Спиридов был — Нептун - Фирсов Иван Иванович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

— Знамо, учуяли в полках силу. Под себя ее подминают. Нынче-то меж собой у них нет преграды. Вспоминают небось, как в постели валялись по молодости.

— Одного поля ягоды. Она-то из портомой вылезла, а Данилыч сам черт не разберет, из какой грязи произошел. А нынче державой верховодят. Мнят о себе без меры.

— Не к добру сие, — зевая, ответил Петр, — она-то без правоты на трон взгромоздилась, а светлейший вовсе правление переиначивает, власть его ослепила. Однако сколь веревочке ни виться...

Рождественские праздники 1726 года в Петербурге не обошлись без скандала. На одной из ассамблей, еще продолжающих иметь место, изрядно подвыпивший Петр Бредаль разбушевался. Его задела каким-то колким замечанием супруга англичанина, капитана Лоренца. Норвежец в долгу не остался, обозвал англичанку непристойным словом. За жену вступился капитан Лоренц и был публично тут же избит Бредалем. Под горячую руку получила пару оплеух и пришедшая на помощь мужу верная супруга...

Императрица повелела судить разбушевавшегося капитан-командора. Суд флагманов был скорый и приговор единогласный: «Подлежит разжалованию в матросы на три месяца».

Бредалю относительно пофартило. Три зимних месяца он отсиделся в своей квартире на матросском довольствии...

— Часом, как бы британцы за своего земляка не вступились, — шутили подвыпившие капитаны на квартире Бредаля.

И как в воду глядели. Еще снег не сошел на берегах Невы, из Лондона пришли депеши из посольства. Британское Адмиралтейство встревожено появлением в русском флоте 100-пушечного линейного корабля. Первый лорд Адмиралтейства вызвал адмирала Роджера:

— Готовьте к весне эскадру, пойдете к берегам России. Надо показать наконец-то русским, кто является владычицей морей...

После свидания с канцлером Головкиным президент Адмиралтейств-коллегии добился-таки приема у императрицы. За четыре месяца казна недодала флоту полмиллиона рублей. С этого и начал разговор Апраксин.

— Государыня, вам ведомо от Головкина, английские лорды в нынешнюю кампанию намереваются к нашим берегам отправиться. И хотя намерения их вам невестимы, но, видать, не с доброй волей.

— Так надобно встретить их подобающе. — Екатерина держала тон, но Апраксин сдвинул брови:

— Порохового зелья нынче в цейхгаузах на треть положенного, на корабликах паруса обветшали за два года, наполовину такелаж гнилой, офицерам и матросам жалованье не плачено.

Екатерина начала раздражаться:

— Ну так спроси у Меншикова, он деньгами распоряжается.

— Спрашивал, казна нынче пуста.

— Как подати соберут, все тебе будет, — закончила разговор Екатерина...

Выходя из приемной, Апраксин досадовал: «Вотчины и поместья раздаешь налево и направо, балы правишь, дворню плодишь, а служивым копейки не сыщешь. Видимо, не скоро от тебя дождешься».

Вызвал своего старинного помощника, вице-президента Адмиралтейств-коллегии адмирала Крюйса.

— Корнелий Иванович, сколь у нас не плачено по эскадрам ревельской да кронштадтской, не попомнишь?

— На круг, ваше превосходительство, тыщи две-три, не менее.

Апраксин потер переносицу.

— Многовато, да Бог с ними. Передай в контору, пускай казначей все сосчитает и мне доложит. Я из своих денег на флот пожалую. Кампания на носу, а какие вояжи без жалованья? И так офицеры нищенствуют, а матросы пропитанием положенным не довольствуются.

В конце мая командир ревельского порта прислал срочную эстафету: «У Наргена лавирует английская эскадра, двадцать два вымпела».

Наконец-то в Петербурге забегали, переполошились. Меншиков собрал Верховный тайный совет, образованный недавно взамен Сената. Как обычно, на его заседаниях вместо императрицы верховодил Меншиков. И всегда свои изречения выдавал за мнение Екатерины.

Президент Адмиралтейств-коллегии доложил коротко:

— Обе эскадры в баталии вступить не готовы. В крюйт-камерах [12] пороху вполовину положенного, провизии на кораблях треть от потребного. Добрая половина офицеров без жалованья два месяца.

