Остров Буян - Злобин Степан Павлович (читать книги без регистрации полные .txt) 📗

Бабка всхлипнула. Торопливо, словно вспомнив забытое, полезла за пазуху под шубейку, трясущимися руками вытащила деревянный крестик, поспешно распутывая нитку.

– Из Киевской лавры [166] … кипарисовый, как и крест господень… Носи, Христос тебе в помощь, сынок мой… Истомушка… – тоже в первый раз прорвалась лаской бабка.

Истома надел крест на шею. Притянул к себе Федю и обнял за плечи. В обе щеки расцеловал прильнувшую к нему Груню. Иванка вскочил на задок, обнял отца со спины. Отец потрепал его по руке.

Пахомий взглянул на Иванку и усмехнулся.

– А ты, свет, смотри тут без нас – время горячее, головы не сверни! – сказал он.

– С бо-го-ом! – крикнул кто-то из передних саней.

Вся вереница повозок тронулась, забряцали дорожные бубенцы на тройках. Челобитчики, сняв шапки, крестились, кричали слова прощания.

Стая собак и толпа ребятишек кинулись в угон за поездом вдоль улицы к Петровским воротам.

В тот же день, как уехали челобитчики, Иванке пришлось расстаться с Кузей.

Кузя сразу вошел в мятеж, словно всю жизнь только того и ждал, словно о том мечтал, и затем покинул отца и мать и ушел бродяжить с Иванкой… Он вошел в мятеж не горячась, но положительно и спокойно. Он говорил как равный с Томилой Слепым о земском ополчении, и его слушали серьезно и внимательно, как рассудительного взрослого советчика.

Когда зашла речь о том, чтобы отправлять по городам письма, то дядя Гаврила вместе с Томилой Слепым послали Кузю в Остров, Воронач и Опочку. Ему дали земские письма. И Кузя, сложив котомку, простился с Иванкой и обнялся с дядей. Иванка просил также послать и его, но его не пустили. Иванка махнул Кузе рукой и опечалился. Ему казалось, что Томила не хочет его посылать, потому что он не уберег посадский извет от Собакина, и он не смел настаивать и оправдываться…

С уходом Кузи из города Иванка стал одинок. С Якуней он не встречался, избегая бывать в доме кузнеца, а к Захарке испытывал только вражду…

Иванку мучила обида и ревность. Не раз подходил он к дому Мошницына, стоял у ворот и, не решаясь войти, уходил… Он брел к Мирожскому монастырю или обратно в город, но издали снова ему начинало казаться, что встреться он на одну духовинку с Аленкой – и все разъяснится…

Один раз он совсем готов был войти в дом, когда навстречу ему из дома Мошницына вышел Захар, весело напевая… Иванка шмыгнул в чужие отворенные ворота… И вдруг здесь в сумерках неожиданно столкнулся с Якуней и отшатнулся.

– Чего тебе тут? – засмеялся Якуня. – Не совестно? Мимо ходишь, а к старым знакомцам и глаз не кажешь!..

– Не хочу с Захаркой встречаться.

– Боишься – бока наломает?!

Иванка молча сунул кулак под нос Якуни. Захарка прошел мимо ворот. Обледенелый снежок хрустел под его шагами.

– Теперь не боишься? Идем, – позвал Якуня.

– Куда?

– К нам идем. Алена-то рада будет!

– Недосуг, – отмахнулся Иванка.

– Ты что – на Аленку сердит за Захарку?

Иванка почувствовал, как загорелись у него щеки и уши, но он сказал, стараясь казаться равнодушным:

– Да нет, так, недосуг. Занят я…

– Напрасно серчаешь, – вступился Якуня за сестру. – Ты бы еще года три пропадал, – а девке что, плакать сидеть?!

– Я не помеха – хоть за рогатого пусть идет! – огрызнулся Иванка. – Что ты ко мне прилип!

– Ну и дурак! – оборвал Якуня. – Девка тебя ждет, лишь батьке не смеет сказать про тебя – боится, что силой выдадут. А Захар день за днем все ласковей. Ты воротился, Аленка про то не знала. Я в воскресенье помянул за пирогом про тебя. Аленка вскочила да вон из горницы… Вот уж ден пять с Захаром и слова не молвит…

Иванка обрадовался:

– Я мыслил, уж их обручили.

– Чаял я меду пить на Захаркиной свадьбе, – поддразнил Якуня, – а мне что – и на твоей поднесут!

– А твоя свадьба скоро ли? – спросил повеселевший Иванка. Весь мир для него вдруг посветлел.

– Посватаешь – и женюсь, – ясно улыбнулся Якуня.

– Кого ж тебе сватать?

– Есть одна девка, да то беда: с тобой в одночасье венчаться надобно, а то поп и венчать не станет.

– Пошто поп не станет?

– Скажет: родные – нельзя.

Иванка взглянул на Якуню и громко захохотал. Он понял: Якуня говорил о его сестре Груне. Для Иванки она была еще девочка – ей едва пошел шестнадцатый год, ан оказалось, что у нее уже нашелся жених!..

Придя домой, Иванка новыми глазами поглядел на сестру. И впрямь она стала не хуже Аленки. Экая чернавка была, а возросла какая! Острая лисья мордочка, синие глаза, а бровь черная, густая… И станом стройна…

Иванка начал невольно следить за сестрой и приметил в ней много такого, чего не видел раньше: была она тихая и потому незаметна в доме, ходила неслышно, как чудесница какая-то, умеющая угадывать помыслы людей.

Уже не бабкой Аришей, а Груней держался дом, только бабка ворчала и гремела ухватом, а Груня делала все неслышно: всех напоит, накормит, поштопает, затопит печь, занавесит окна – и все неслышно… Говорила она тихо, словно смущаясь, но глаз не опускала – темные синие глаза ее были всегда широко открыты… Ее бывало слышно только тогда, когда она пела, но сразу нельзя было сказать – поет она или нет: просто делалось хорошо на сердце и уже потом, если подумать, откуда идет тепло, можно было понять, что тепло от песни… Песни ее были все грустные, задушевные, и голосок негромкий и нежный…

«Так вот какая полюбилась Якуне, – подумал Иванка. – Веселый, а девушку полюбил тихую…» У Иванки явилось жаркое желание поженить Якуню и Груню. «Пусть радуются!»

– Жених тебе кланяется, – сказал Иванка сестре.

– Что за жених? – небрежно спросила она.

– Якунька.

– Крикун, – снисходительно, как взрослая, улыбнулась она.

– Крикун, – подтвердил с улыбкой Иванка. – Люблю я его! – добавил он не без хитрости, вызывая сестру на ответ.

– А я не люблю. Трещит без умолку, да без толку.

– Сватать хочет тебя.

Она покраснела.

– Бякаешь зря! – сказала она сердито, нахмуря бровки.

И Иванка прекратил разговор, не желая ее смущать.