Хан Кене - Есенберлин Ильяс (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
— Куда же это вы направляетесь, племянница? — спросил Жоламан-батыр каким-то неестественным голосом. Он сам невольно почувствовал смущение при виде такой красоты.
— О, славный Жоламан-батыр… — начала девушка и вдруг горько, по-детски заплакала. — Дядя, защитите меня от черного коршуна!..
— Джигиты, помогите девушке слезть с коня! — сказал батыр.
Байтабын подошел, по древнему казахскому обычаю положил одну руку на ее талию, другой взялся за левое бедро девушки, поднял с седла и ловко опустил ее на землю. Она быстро обмотала волосы вокруг талии, чтобы не мешали ходить…
С ней произошло то, что часто случалось в ханских аулах. Великой честью считалось для простого туленгута Жантемира, что хан берет его дочь в жены. Все было обговорено заранее, и как раз в ту ночь, когда Байтабын прятался в траве на окраине ханского аула, дальняя тетушка Акбокен привела почтенного жениха в юрту невесты. Древний обычай применил старый хан, по которому невесту тайно передают жениху из рук в руки, получают определенное установленное вознаграждение и удаляются, оставляя их вдвоем на всю ночь. Для соединения бедных влюбленных, чьи роды противятся браку, был придуман когда-то этот обычай. И теперь им решил воспользоваться хан Сергазы, хорошо знавший, что многие хотят помешать его планам.
На тощего, измученного глистами старого пса был похож старик, а лицо его было белым, как у покойника. Понимая, что вряд ли он способен своим видом вызвать любовь девушки, он даже попробовал шутить с ней, оставшись наедине.
— Ох, вся кровь высохла… Нет ли для такого молодца, как я, у тебя здесь где-нибудь глоточка кумысу?
Он сам подсказал ей средство, как избавиться он него. Акбокен быстро вышла и принесла из соседней юрты чашку кумыса. Недавно у нее ныли зубы, и в карманчике платья остались похожие на пуговицы семена кушаля — аконита, которым в малых дозах успокаивают боль. Он еще хорошо помогает уснуть, и девушка высыпала в кумыс все, что у нее было. Не боялась Акбокен даже и того, что навеки может заснуть старый хан. Слишком часто представляла она эту первую ночь с ним…
Одним духом опрокинул в себя огромную чашу кисловатого кумыса взволнованный хан и сразу начал раздеваться. Но медленней вдруг стали двигаться его руки, рот задергался, и его скрутило. Вопреки обязательному для всех других обычаю, никому не позволяется видеть или слышать, даже издали, что происходит в первую ночь у хана с невестой. Туленгуты, по тайному приказу, заранее отгоняли всех от юрты Жантемира, да и сами отошли подальше, оставив на страже одного тугоухого. Никто не слышал поэтому, как рвало и выворачивало наизнанку хана Сергазы, получившего в первую брачную ночь заслуженное удовольствие. А Акбокен тихо выскользнула наружу…
Двое сопровождавших ее людей Ашраф и Давлетчи — беглые башкиры. Они уже с месяц скрывались в подвластных хану Сергазы туленгутских аулах, и все жалели их и помогали им. Неожиданно нагрянувшие с ханом его телохранители схватили чужаков и привязали волосяными арканами к арбе, стоявшей возле юрты Жантемира, чтобы наутро отправить под конвоем в Оренбург. Это было грубейшим нарушением законов степного гостеприимства и древнего права убежища, поэтому молодые казахи еще днем пытались их освободить. Но силы были слишком неравны…
Акбокен попросила сарбаза, охранявшего пленников, помочь внезапно занемогшему хану, а сама тем временем перерезала аркан, которым были по рукам и ногам связаны пленники, и скрылась с ними в ближайшей лощине. Там они нашли пасущихся лошадей и, поймав трех из них, поскакали к югу, где, по расчетам Акбокен, должна была находиться сейчас кочевка табынского рода. Долго еще слышали они за своей спиной шум и сумятицу, словно из растревоженного шмелиного гнезда…
Дочь этой степи, она выбрала правильное направление. На второй день она наткнулась на табынских ертоулов, возвращавшихся из очередного поиска. Все это быстро, сбиваясь, и рассказала она Жоламан-батыру. Она многое видела и слышала в ханском ауле, и батыр расспросил ее подробней…
— Жаль только, что кушаля у меня было мало! — сказала Акбокен, заканчивая свой рассказ. — Уходя я видела, как он открыл глаза…
Жоламан-батыр с удивлением посмотрел на нее. Столько силы и ненависти было в девичьей фигурке, что хватило бы на целый десяток батыров. Это добрый знак, если женщины начинают так ненавидеть.
