Словарь Ламприера - Норфолк Лоуренс (библиотека книг .TXT) 📗
Случайность и точный расчет. Первая преследовала его по пятам, от второго он терялся. Темнота подвала наполнилась призраками, каждый из которых рассказывал Назиму свою историю на собственном языке. А за всем этим тихонько звучал странный игривый выговор Карин, лаская его слух и помогая ему успокоиться, хоть немного прийти в себя. Нет, еще совсем не все сделано. Девятка, которую он должен был разыскать, теперь стала восьмеркой. Они сами вступили в заговор против одного из своих в ту ночь, когда по улицам бежали потоки от проливного дождя и две женщины в голубых платьях беседовали у своего жалкого очага о девушке по имени Розали и о «шутке», которую намеревались сыграть с Ламприером. А три месяца спустя он уже был мертв, лежал с перерезанным горлом в комнате в переулке Синего якоря, «Ламприер» Бахадура и собственный Ламприер Назима: эта загадочная личность замыкала собой незримый треугольник. Теперь, со смертью Ламприера, треугольник был разорван, и Назиму стало немного легче — в нем ослабилась какая-то ниточка, привязывавшая его к данной ему задаче: «Найди их, — сказал наваб и добавил со странным нервным смехом: — Убей их».
Ламприер являлся к нему таинственным гостем; гость этот скитался по тропам его раздумий, то и дело теряясь из виду и снова возникая неясным силуэтом на горизонте, приходя всякий раз неожиданно и без предупреждения — словно стая птиц, кружившая над головой, внезапно превращаясь в стремительное облако. Снова некий расчет. Но Назим ощущал, что каждая из этих тысяч птиц летит сама по своей собственной, неповторимой траектории, каждая движется сама по себе: в центре облака — быстрее, по краям — медленнее, у каждой своя орбита, одни летят по большим дугам, другие — по меньшим, и все эти движения случайны. Облако представляло собой в действительности одну огромную случайность, и Назим был в самой гуще птичьей стаи, двигаясь, как все они, и не понимая, в каком направлении происходит это движение. И облако летело естественным образом к своей заданной цели, двигаясь по дуге собственной орбиты; и сама эта орбита была подвержена влияниям других, больших или малых кругов и сфер. Случайность и расчет.,
Назим перевернулся с боку на бок и почувствовал, как что-то твердое впилось ему под ребро: медальон с портретом синеглазой женщины. Мать Ламприера. Наверху по комнате слонялась Карин. Она снова не разжигала огонь. Уже почти рассвело.
Назим вспоминал давку перед трактиром, переулок Синего якоря в ночь смерти Ламприера и «Корабль в бурю» неделю спустя, где он почти выяснил имя того долговязого юноши в нелепом розовом пальто — «Джон…». Посетитель покойного Ламприера казался Назиму воплощением невезения: неприятности преследовали его по пятам. Когда этот Джон вступил в беседу с Теобальдом, Назим ускользнул и подождал их снаружи. Он честно проследил за ними до переулка Синего якоря, хотя знал, что они там обнаружат, и понимал, что открытие, предстоявшее этим двоим, ему самому ничего не даст. Еще один след, ведущий в никуда; Назим снова попал в замкнутый круг. Он вернулся в доки, но даже наблюдение за погрузкой «Вендрагона» теперь утратило для него интерес. Дежурства на пристани вылились в конечном счете в бездействие, и облегчение, с которым Назим его принял, его тревожило. Он думал о Бахадуре, о женщине, изображенной на миниатюре, и о Карин, женщине в голубом платье, которая расхаживала у него над головой и невнятно бормотала что-то на малопонятном языке. Дом наполнялся запахом разложения, и Назим поймал себя на мысли, что деградация этой женщины беспокоит его. Над скалой сгущались тучи. Назим предчувствовал наступление перемен.
Через неделю после того, как он вернулся к своим дежурствам в порту, на причале разбился упаковочный ящик. Большая статуя, изображавшая какого-то мужчину с кувшином, лежала у всех на виду, пока не принесли кусок холста, чтобы в самодельном гамаке отнести на борт. Ле Мара выскочил из своего укрытия, как угорь из норы, а потом снова спрятался. Назим остался стоять, никем не замеченный, и внимательно наблюдал за происшествием. Потом он бросил взгляд вокруг. В окне верхнего этажа были видны две головы. Дом стоял примерно в сотне ярдов от корабля и в пятидесяти от наблюдательного пункта Назима. Двух людей в доме интересовало то же, что и Назима: они разглядывали последствия события на причале. Первый был старик, которого Назим считал единственным обитателем дома; а из-за его спины поблескивали чьи-то очки, и догадка Назима подтвердилась, когда обладатель очков подошел вплотную к окну. Назим узнал знакомое лицо: давешний посетитель Ламприера пристально смотрел на корабль и на грузчиков, поднявших статую.
