Отчий край - Седых Константин Федорович (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
24
Утром Каргина повели на допрос к начальнику уездной госполитохраны.
Он знал, куда его ведут, но не подозревал, что там предстоит ему встреча, которой он так боялся с первых же дней революции.
Войдя в просторный, залитый утренним солнцем кабинет, он увидел на фоне раскрытого настежь большого окна человека с тяжелым взглядом, с многочисленными складками на широком мрачном лице. Он стоял за массивным письменным столом, прямой и неподвижный, с крепко стиснутыми зубами. На рукавах его защитного френча были нашиты красно-синие ромбы.
«Ух и суровый! — подумал Каргин. — Так и сверлит глазами. Сразу видно, что камень, а не человек. Хорошо, что не все знает про меня».
Вдруг громкий и возбужденный возглас этого незнакомого человека заставил Каргина сначала вздрогнуть, а затем похолодеть.
— Черт побери!.. Что это такое! Кого я вижу?.. Елисей Каргин, что ли?..
— Так точно! Каргин, гражданин начальник…
— Ну, вот и свиделись мы с тобой, Каргин!.. — процедил сквозь зубы начальник. — Что же ты не узнаешь старого знакомого, господин поселковый атаман? Мы с тобой давно друг друга знаем…
Чувство дикого страха и обреченности захлестнуло Каргина. Глядя в зло и насмешливо суженные глаза, устремленные на него, он, наконец, понял, что случилось то самое, о чем он боялся даже думать. Перед ним стоял кузнец Нагорный, теперь начальник страшной большевистской госполитохраны.
Ни на что не надеясь больше, он стоял и ждал, что будет дальше.
— Подойдите к столу и садитесь, — переходя на «вы», приказал ему Нагорный.
Каргин сел на скрипнувший стул, уставился глазами в крашенный охрой пол. Сердце его билось то сильными неровными толчками, то замирало, бросая его в холодный пот.
Нагорный опустился на стул, с минуту помолчал, потом пододвинул Каргину кожаный портсигар с папиросами:
— Закурите, чтобы успокоиться.
— Благодарю. Табаком отродясь не грешил.
— Вы что, старовер?
— Нет, православный. Просто как-то не научился… Если можно, разрешите выпить воды. Голова закружилась.
— Пожалуйста! — Нагорный пододвинул ему графин с водой и стакан, а портсигар убрал в ящик стола.
Жадно выпив воду, Каргин тяжело вздохнул. Нагорный, усмехаясь, спросил:
— Что, с жизнью расставаться собрались, Каргин?
— Приходится, ничего не поделаешь.
— Вон как! — воскликнул Нагорный и, сбиваясь на «ты», поспешил высказаться до конца. — Ты, что же, думаешь, раз попал ко мне в руки, то я мстить тебе буду за прошлое? Мстить я не собираюсь. Не за тем я поставлен на такую должность, чтобы сводить с кем-то личные счеты. Мы боремся с врагами, которые не сложили оружия. Тем мы пощады не даем. А твое дело совсем другое. Был ты когда-то отпетым старорежимцем, усердным служакой. По твоей милости меня схватили и упекли на каторгу. Но ведь сейчас-то ты явился с повинной, Забережный мне уже кое-что рассказал, только забыл предупредить, что ты тот самый Каргин, который мне дорого стоит. Вот почему я и удивился, когда узнал тебя… А теперь начнем беседу. Чтобы держаться поближе к сути дела, я буду задавать вопросы, а ты отвечать на них.
Нагорный вынул из стола портсигар, закурил. Сделав две-три затяжки, сунул папиросу в чугунную пепельницу и спросил, снова переходя на «вы»:
— В феврале двадцатого года вы пытались поднять в Заводе восстание против атамана Семенова. Что вас толкнуло на это?
— Надоели расстрелы ни в чем не повинных людей.
— Вы, что же, участвовали в расстрелах?
— Нет, нет! Что вы! — испугался Каргин и тут же понял, что необдуманно отвечать опасно. Можно наговорить на себя лишнего.
— Почему вы после восстания не ушли к партизанам?
— По двум причинам, гражданин начальник. У нас было тайное свидание с партизанскими парламентерами. Сговориться мы с ними не могли. Никаких уступок сделать нам они не согласились. Тогда мне и многим другим ничего не осталось, как, только уйти за границу. Явиться с покорной головой к партизанам я побоялся. Считал, что меня расстреляют.
— Вы что же, считаете, что сильно насолили нам?
