Черный ангел - Валтари Мика Тойми (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Мы все вместе отправились в храм, когда за турецким лагерем догорел закат, бросив последние кровавые отблески на зеленые купола соборов. Император Константин прибыл в базилику со всем своим двором, сенаторами и архонтами; вся свита двигалась в порядке, предписанном церемониалом, и на каждом вельможе были одежды, соответствовавшие его рангу и положению. Я знал в душе, что Византия, которой уже никогда не возродиться, пришла сюда в последний раз, чтобы возлечь на алтарь смерти.
Венецианский посланник, совет двенадцати и венецианские дворяне тоже были в богатых нарядах. Тех же, кто пришел со стен, украшали не шелка и бархат, а блестящие доспехи. Командующие отрядами генуэзцев собрались вокруг Джустиниани. Потом греческий люд Константинополя заполнил святой храм Юстиниана, уже не вспоминая о религиозных распрях. В этот последний час туда пришли также сотни священников и монахов – невзирая на проклятие. Перед лицом смерти между христианами не было больше раздоров, недоверия и ненависти. Каждый склонял голову перед великим таинством – и молился, как умел.
Сотни лампад разливали вокруг благовонные ароматы и сияли так, что в храме было светло как днем. Огромные, кроткие, несказанно печальные, взирали мозаичные лики с золотистых стен. Когда хоры ангельски чистых голосов запели священные гимны, слезы заструились даже из опухших глаз Джустиниани, и генуэзцу пришлось утирать их обеими руками. Многие отважные воины рыдали в голос.
Перед всеми нами император покаялся в своих грехах; слова его были освящены веками. Люди в храме забормотали молитвы. К этому хору присоединились и голоса латинян.
Греческий митрополит прочел «Символ веры», опустив обидное для греков «и от Сына». Епископ Леонард возгласил римский «Символ веры» для латинян. В греческой молитве уже не было упоминания о папе. Латиняне включили его в свои молитвы. Но этим вечером никого не возмущали такие различия. Служба проходила в тихом согласии, и греки плакали от великого облегчения, видя, что никто больше не покушается на их веру.
После молебна император Константин обратился к народу и сказал прерывающимся от волнения голосом:
– У турок – пушки и несметные полчища солдат, но с нами – Господь Бог. Не будем же терять надежды.
Василевс обнял друзей и родственников, поцеловал каждого из них и попросил прощения за все, в чем перед ними провинился. Потом он целовал и стоявших поблизости простых людей, просил простить его и стискивал в объятиях. Следуя его примеру, латиняне тоже стали обниматься и просить друг у друга прощения, и даже венецианский посланник со слезами на глазах повис на шее у Джустиниани, умоляя не держать на него, Минотто, зла. Венецианцы обнимались с генуэзцами, обещая доблестно сражаться, стремясь превзойти друг друга в отваге и мужестве. По-моему, сегодня все искренне говорили то, что думали.
Когда мы вышли из храма, было уже темно, но во всех домах мерцали лампы, а главную улицу освещали факелы и фонари – от собора Святой Софии до Влахерн и ворот Харисия. Звонили колокола всех монастырей и храмов, и казалось, что люди отмечают этим вечером большой радостный праздник.
А над огнями города на черном небе сияли яркие звезды.
Возле храма Святых Апостолов мы покинули императорскую процессию. Константин еще раз обнял Джустиниани и попросил у него прощения. Многие греки разошлись по домам, чтобы снять праздничные одежды, поцеловать жен и детей, надеть доспехи и поспешить на стены.
В это время я встретил немца Иоганна Гранта и спрыгнул с коня, чтобы обнять ученого и поблагодарить его за дружбу. Лицо Гранта было черным от пороха. Немец с трудом двигался и непрестанно моргал. Но даже в этот последний вечер его сжигала неутолимая жажда познания. Он показал на двух седых, лысых и беззубых старцев, которые, едва держась на ногах, прошли мимо нас. Их сопровождал юноша в одежде императорского мастера, но с особым красным знаком отличия; я ни разу не видел раньше такого знака.
– Тебе известно кто это? – спросил Грант. Я покачал головой. Он сказал: – Они идут из самого тайного подземелья в арсенале, где изготовляется греческий огонь. Ты заметил, какое желтое лицо у этого парня и как поредели уже его волосы? Старики потеряли все зубы, и вся кожа у бедняг шелушится. Я бы с удовольствием потолковал с ними, но их тщательно охраняют и убивают на месте всякого, кто попытается с ними заговорить.
Запас сырья уже кончился, – продолжал немец. – Последние сосуды с этой адской смесью отнесли на стены и на корабли. Я знаю часть ингредиентов, но не все, и мне неизвестно, как их нужно смешивать. Самое удивительное, что этот огонь сам вспыхивает, как только смесь выплескивается наружу. Но это происходит не под воздействием воздуха, поскольку в сосудах, которыми обстреливают врагов катапульты, есть специальные запалы, поджигающие смесь. В ней должно содержаться много нефти, раз она плывет по воде – и вода ее не гасит. Это пламя можно сбить только песком и уксусом. Венецианские моряки утверждают, что в случае необходимости маленькие капли этой смеси можно залить мочой. Те старцы – последние люди, владеющие этой тайной, которая в течение тысячи лет передается по наследству от отца к сыну. Никому никогда не разрешалось записать ее, и раньше всем, кто работал в подземельях арсенала, отрезали языки. Если турки завтра возьмут город, то стража арсенала получит последний приказ – убить стариков, чтобы они унесли эту тайну с собой в могилу. Потому им и позволили сегодня пойти в храм – впервые за несколько десятилетий.
Грант пожал плечами и вздохнул:
– Много секретов умрет вместе с этим городом… Много бесценных научных познаний… И все это обратится в прах. Иоанн Ангел, нет ничего более омерзительного, чем война. Я говорю это сейчас, после того, как уничтожил девятнадцать турецких подкопов и употребил все свое искусство, чтобы помочь императорским мастерам придумывать механизмы для убийства турок.
– Не будем терять надежды, – пробормотал я, хотя отлично знал: надеяться нам уже не на что.
Немец сплюнул и проговорил с горечью:
– Моя единственная надежда – это место на венецианском корабле, в том случае, если мне в последний момент удастся добраться до порта. Других надежд у меня нет. – Грант тихо рассмеялся, нахмурил почерневший лоб и добавил: – Если бы я был более решительным человеком, то сразу после падения города кинулся бы с мечом в руке в библиотеку, очистил бы ее от рукописей, которые мне хочется иметь, и взял бы их с собой на судно. Но ничего такого я не сделаю, ибо я – немец и воспитан в уважении к закону и порядку. Если бы я был итальянцем, то, может, и сумел бы так поступить, поскольку итальянцы свободнее и разумнее нас, жителей севера. И потому я презираю самого себя.