— А ты не боялась, что Сергазы начнет мстить твоему отцу? — спросил он.
Она удивленно открыла глаза, и черные угольки загорелись где-то в глубине.
— А он чем виноват?.. Все, что приказывал хан, отец выполнил. Это я не захотела.
Батыр Жоламан тяжело вздохнул… Да, чем они виноваты, ее родители. Но разве не наступило время, когда именно невинный карается в первую очередь? Каждый человек чувствует себя виноватым и дрожит, сидя в своей норе и не высовывая носа. Слишком хорошо знал он наследственную, передающуюся из века в век ханскую политику. Какой джигит в степи пожалеет свою голову ради чести и свободы? Но вот если он точно будет знать, что старого отца его привяжут к хвостам четырех лошадей и разорвут на части, малолетних сестер продадут в Хиву, а всех двоюродных и даже троюродных родственников перережут, то он семь раз подумает, прежде чем сделать какой-нибудь рискованный шаг. Что ж, батыр понимал определенную мудрость этой политики, но молодые не хотят с ней мириться… Ничего не поделаешь: так устроена жизнь. И в чем мы, например, виноваты, чтобы высылать за нами карательный отряд, загонять в бесплодные горы женщин и детей?
Жоламан-батыр повернулся к коренастым башкирам:
— А вы куда намерены теперь направиться?
— Мы у вас хотим остаться, батыр. Если вы примете нас… — сказал рыжеватый Ашраф, довольно сносно уже владевший казахским языком.
— Нелегкий у нас путь, люди… И, для того чтобы стать сарбазом, нужно уметь по три дня не слезать с коня и поражать из лука все, что увидит глаз за двести шагов…
— Башкиры умеют это. И еще помнят своего Салавата, который с русским Пугачом бил генералов царицы…
Жоламан-батыр, прищурившись, посмотрел на них:
— Об этом я слышал. Но, может быть, вы еще что-нибудь умеете делать? Долгим делом будет то, что мы начали…
— Мы умеем лить пушки, если найдется хорошая руда, — сказал смуглолицый Давлетчи, стоявший до сих пор в стороне, нахмурив густые кустистые брови. — Еще можем свинец плавить, пули изготовлять.
Лицо батыра засветилось радостью.
— Правду говоришь?
— Отцы наши из всадников Салавата. На Демидовские заводы сослали их после восстания. С детства мы там работали. И бежали оттуда.
— Хорошо, пока отправляйтесь за кочевкой, а об остальном поговорим. — Жоламан-батыр повернулся к одному из джигитов: — Проводи их, сынок, к нашей кочевке. Да возьми свежих лошадей, а то их кони пристали.
Потом он посмотрел на Акбокен, которая каждый раз быстро взглядывала на безмолвно стоявшего Байтабына:
— Ты тоже побудь в нашем доме, доченька. Поезжай с ними…
— Хорошо, дядя! — с готовностью согласилась Акбокен.
Пока они собиралась, Байтабын неслышно подошел сзади к батыру:
— Коке, можно мне проводить их до каравана? Он еще недалеко ушел.
— Иди, только возвращайся сразу.
Байтабын молча кивнул. Жоламан-батыр проводил его глазами… Коке… Так впервые назвал его племянник…
Жоламан-батыр повел часть оставшегося отряда сарбазов на соседний холм и распределил так, что подступы к нему были защищены со всех сторон. Позади мерцало множество костров — первая ловушка для нападающих. Когда они с немалым ущербом для себя разгадают ее, их будет ждать вторая, посложней. А там много еще разных неожиданностей уготовано им…
Двести сарбазов расположены на холме, и кони их под рукой. Они укрыты под самой горой, в лощине. А лощина не видна с двадцати шагов. Вешняя бешеная река прорыла ее в степной глине, но сейчас дно лощины сухое, усыпанное крупной белой галькой, оставшейся под степной толщей от древнего моря. Кусты чия почти совсем закрывают ее, и заканчивается она небольшой котловиной, где скрыто еще двести всадников. Можно провалиться туда вместе с конем, прежде чем заметишь это углубление в ровной степи, — так густо заросло оно тамариском, караганником, желто-серыми тугаями. Множество рукавов и ложбин выходят из нее в разные стороны, и в любую можно направить всадников наперехват.