Аттила - Дан Феликс (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Глава вторая
Наконец, на следующий день с утра весь лагерь зашевелился, как встревоженный улей: двое прискакавших гуннов возвестили о предстоящем возвращении повелителя.
Улицы закипели народом: мужчины, женщины, дети, свободные, рабы, служанки, гунны и представители покоренных племен – все устремились к югу, навстречу Аттиле.
Скоро в лагерь явился Эдико и пригласил четырех послов вместе с ним посмотреть на въезд царя.
Послы, не задавая лишних вопросов, поспешно последовали за ним. Вигилий не был приглашен им, хотя послы узнали из разговора своих спутников, что Эдико только что имел с ним тайный разговор у него в доме.
Длинная, почти бесконечная вереница молодых девушек вышла далеко за город навстречу Аттиле. Самые высокие из них, попарно шедшие по противоположным сторонам большой дороги, защищаясь от палящего солнца, держали над головами тонкие полукруглые деревянные обручи с натянутыми на них пестрыми полотенцами.
Между каждой такой парой двигались в такт по две другие девушки, делая четыре шага вперед и два назад. Каждые восемь из них были одеты в одежду одинакового цвета. Девушки выбраны были самые красивые из всего лагеря, и свое медленное, плавное шествие они сопровождали пением гуннских песен.
С изумлением смотрели чужестранцы на это невиданное и в своем роде красивое зрелище.
Вдалеке на дороге показался столб пыли: то близился Аттила.
В авангарде скакала густая толпа гуннских всадников. Одеты они были в широкие плащи, которые можно было стягивать прикрепленными к ним ремнями, а также употреблять как покрывала для лошадей. На груди у них были одеты безрукавки из не дубленой конской кожи; руки и ноги выше колен были обнажены: обуви гунны не знали. Левая щиколотка обвязана была ремнем, к которому на пятке прикреплялась шпора, состоявшая часто из одной лишь крепкой и острой колючки терновника.
Желтая от природы кожа этих монголов на лице, затылке, шее, руках и ногах превратилась в темно-коричневую от загара и никогда не смываемой степной пыли.
Голова у большинства была открыта, только самые богатые носили остроконечные черные барашковые шапки. Темные волосы длинными, прямыми прядями спускались с низкого, покатого лба на лицо с широкими скулами и узкими черными глазами, над которыми почти совершенно не было бровей. По праздникам женщины обильно натирали им волосы конским жиром, отчего они приобретали необычайные лоск и запах. Ресницы у гуннов были черные и короткие, а на подбородке вместо бороды торчали лишь жиденькие пучки щетинообразных волос.
У богатых плащи и куртки украшены были густо и безвкусно нашитыми золотыми и серебряными обломками различной римской утвари, кусками кубков, обрывками дверных и экипажных обивок. На шапках укреплены были продырявленные золотые и серебряные монеты, монеты же болтались на шее, нанизанные на тонкий ремешок, и резкое звяканье их при каждом движении радовало гуннов.
Вооружение всадников состояло из луков и маленьких коротких черных камышовых или деревянных стрел, оконечность которых очень часто пропитана была соком ядовитых растений. Кроме лука и стрел, у них были еще длинные, тонкие, острые копья, под оконечностью которых у многих развевались связанные красной лентой пучки волос с головы особенно сильно ненавидимого врага. Но самым распространенным оружием гуннов были их бичи: на короткой деревянной или кожаной рукоятке укреплялись пять, семь или девять полос самых крепких буйволовых ремней, оканчивавшихся каждая огромным узлом, в который зашивались свинцовые шары или тяжелые камни. Гунны так артистически владели этими бичами, что раздробляли ими головы и кости неприятеля: благодаря этому оружию Аттила получил прозвище «бича народов».
За авангардом следовала верхом густая толпа гуннских, германских и славянских вождей. Князья и вельможи сияли богатым вооружением, а гунны так и горели золотыми украшениями и драгоценными камнями под яркими лучами полуденного солнца.
