем пример, товарищи! Рубить панов до гроба!..
И тут-то панские кавалеристы разглядели то, что они боялись разглядеть. Они рассчитывали увидеть задыхающихся от слабости, изнуренных лошадей и еще более изнуренных, оборванных и бородатых «мужиков», бессмысленно размахивающих дубинами и казачьими пиками. Однако все оказалось по-другому. Не было ни пик, ни дубин, а было перед ними — стройное войско, великолепное, сгруппированное, воодушевленное, мчащееся — неуклонно и неустрашимо — по тому направлению, которое им указывали их командиры. Этот стройный порядок навел на врага ужас. Приказчики, купцы, коммивояжеры, помещики, кулаки, приехавшие из своих имений, магазинов, хуторов Польши, Франции или Америки, долго обучавшиеся военным эволюциям у английских, американских и французских инструкторов, замерли, — и «виват» застыло у них на губах.
— Ура-а-а!
— Ура-а-а!..
— Слышишь! — крикнул Пархоменко Моисееву. — Это уже вторая за нами двинулась.
Вторая бригада действительно остановилась, пришла в себя.
И вот она повернула коней.
И вот — двинулась на панов!
— Я ж сказал, наши ребята не любят отступать! — проговорил сам себе Пархоменко, ударяя на всем скаку саблей по голове нарядного и громко кричащего команду польского офицера. — Я второй верю! Она добьется своего.
— Совсем плохо отступает вторая! — сказал он, рубя наискось другого офицера, который устремил было на него свой длинный и тонкий палаш. — А куда второй отступать? — крикнул он, проткнув грудь и топча конем третьего офицера, наскочившего на него. — Куда нам отступать, товарищи? К буржуазной власти? Не видали мы такой дряни?