— Да не то, чтобы крепко, а насолил, — потупился Каргин. — Был я три месяца командиром станичной дружины, воевал с вами и даже ранил в бою партизана Кушаверова. Его я и тогда боялся, да и теперь потрухиваю, хоть ранил его поневоле, спасая свою жизнь.
— Что же тогда заставило вас вернуться из-за границы? Создание ДВР?
— Нет, не это. Приказали мне убить Семена Забережного, а убивать его я не хотел. Вот и пришлось домой заявиться. Но если бы знал, что нарвусь здесь на вас, то, пожалуй бы, не решился на это.
— Ну что же, спасибо за откровенность, Каргин, — рассмеялся Нагорный и продолжал: — От кого вы получили такой приказ? И почему именно вы?
— Долго об этом рассказывать.
— Ничего, рассказывайте. Время у нас есть.
Каргин помолчал, не зная, с чего начать, и набираясь решимости для откровенного разговора. Потом начал говорить. Нагорный терпеливо слушал, не перебивая, и только изредка, когда случались паузы, просил продолжать. Чувствуя все время на себе изучающий и словно подталкивающий взгляд, Каргин рассказал историю своего вступления в союз казаков Дальнего Востока, о денежной помощи, полученной от него, о полковнике Иванове, в чьем распоряжении оказался месяц тому назад.
Нагорный уже считал, что ничего важного для себя не услышит. За месяц Каргин многого сделать не мог. Пожалуй, Иванов только и поручил ему это одно-единственное задание, которого он не захотел выполнять и, боясь за свою жизнь, вынужден был явиться с повинной на русскую сторону. Чтобы окончательно удостовериться, что так оно и есть, он перебил Каргина и спросил.
— Сколько и каких заданий вы успели получить от Иванова?
— Три задания.
— Что это за задания?
— Первый раз полковник Иванов поручил мне встретить и перевезти через Аргунь одного перебежчика.
— Этого перебежчика вы знаете? — спросил Нагорный и получил ответ, которого никак не ожидал. Каргин вызывающе заявил:
— Да, знаю! Это начальник вашей милиции Челпанов.
— Вот как! — не сдержался и выдал свое изумление Нагорный. — Продолжайте, продолжайте! Я вас слушаю.
— Когда я перевозил Челпанова, он случайно проговорился и дважды назвал Иванова Кайгородовым. А я потом стал разузнавать, кто такой этот Кайгородов. Всего я не узнал, но от одного человека мельком слышал, что у Семенова начальником контрразведки в Нерчинске был есаул Кайгородов.
— Неужели это тот самый Кайгородов! — спросил Нагорный. — Если это все так, то вы сообщили нам исключительно важные сведения, гражданин Каргин. Это вам зачтется. Мне осталось только поблагодарить вас… А где теперь может находиться Челпанов?
— По-моему, у Кайгородова. Они с ним, как я понял, старые друзья. Челпанов его в разговоре со мной Гошкой называл.
Нагорный поднялся и сказал:
— Разговор наш пока прекратим. За свою жизнь можете не бояться, ничего плохого не случится, но некоторое время вам придется погостить у нас. Знает ли о том, что вы мне сообщили, Большак? Не знает? Очень хорошо.
Нагорный вызвал помощника, курчавого и круглолицего парня в красных суконных галифе и зеленой гимнастерке, и приказал ему устроить Каргина в одной из комнат госполитохраны, накормить и дать газеты, а сам стремительно удалился.
Вечером он снова вызвал к себе Каргина, спросил, хорошо ли его накормили. Потом подошел к нему, положил руку на его плечо и спросил:
— Не согласитесь ли еще разок прогуляться за границу?
— Далеко ли? — внутренне вздрогнув, поинтересовался Каргин.
— До Чалбутинских бакалеек. Буду вполне откровенным. Мы снеслись по телеграфу с Читой и передали туда сообщенные вами сведения. Наше правительство не может мириться с тем, что Семеновым создан на самой границе разведывательный и диверсионный центр, во главе которого стоит известный всему Забайкалью палач Кайгородов. Делать на этот счет представления генералу Чжан Цзо-лину бесполезно. Он исполняет то, что ему прикажут японцы, и не согласится убрать с границы Кайгородова и выдать нам уголовного преступника Челпанова. Значит, самим нужно побеспокоиться о нашей безопасности. Мы получили приказ взять и доставить в Завод Кайгородова и Челпанова. Вы знаете, где они живут и как попасть к ним, не привлекая к этому лишнего внимания. Согласитесь провести туда группу наших партизан?