Позади них, на значительном отдалении, на великолепнейшем коне ехал Аттила, совершенно один. Ни конь, ни всадник не имели на себе ни единого украшения.
Высокая остроконечная баранья шапка придавала немного вышины низкорослому человеку. Фигуру его нельзя было рассмотреть: она скрывалась под широким плащом из тонкого, красно-коричневого сукна, ниспадавшего от широкого, короткого затылка и могучих, высоко приподнятых плеч до самых его ног. Боковой разрез плаща освобождал его обнаженные руки. В левой он небрежно держал ременную узду, правою же торжественно помахивал над разразившеюся восторженным ревом толпою своих подданных.
За царем, также на значительном расстоянии, следовал отряд из знатных представителей всех покоренных племен его царства, а в самом хвосте процессии двигались гуннские охотники, которых сопровождала изумительная масса убитой дичи, лежащей на нескольких широких телегах, запряженных четверкой лошадей. Тут лежали убитые буйволы, медведи, волки, лоси, олени, кабаны и рысь, и всевозможные болотные птицы; около дичи в живописном беспорядке нагромождены были всевозможные охотничьи принадлежности: копья, луки, стрелы, рога и ножи. В одной из телег везли живых птиц и зверей, пойманных в ловушки и западни, здесь часто раздавались глухой рев, хрюканье или громкий вой, на которые отвечало свирепое ворчанье многочисленной своры громадных охотничьих псов.
Глава третья
Послы не могли отвести глаз от пестрой картины.
– Это не люди и не всадники, – сказал Приск, – а центавры: человек и конь составляют одно.
– Смотри-ка! – изумился Примут. – Вот один соскочил, ударил коня и конь убежал!
– Но всадник догонит его, – заметил Эдико.
– Да, догнал! Схватил его за гриву и вскочил на него на всем бегу!
В это время один из всадников на всем скаку прицелился в высоко порхавшую ласточку и метко пронзил ее стрелой при восторженном одобрении толпы.
– Это Дженгизиц, второй сын господина, – сказал Эдико, – лучший стрелок и наездник своего народа. Вот он опять целится, смотрите! Он прострелил покрывало на голове ребенка!
– Какое святотатство! – воскликнули послы.
– Не святотатство, потому что ребенок невредим, – холодно возразил Эдико.
– Что это за шум и звон? – спросил Приск, пораженный какими-то странными, резкими звуками.
– Это военная музыка гуннов, – пояснил Эдико, – эти обручи, усаженные кругом колокольчиками и бубенчиками и обтянутые кожей, по которой музыканты ударяют деревянными колотушками, изобретены самим Аттилой. И знаете, от какого животного эта кожа? Человеческая. «Короли, изменяющие мне, – сказал Аттила, – должны служить мне и после смерти, звоном и песнями сопровождая мои победы».
– Поучительная и приятная музыка! – пробормотал Приск.
Когда, въехав в южные ворота, Аттила поравнялся с первым домом лагеря, дверь его отворилась и из нее вышла молодая женщина благородной наружности, сопровождаемая многочисленными служанками и слугами. На руках у нее был грудной ребенок.
Молодая мать остановилась перед конем Аттилы и, опустившись на колени, положила дитя у копыт скакуна. Только после безмолвного утвердительного знака Аттилы она подняла ребенка, встала, поцеловала его, низко наклонила голову и вошла обратно в дом.
– Что это значит? – спросил Максимин. – И кто эта красавица?
– Гречанка из Малой Азии, – отвечал Эдико, – это значит, что повелитель признал ребенка своим, в противном же случае малютка и мать были бы раздавлены копытами лошадей.
У деревянной ограды следующего дома показалась старуха в гуннской одежде, богато убранной римскими золотыми монетами, также в сопровождении толпы рабов и рабынь. Подступив к Аттиле, она подала ему на роскошном серебряном блюде сырое мясо, нарезанное тонкими ломтями и сильно приправленное луком. Благосклонно кивнув ей головою, властитель захватил пальцами кровавое мясо с луком и съел несколько кусков. С глубоким поклоном старуха удалилась, и Аттила поехал дальше.
