Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций (книги без сокращений .TXT) 📗
В замке как раз происходило заседание суда, когда доложили Доливчику, что король требует его немедленно к себе.
Такое приказание произвело магическое впечатление. Оно означало, что все надо немедленно оставить; он отложил дело, которое начал было разбирать, отпустил тяжущиеся стороны и поспешил в комнаты короля, который его встретил со следующими словами:
– Дело, которое предстоит к решению, касается моей чести, а вместе с тем чести королевства и короны! Лично сам я не решаюсь быть судьей в деле, в котором являюсь также заинтересованной стороной, но я должен!..
Глаза Казимира грозно сверкнули.
– Скажи мне, – продолжал он, – какое наказание заслуживает лжец и клеветник, который посягнул на честь и спокойствие своего повелителя, который хвастается…
Казимир не мог докончить, до того он был взволнован.
Судья стоял нахмуренный, внимательно слушая. Видя, что король не кончает, он проговорил сухим, авторитетным тоном:
– Оскорбление величества хотя бы только на словах, а не на деле – это оскорбление Господа Бога, так как король помазанник Божий, и всякий монарх является Его наместником на земле. Оно должно быть наказуемо смертью!
– Этого мало! – крикнул король, ударяя кулаком о стол.
– Род казни может назначить сам король, сообразно со степенью преступления, – продолжал судья Николай.
– Нельзя совершить более тяжкое преступление, чем этот негодяй! –произнес Казимир. – Я осыпал его милостями и неоднократно прощал его. Я его помиловал даже, когда он совершил убийство.
– Вероятно, Мацек Боркович? – шепотом спросил судья.
– Не хочу осквернять свои уста этим постыдным именем! – громко проговорил Казимир.
Наступило краткое молчание. Судья, устремив глаза на пол, раздумывал, что ему ответить.
Король, не дождавшись его ответа, продолжал:
– Знайте, что он не только изменник, в чем я долго сомневался, но…
Позорной клеветой он оскорбил честь королевы! Она сама со слезами на глазах пришла ко мне с жалобой на него… Я ей верю, вина его очевидна, оправдания для него нет.
Судья, наконец, проговорил:
– Повесить его – это мало. Палач под позорным столбом должен вырвать ему лживый язык и казнить его так, как за святотатство и за отцеубийство… Это самое страшное наказание…
Король вздрогнул и задумался. Гнев его начал постепенно уменьшаться, уступая место присущей ему врожденной доброте.
– Я хотел успокоить свою совесть и обратился к вам за разъяснением, –проговорил он. – Я знаю, что простить его невозможно, он должен погибнуть… В назидание другим.
– Он должен быть наказан, как отцеубийца, – повторил судья. –Завязанный в мешке вместе со змеей и кошкой…
Казимир не дал ему окончить, сделав знак рукой, что не желает больше слушать. Казалось, что у короля явилась какая-то идея, и он отпустил судью, сказав ему на прощанье:
– Благодарю вас. Я требую от вас молчания и сохранения в секрете обо всем слышанном от меня. Я не желаю, чтобы преступник, заблаговременно предупрежденный об ожидающем его наказании, скрылся и нашел убежище у своих бранденбургских друзей или у моих недругов крестоносцев.
Не успел судья закрыть за собою дверь, как король быстро приблизился к другой двери и громким голосом позвал Кохана, уверенный, что последний находится где-нибудь по близости.
Рава немедленно явился. Казимир несколько раз молча прошелся по комнате, как бы собираясь с мыслями и, наконец, остановившись перед Коханом, сказал:
– Мацек Боркович осужден мною на смерть. Этот клеветник осмелился хвастаться любовью королевы, украденным у нее перстнем, старался проникнуть в ее спальню.
Взгляд, брошенный Казимиром на Кохана, который лицом и движениями старался показать, что все это ему уже известно, заставило его прервать свою речь, и он проговорил:
– Расскажи!
– Давно уже следовало этого негодяя убить, – произнес Кохан. – Он заслужил самое строгое наказание… Но ваше милосердие…
– Я буду безжалостен, строг и жесток! – воскликнул король. – Ты знаешь обо всем?
– Я многое знал, а об остальном догадался, – ответил Рава.
– И ты молчал? – спросил Казимир возмущенный.