Назим внезапно ощутил незримое присутствие Ламприера, с усмешкой представляющего ему первого из своих двойников… Назим осторожно прокрался за штабелями ящиков и грудами досок, не спуская глаз с окна. Он хорошо запомнил, как юноша ждал в трактире назначенной встречи, гордо выпрямившись и запрокинув голову, а потом подошел к нему, втягивая голову в плечи, словно страус; дыра на его розовом пальто все еще не была зашита. В шуме разъяренной толпы едва ли кто-то услышал треск рвущегося сукна. Хотя Фарина и призывал к спокойствию, все же началась драка, и он, Назим, собственноручно вытащил юношу из свалки. Среди мятежников началась потасовка. Голос Фарины гремел громом. Этот оратор приобрел большой вес в городе, его присутствие ощущалось всюду — в лозунгах, испещривших стены города, в стычках, митингах и всяких уличных происшествиях, даже в дыре на пальто мальчишки. Под тонкой корой народного спокойствия зрел вулкан. Скоро начнется извержение вулкана, думал Назим. Но когда?
И снова перед ним предстал Ламприер — маленький человечек смеялся над ним, делал ложные выпады, что-то бормотал. Назим впервые услышал это имя из уст наваба. Теперь этот день удалился в пространстве и времени. Приказ наваба звучал как смутные, чуть слышные возгласы, как тихие жалобы. Назим должен найти восьмерых и убить их, но теперь это стало его личным делом. Личным делом Назима и Бахадура. Назима и Ламприера. И даже так: Назима и женщины, жившей над его подвалом, или жен-шины, изображенной на портрете в медальоне, или тех двоих женщин, которые уже пропали. Более того, даже так: личное дело Назима и Ле Мара.
Мальчишка в очках, этот Лжеламприер, позже ушел из дома у пристани, унося в руках огромную черную папку. Назим проследовал за Ле Мара к дому с подземным ходом, и в следующие дни стал свидетелем многих событий.
После происшествия на причале прошло три дня. Началось с появления черной кареты. Последний раз Назим видел эту карету, когда она увозила женщину в голубом платье с улицы возле кофейни. И вот теперь карета вновь появилась из-за угла Тауэр-стрит и остановилась перед домом Ле Мара. Дверца кареты открылась, из нее вышел мощный мужчина с ястребиным носом и направился прямо к дому. Назим видел, как за ним захлопнулась входная дверь. Близился вечер, стало темнеть, но огни в доме не зажглись. Назим помнил о люке в подвале. Мужчина покинул дом уже за полночь. Карета стремительно рванулась с места. Назим прислушивался до тех пор, пока стук копыт по булыжнику не затих и не воцарилась полная тишина. Еще один из девятки, подумал Назим. Вернее, восьмерки, поправил он себя. Он никак не мог избавиться от навязчивого Ламприера.
На следующий день все повторилось, и Назим снова ждал в тени кареты рядом с дремлющими лошадьми. После полуночи окно на верхнем этаже осветилось, и через несколько минут Назиму пришлось поспешно слиться с каретой, потому что всего в двадцати или тридцати ярдах от него возник молодой человек, почти неразличимый в черном пальто, черной обуви и чулках и двигавшийся по улице прямо к дому. Дверь приоткрылась, и молодой человек вошел внутрь. Спустя час с небольшим он вышел, и свет в окне сразу погас. То, что скрывалось под крышкой люка, очевидно, не предназначалось для глаз этого ночного гостя. Они ему не доверяют, подумал Назим, видимо, второстепенный игрок.
В последующие два дня Ле Мара снова торчал на пристани, где Назим увидел странную картину: сначала ему показалось, будто усилия всех предыдущих месяцев стараются как можно быстрее свести на нет. Ящики, которые раньше грузили на борт «Вендрагона», теперь грузили уже с «Вендрагона». Но вскоре Назим заметил, что грузчики носили их без усилий. Теперь ящики были пустыми. Назим видел, как их сложили в большой фургон, который медленно двинулся по улицам к дому Ле Мара.
