На горах. Книга Вторая - Мельников-Печерский Павел Иванович (книги без регистрации .TXT) 📗
— Христос воскрес! — входя в избенку, сказал Пахом.
— «Ты еси бог творяй чудеса!» — допел дьякон прокимен и, лениво привстав на лавке, молвил: — ну, Христос воскрес!.. Эку жару бог послал, яйца на солнышке в песке пеку. Вечор вкрутую испек на завалинке. Что хорошенького?
— Заехал навестить тебя, Мемнонушка, — сказал Пахом. — На воскресенье будет у нас собранье. Придешь, что ли?
— Приду, — ответил дьякон, — чаю давно не пивал. Скажи там: целый бы самовар на мою долю сготовили.
Новую песню зато вам спою. Третий день на уме копошится, только надо завершить.
— Та только песня богу угодна и приятна, что поется по наитию, когда святый дух накатит на певца, — сказал Пахом. — А что наперед придумано, то не годится: все одно, как старая, обветшалая церковная песня.
— Зато выходит складней, — молвил дьякон. — Так в субботу приходить?
— В субботу, — ответил Пахом.
— Жарко, — молвил дьякон. — Хоть бы дождичка.
— Бог-от лучше нас с тобой знает, Мемнонушка, как надо миром управлять, в кое время послать дождик, в кое время жар, зной и засуху,заметил Пахом. — Не след бы тебе на небесную волю жалиться.
Не ответил дьякон, опять лег спиной на лавку, опять задрал ноги и, глядя в потолок, забасил церковную стихиру на сошествие святого духа: «Преславная днесь видеша во граде Давидове».
Сколько Пахом ни заговаривал с ним, он не переставал распевать стихиры и не сводил глаз с потолка. Посидел гость и, видя, что больше ничего не добьется от распевшегося Мемнона, сказал:
— Поеду я, Мемнонушка. Покров божий над тобою! Дьякон только рукой махнул.
Дальше погнал Пахом. Проехав верст пяток реденьким мелким леском, выехал он на совсем опаленную солнцем поляну. Трава сгорела, озимые пожелтели, яровые поблекли. Овод тучей носился над отчаянно махавшей хвостом, прядавшей ушами и всем телом беспрестанно вздрагивавшей рыженькой кобылкой… Но вот почуяла, видно, она остановку, во всю прыть поскакала к раскинувшемуся вдоль пруда сельцу всего-то с двенадцатью дворами. За тем сельцом виднелась водяная мельница, а повыше ее небольшая усадьба одинокого помещика, отставного поручика Дмитрия Осипыча Строинского.
В молодости служил он в 34-м егерском полку, а в том полку в двадцатых годах сильна была хлыстовщина. Стоя на зимних квартирах в Бендерах, Строинский, как сам после божьим людям рассказывал, впал в плотские грехи и, будучи с самых ранних детских лет верующим и набожным, вдруг почувствовал в себе душевный переворот. Полная страстей жизнь вдруг показалась ему гадкою, и он с ужасом стал вспоминать об адских муках, считая их для себя неизбежными. День ото дня больше и больше приходил двадцатилетний юноша в умиление, плакал горькими слезами, часто исповедовался, приобщался и, по наставлению духовника, решился совершенно изменить образ своей жизни. Наложил на себя пост, стал все ночи напролет молиться богу, не пропускал ни одной церковной службы. Товарищи над ним подсмеивались, осыпали набожность его колкостями. Строинский все сносил, все терпел, не возражая ни единым словом насмешникам и не входя с ними ни в какие рассуждения. Не утаилось это от солдат, стали они с большим уваженьем глядеть на молодого поручика.
Раз приходит к нему с приказом по полку известный набожностью вестовой. Разговорился с ним Дмитрий Осипыч, и вестовой, похваляя его пост, молитву и смирение, сказал, однако, что, по евангельскому слову, явно молиться не следует, а должно совершать божие дело втайне, затворив двери своей клети, чтобы люди не знали и не ведали про молитву. Призадумался Строинский, сказал вестовому:
— Да ведь в церкви-то молятся же явно.
— Оттого, ваше благородие, внешняя церковь и не дает полного спасенья, — сказал вестовой. — Господь-то ведь прямо сказал: «Не воструби пред собою, яко же лицемеры творят в сонмищах и на стогнах, яко да прославятся от человек». Путь ко спасенью идет не через церковь… Это путь не истинный, не совершенный… Есть другой, верный, надежный…
— Ты назвал церковь внешнею. Разве есть другая какая-нибудь? — спросил удивленный Строинский.