Сонные лица сановников вытянулись, но Меншиков приободрил их:

— Выводи, генерал-адмирал, эскадру на рейд, покажи англичанам, сколь вымпелов у нас.

— Думаешь, Роджер о том не ведает? — насупился Апраксин. — Англицкие лазутчики поболее твоего разузнали все наши хвори.

— Так государыня порешила, — как всегда, прикрылся императрицей Меншиков.

— Весь оплот наш нынче на берегу, в цитаделях и батареях. О том я уже дал знать в Ревель. А ты свои полки изготовь, на всякий случай Кронштадт я сам проверю, — отрезал Апраксин...

Не откладывая, Апраксин вечером ушел на Котлин, увиденное не радовало. «Нашел крепость в великой неисправности, — докладывал он императрице, — а именно: батареи пушками не удовольствованы и во многих местах не готовы».

На борту флагмана «Святая Екатерина» собрался совет флагманов.

— За оборону сего места, как завещал великий наш создатель, флот должен живот положить. Посему, — Апраксин взглянул на вице-адмирала Сенявина, — тебе, Наум Акимыч, вручаю цитадель с тыщею солдат и всеми пушками, там их сотни три, не менее. Тебе, Петр Иванович, — кивнул Сиверсу, — тож тыщу солдат, две сотни пушек, оборудуй Военную гавань под оборону. Все к порядку приведите. Я останусь здесь, на эскадре, диспозицию для обороны займем, высовываться в море не будем.

В Петербурге услышали о приготовлениях в Кронштадте, переполошились. Вдобавок из Ревеля прискакал нарочный. К английской эскадре у Ревеля прислал подмогу датский король, восемь вымпелов. Морские державы прощупывали крепость морской мощи России после кончины Петра I.

Екатерина вызвала для порядка Апраксина, тот успокоил императрицу:

— Нам не след с ними связываться в открытом море. Я нынче выставил эскадру у Котлина. Ежели сунутся — отобьемся. У нас с крепостными пушками почти полторы тысячи орудий, поболее иховых почти вдвое. В Ревель я отправил с эстафетой Вильстера. Эскадра тамошняя в готовности, пушки, окромя батарей, заново расставлены по берегу. Не впервой, шведа в свое время отставили.

...В нынешнюю, четвертую кампанию, Григорий Спиридов опять попал к Бредалю, на 77-пушечный «Нептун», но загрустил было. Эскадра в море не выходила, отстаивалась на якорях. Правда, «Нептуну» повезло, две недели он крейсировал на видимости мачт эскадры, но дальше Гогланда не заходил.

Но вскоре Гриша воспрянул: у него появился интересный напарник, гардемарин Дмитрий Овцын. В академии он объявился в один год со Свиридовым, но был на пять лет старше. Сбитый, среднего роста крепыш пользовался среди однокашников уважением. Он успел два года поучиться в Москве, в Навигацкой школе, отменно знал геометрию и тригонометрию, охотно делился с товарищами своими познаниями. Навигаторские науки давались ему легко. Классный бригадир объявил ему, чтобы готовился сдавать экзамен на гардемарина. Но прошлой весной вдруг потребовались штурманские помощники для дальнего похода. Еще повелением Петра в Испанию готовились отплыть несколько судов под военным флагом. На те суда и определили Овцына. Вернулся Овцын поздней осенью и всю зиму вечерами делился с однокашниками впечатлениями о долгом плавании по четырем морям, с заходом в европейские порты, увиденным в далекой, неведомой еще для всех земле. Но разве все перескажешь! Теперь, на «Нептуне», Овцын то и дело вспоминал подробности своего первого вояжа. Грише запомнились порядки у собратьев — испанских гардемарин.

— У них в Кадисе також Морская академия, — рассказывал Овцын, — науки подобны нашим — навигация плоская и круглая, астрономия, география и протчая. Однако геодезию, как у нас, не преподносят. Житье и жалованье у них не в пример благополучней нашего. — Дмитрий, вдруг вспомнив что-то, заулыбался: — Одна строгость у них по уставу ихнему: гардемарину воспрещается жениться. Ежели ослушается, офицером ему не бывать.