– Я ждал подходящего момента.
Казимир окинул своего фаворита подозрительным взглядом и вдруг произнес:
– Помнишь ли ты Баричку? Ты был палачом по собственному усмотрению… Я тебя не наказал за его смерть, которой я не желал… Я молча простил тебя и спас тебе жизнь… Помнишь ли ты об этом? Теперь настал твой черед понести за это наказание!
Кохан с удивлением посмотрел на короля. Он не мог найти связи между совершенным им убийством Барички и проступком Мацека.
Казимир после некоторого размышления продолжал:
– В наказание за то, что самовольно расправился с ксендзом я назначаю тебя палачом над Борковичем. Я тебе предоставляю полную свободу… Повесь его, разрежь его на куски… Сделай с ним, что хочешь… Это уж твое дело… Но не смей мне показываться на глаза, пока он находится в живых… Ты должен его стереть с лица земли.
Кохан, не ожидавший подобного поручения, стоял, как окаменелый. Приказание было дано категорическое, неотменимое и нельзя было от него отказываться. С одной стороны он был даже польщен, что король оказывает ему такое доверие, с другой он находил, что исполнение полученного им приказания крайне тяжело и неприятно. Он знал, что осужденный – человек сильный, хитрый, ловкий и дешево не отдаст своей жизни. Исполняя миссию короля он должен был поставить свою собственную жизнь на карту.
Воспоминание же о Баричке, о котором король так долго молчал, было ему крайне неприятно, так как он видел, что Казимир не забыл его вины.
Кохан уныло повесил голову.
– Ты слышал? – повторил король. – Собирайся в дорогу. Торопись, чтобы он не убежал… Если скроется, беги за ним… Он должен погибнуть. Как доказательство его смерти ты мне представишь перстень, похищенный им у королевы… Никому ничего не говори, поезжай и не заставь меня долго ждать исполнения данного тебе приказания.
Рава хотел что-то сказать, но, взглянув на короля, не осмелился и, молча поклонившись, удалился.
В замке свита короля все еще не знала, чем был вызван его гнев. Разговор с судьей, вслед за этим вызов Кохана, приготовление последнего к дороге, распоряжение данное Казимиром канцлеру о приготовлении законного акта на имя Кохана Равы о содействии ему властей – все это в высшей степени возбудило любопытство придворных.
Королева тотчас после ухода Казимира заперлась в своей комнате и плакала. Всех охватил страх перед неизвестным страшным происшествием. Хотя никто еще на себе не почувствовал последствий гнева Казимира, однако, все окружавшие его дрожали, зная до чего он может дойти в таком состоянии.
По прошествии часа Вержинек уже знал о случившемся при дворе; весть об этом дошла и до Сухвилька, который поспешил к королю, зная, что в серьезных делах Казимир любит прибегать к его советам.
Когда Сухвильк прибыл к королю, первый пыл его гнева теперь уже прошел, но подобно тому как после вдыхания дыма остается чувство горечи, так и в сердце Казимира осталась боль и обида. Сдерживая себя и стараясь быть спокойным, он рассказал обо всем ксендзу Яну, а также о том, что приговорил Мацека к смертной казни.
Ксендз Сухвильк не посмел вступиться за виноватого.
– Негодяй заслуживает смерть, – произнес он, – но вы, ваша милость, наказывая его, поможете широкому распространению слухов о том, что должно быть покрыто мраком неизвестности…
– Кто же посмеет сказать что-нибудь после приведения в исполнение приговора? – возразил король.
Ксендз Сухвильк ничего не ответил. Король от волнения не мог усидеть на месте и все время ходил по комнате.
– Вы видите перед вашими глазами пример того, что такое рыцарство, и каковы наши дворяне, которые должны быть оплотом моего трона, – с горечью проговорил король. – Мне ставят в вину, как преступление, что люблю мужиков, забочусь о евреях, защищаю мещан! Но, Боже мой, ведь я так поступаю, потому что эти униженные, преследуемые, оскорбленные питают ко мне любовь, а те, которых я осыпал своими благодеяниями и милостями, платят мне черной неблагодарностью и изменой! Да, я этого не скрываю, я хочу поднять одних, а других подтянуть… Это справедливо и Бог меня за это не осудит.
