Фаворит. Том 1. Его императрица - Пикуль Валентин Саввич (читать книги онлайн txt) 📗

Был 185 год мусульманской хиджры, что по христианскому календарю означало смыкание 1770–1771 годов, а Ор-Капу – это Перекоп!

Вторую армию, после отставки графа Панина, принял под свое начало князь Василий Михайлович Долгорукий, приехавший на фронт с дородной женой и прелестными дочками. Все офицеры из немцев разом подали в отставку, честно заявив, что при новом командующем им ходу не будет, что с этим «отсталым» человеком они служить не намерены. Долгорукий отпустил их без сожаления.

– Обедать прошу у меня, – сказал он офицерам…

Старик был прост, как прост и солдат. Смолоду гоним, лишен титула княжеского, с четырнадцати лет служил он рядовым под именем «Василия Михайлова». Анна Иоанновна указала никогда не учить «Михайлова» грамоте, и, уже став генерал-аншефом, Долгорукий едва умел расписаться, неизменно обвиняя своих адъютантов:

– До чего же перышко худо чинено! Пиши сам за меня…

Пыль, пыль, пыль – Вторая армия топала на Перекоп: мимо войсковых рядов катался Долгорукий в коляске, подпевая солдатам:

Долгорукому следовало штурмовать ворота Ор-Капу, адмирал Сенявин сделал «мост» у Сиваша, там моряки высадят десанты на Арабатскую косу, и все это надо произвести стремительно… Василий Михайлович лишь однажды созвал офицеров на совещание, растолковал им кратенько: в этом году, говорил он, Румянцев закрепит на Дунае успехи прошлогодние, эскадра Орлова в Архипелаге блокаду Стамбула продлит и усилит.

– А нам, сударики мои, – заключил князь, – Крым с бою брать. Иных соображений нету, да и быть их не может…

В трех верстах от Перекопа аншеф задержал марш армии, полки десанта тронулись к Сивашу, где прибой раскачивал корабли Азовской флотилии, а сама Арабатская коса хищной стрелой впивалась прямо в тылы Крымского ханства. Долгорукий растянул свои войска в линию вдоль Перекопа, сгруппировал батареи напротив ворот Ор-Капу, и древняя мудрая сова равнодушно наблюдала за суетой пришельцев из далеких прохладных лесов… Офицеры не стали говорить князю, что он состарился, но дали ему понять, что одряхлела его тактика:

– Небось, таково еще при графе Минихе воевали!

– Ну да, – согласился Долгорукий. – И ведь хорошо воевали! Вот стою я на том самом месте, где еще солдатом перед штурмом стоял, и Миних сказал: «Братцы, кто первым на ров взойдет, того в офицеры жалую!» Я первый и взошел… Скажите об этом рядовым!

А солдаты на командующего, как на икону, молились. Хотя и разъезжал он в коляске, но всегда помнил, что у служивых ноги не железные, оттого переходы делал «жалостливые», не изнурительные. Его сиятельство не был барином; любой солдат смело подходил к аншефу, обиды ему выплакивал: Долгорукий нужды людские понимал, ибо сам шилом патоки нахлебался… В канун штурма Перекопа к его шатру примчался на лошади Шагин-Гирей:

– Исполать тебе, высокорожденный Долгорук-паша! – И сообщил на ухо, что Перекоп держится на одних янычарах, буджайские татары против турок озлоблены. – А беем в Ор-Капу мой брат, Сагиб-Гирей, и он не станет чинить препятствий…

Долгорукий спросил его: где хан Селим-Гирей?

– Он там, – вытянул Шагин руку с плетью во тьму…

В ночь на 14 июня Долгорукий объявил штурм. В глубокий ров полетели связки фашинника, солдаты по приставным лесенкам вздымались на эскарпы, батареи отчаянно разбивали ворота крепости, и после полудня гарнизон бежал… Долгорукий просил адъютантов представить ему солдата, который взошел на вал первым. Героя принесли и положили возле ног генерал-аншефа. Василий Михайлович снял с пояса шпагу, возложив ее на грудь мертвеца, потом скомкал шарф генеральский, тканный золотом, отдал убитому:

– Погрести его с отданием почестей офицерских!..