— Есть, ваше благородие, — ответил унтер-офицер.
— Какая же это?..
— Внутренняя, ваше благородие, — ответил унтер-офицер.
— Хорошо, ступай, — приказал он унтер-офицеру, и тот ушел.
Смутил он поручика… С неделю Строинский ходил ровно в тумане. Достал Евангелие и увидал, что в самом деле там сказание о тайне молитвы и что установлена спасителем только одна молитва: «Отче наш». Поразили его слова евангелия: «Молящеся не лишше глаголите, яко же язычники, мнят да яко во многоглаголании услышаны будут, не подобитеся им…» Яко же язычники!.. Яко же язычники!.. А у нас в церквах молитв сотни, тысячи, по целым часам читают да поют их. А что поют и что читают, не разберешь. Дьячок что барабанщик вечернюю зорю бьет. Яко же язычники, яко же язычники!.. Вот кто мы… Многие молитвы Христом отвержены, и мы язычникам подобимся, читая много молитв", — так рассуждал поколебленный в основе верований Строинский и послал за смутившим его унтер-офицером. Тот пришел. Завязалась новая беседа.
— Ты уверил меня, — сказал поручик. — Читал я Евангелие и увидел, что твои слова правильны… Но если церковью нельзя спастись, где же верный путь?
— Знаю я, ваше благородие, «путь прямой и совершенный», — молвил унтер-офицер. — Идя по тому пути, человек здесь еще на земле входит в общение с ангелами и архангелами.
— Где ж этот путь? Укажи мне его, — сказал удивленный словами нижнего чина поручик.
— Есть, ваше благородие, на земле люди святые и праведные… На них господь животворящий дух святый сходит с небеси, — сказал унтер-офицер. — Он пречистыми их устами возвещает всем спасение, а кто в сомненье приходит, чудесами уверяет.
— Где ж такие люди? — со страстным любопытством спросил Дмитрий Осипыч.
— Много есть таких людей, ваше благородие, — отвечал унтер-офицер. — В Бендерах есть такие, и в нашем полку есть, только все они сокровенны.
— Кто же в нашем полку? — спросил поручик.
— До времени не могу сказать о том, ваше благородие, а ежели решитесь вступить на правый путь, открою вам всю сокровенную тайну, — сказал унтер-офицер. — Господь утаил ее от сильных и великих и даровал ее разумение людям простым, нечиновным, гонимым, мучимым, опозоренным за имя Христово…
— Можешь ли довести меня до этой «сокровенной тайны»? — спросил Строинский. — Можешь ли поставить меня на верный путь ко спасению?
— Могу, ваше благородие, — отвечал унтер-офицер. — Могу, ежели дух святой откроет на то свою святую волю.
После этого разговора Строинский по целым ночам просиживал с унтер-офицером и мало-помалу проникал в «тайну сокровенную». Месяцев через восемь тот же унтер-офицер ввел его в Бендерах в сионскую горницу. Там все были одеты в белые рубахи, все с зелеными ветвями в руках; были тут мужчины и женщины. С венком из цветов на голове встретил Строинского при входе пророк. Грозно, даже грубо спросил он:
— Зачем пришел? Тайны разведывать? Хищным волком врываться в избранное стадо Христово?
Изумился Дмитрий Осипыч, узнав в пророке капитана ихнего полка Бориса Петровича Созоновича (Созонович — штабс-капитан 34-го егерского полка, в 1821 году был сослан за ересь в Соловки, где, кажется, и умер. Во время ссылки ему было всего 22 года.), молодого сослуживца, скоро нахватавшего чинов благодаря связям. Больше всех насмехался он над постом и молитвами Строинского, больше всех задорил его, желая вывести из терпенья. Наученный унтер-офицером, Строинский с твердостью отвечал Созоновичу:
— Душу желаю спасти, а не тайну врагам предать, как Иуда… И сердцем и душой желаю вечного спасенья. Жажду, ищу.
— На то есть архиереи, на то есть попы и монахи, а я человек неученый, — возразил Созонович.
Но Строинский настаивал, чтоб допустили его на собранье, а потом и «привели» бы, ежели будет то угодно духу святому.