А за Перекопом открылся Крым: воды мало, озера соленые, лошадям корма нет, растет полынь да колючки. Армия разделилась на три луча: Сивашский отряд шагал по косе к фортам Арабата, чтобы взять Керчь и Ени-Кале, кавалерия умчалась на захват Козлова, [20] а сам Долгорукий направил старческие стопы в главное разбойничье гнездо – на Кафу!

Кафа звалась Малым Каиром, этот город обороняли сами турки; там была отличная гавань, центральный рынок работорговли. На подступах к Кафе русских встретили огнем. Шагин-Гирей с ногаями подскакал к окопам.

– Ради чего воюете? – вопросил он османов. – Если ради Крыма, то он не ваш! Нам, татарам и ногаям, нужны наши владения, а от вас что пользы? Вы бы лучше убирались домой. Если же решитесь на битву, то московы могут спать спокойно. Я сам и мои ногаи разнесем саблями ваши глупые головы…

На рейде Кафы корабли позванивали цепями, берег освещали костры, в горах бродили ненасытные в грабежах египетские мамелюки. Было тревожно… Гасан-паша возлежал на подушках в обширном салоне флагмана. В соседней каюте разместился Абазех-паша, губернатор Кафы, и поздним вечером, сняв с ноги шлепанец, Гасан стучал в переборку:

– Высокочтимый! Ты пойдешь воевать с гяурами?

Губернатор Кафы бренчал за переборкой кувшинами:

– Пойду, если мне дадут лошадей, палатки, подводы, сухари и… сто кисетов акчэ. А ты, высокостепенный?

– Я подожду, что скажет Ибрагим…

Утром от Ибрагима они узнали, что русские взяли Арабат. Долгорук-паша послал два своих байрака – один на Керчь, другой прямо в Бахчисарай, а войско хана Селим-Гирея разбито полностью. Стали искать хана и нашли его в трюмах флагманского корабля, откуда он вылезать отказался, погруженный в молитвенное созерцание. Кафа обезлюдела. Гасан приказал всех здоровых пассажиров покидать в море: пусть плывут обратно – для борьбы с гяурами. В городе оставались христиане, семейства армян и греков, вчерашние невольники – русские, украинцы, поляки, они гуляли по улицам, обогащая себя за былые страдания одеждой, мясом, рыбой, вином и посудой. Ибрагим-паша убеждал янычар, что Аллах не оставит их, а султан, выславший сто кисетов, пришлет еще двести.

– Так где же они? – вопили в ответ янычары…

Гасан-паша увел корабли в море. Русское ядро угодило в арсенал, при взрыве пороха сгорели артиллеристы, в городе началась паника. Напрасно Ибрагим загонял турок в траншеи плетьми и дубинами. Духовенство с трудом остановило бегущих раскрытыми коранами. Муллы и муфтии взяли с воинов клятву – сейчас же вернуться и отобрать Арабат у русских. Турецкий летописец пишет: «Пехотные и конные синаги, начальники янычар-байраков, офицеры египетских войск, сам конвой паши и все сорвиголовы отправились в путь». Но вспышка религиозного фанатизма оказалась краткой: завидев русских, янычары перестреляли своих офицеров и разбежались. Ибрагим-паша заперся в башне. Из пистолета он убил русского парламентера в красном артиллерийском мундире. Но башня загорелась – сераскир, не стерпев ожогов, выскочил наружу… Рядом с собою увидел он русских солдат, стоявших с ружьями, а Долгорук-паша и его драгоман были верхом на лошадях.

– Зачем воевать за место, для турок уже пустое? – крикнул Долгорукий. – Мы не с вами имеем дело, а с хозяевами этой страны. Вон стоит табор Сагиб-Гирея, вон табор его брата Шагина, и с ними, а не с вами мы будем решать судьбы ханства…

Драгоман спросил: кто здесь Ибрагим-паша?

– Это я, – шагнул вперед сераскир.

– Позвольте вашу саблю, – велел драгоман.

Долгорукий вынул клинок из ножен, глазом знатока осмотрел его, снова вложил в ножны и вернул оружие противнику:

– Извещен, что вы сражались со мною честнее других, и было бы неблагородно с моей стороны лишать вас чести… Не огорчайтесь! В Петербурге вы будете нашим почетным гостем.

Ибрагим-паша видел, как уплывают вдаль корабли.

– Что предопределено свыше, то и будет… Кысмет!

Кысмет – это рок, а правоверный судьбе покорен.