Кола - Поляков Борис (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
В нижнем посаде проулочек узкий, мостков нет. Дома стоят тесно, кругом мурава. Палисадники с разлапистою рябиной. Ставни тоже многие не закрыты, в окнах кое-где свет. На траве лежащие две собаки повернули к ним головы и не встали, не взлаяли. Провожая их взглядом, лишь приветливо шевельнули хвостами.
Наверно, так было тут сотню и более лет назад. Время нижний посад будто не трогало. И Шешелов ощутил нежданно весь мирный уклад проулка. Словно увидел, как он собирается отойти ко сну. Забылся солдат на посту, бутафорский редут и опасность от чужих кораблей, плутающих где-то рядом, на Мурмане. Был только проулок, собирающийся на отдых.
Шешелов с благочинным и прежде ходили в светлые ночи гулять по Коле. Это было привычное удовольствие. Но ясно увиделось нынешнее: открытые окна, свет, тишина и нелающие собаки. Голоса молодежи на игрищах, и на лавках у ворот люди. И Шешелов вдруг почувствовал, что и сам он живет в этом укладе жизни как неотъемлемая его частица.
На берег вышли ниже причалов и Егорьевской башни. Теплота проулка сменилась прохладою. Тут вливались в залив Тулома и Кола. Солдат у редута теперь стоял спиной к ним, но уже поодаль от играющих.
– Приятная ночь, – сказал благочинный. – Светло будто днем, и тепло, и тихо. Луна полная, а теней от нее нет.
– Свет с двух сторон, поэтому, – Герасимов показал на север. – Солнце вот-вот встанет.
Действительно, теней не было. «На поминках плохая примета», – хотел пошутить Шешелов и подумал, что где-то вот здесь, может прямо на этом месте, много раз за века люди, жившие прежде в Коле, стояли в тревожном предчувствии, высматривая беду. А теперь, как в наследство, это досталось и на их долю.
Словно вторя его мыслям, благочинный сказал:
– Удивленье, сколько вынес и вытерпел этот город! Его осаждали, жгли, грабили, а он все живет. Наверное, крепость могла бы многое рассказать.
Деревянные стены крепости потемнели от времени и покрылись кое-где мхом. Но были еще крепкими и смолистыми. И башни меж стен смотрели строго и неприступно в залив, словно хранили покой спящего за спиной города. Люди когда-то строили, чтобы защитить себя. Но что сегодня она?
И Шешелов вслух сказал:
– Ее ценность как укрепленья теперь отпала.
– Не скажите, – возразил Герасимов. – Если бы пушки сюда вернуть да солдат. Хотя бы то, что когда-то здесь было...
– По весне, когда ждали норвегов, вы сразу распорядились ворота делать, – и благочинный хохотнул. – Помните, как в снег сели?
– Это когда вы от страха хотели сигануть в крепость?
Шешелов, посмеиваясь, забрался в старую на песке шняку и удобно сел на сухой доске. Отсюда видны были крепость, и дремлющая за ней громада собора, и вараки в голубой дымке, и гладь залива. Там, справа, у
Фадеева ручья, был пост. Второй поставили на другом берегу залива. Это Шешелов настоял, чтобы посты разрознить по берегам. Если даже с постом на мысу Притыка что-то случится, от Фадеева ручья всегда можно предупредить город.
Устали ноги. Приятно было сидеть отдыхая и видеть рядом своих друзей. Шешелов чувствовал душевное равновесие и покой: набил трубку и в удовольствие закурил, затянулся дымом. Это бывает так редко – суметь не терзать себя прошлым, будущим, а увидеть миг жизни и почувствовать его прелесть. Люди не успевают в суете, а чаще именно не умеют насладиться сиюминутным. Светлой вот этой ночью, видом больших варак. Залив между ними уходит вдаль. Это дорога в большое море. Там разграбили и сожгли шхуну сына Игната Васильича. И оттуда теперь городу может прийти беда.
Шешелов был недавно на Соловараке, сидел там на самом краю, курил. Под ногами лежал город Кола. От залива, насколько хватало глаз, теснились горбами другие вараки. А теперь все увиделось снова будто с той высоты. И опять город крохотным показался, приникшим к мысу.
Шешелов выбил из трубки пепел, сказал:
– Далеко мы от всех живем, вот что плохо.
Герасимов отозвался:
– Старые люди так говорили: не строй светлицы возле границы.
– К чему это вы? – не понял Шешелов.
– Будь земля у Девкиной заводи наша, мы теперь были бы как в тылу. – Герасимов не обернулся, не посмотрел, значит, он не с упреком. Но в душе о весенней поспешности сожалеет. А может, и правда, когда ждали весной норвегов, с границей поторопились?
– Это ты с неудачным примером, – сказал благочинный. – Белое море супротив нас в тылу, а там вон что они творят.
«Да, творят, – думал Шешелов. – Вселяют ужас пушками, разоряют огнем. Знай, мол, наших. Неужели лишь грабить нищих поморов пришли военные корабли? Как пираты прошлого века. Почему не захватывают землю, не укрепляются? Почему не идут в Колу? Осень не за горами».
Вслух спросил:
– Как вы думаете, придут они к нам или нет?
Погодя Герасимов отозвался:
– Кто знает. Солдат видели много на кораблях, Поди, десантом не преминут.
– Это худшее из предположений, – сказал благочинный.
«Нет, не худшее, – думал Шешелов. – Это все же только десант».
– А если на кораблях, при пушках?
– Не должны бы, – с сомнением сказал Герасимов. – Фрегаты мелей поопасаются. Тут и средним кораблям фарватер знать надо.
Благочинный вынул часы, посмотрел.
– О, уже три часа... На фрегатах, верно, поопасятся. А десантом могут и заявиться. – Помолчал и добавил веско: – Завтра их ожидать надо.
Словно треснуло внутри что-то, натянулось струной, звеня: вот-вот лопнет. Опахнуло бедой. А может, не понял что-то?
– Что завтра ожидать?
Благочинный щелкнул крышкой часов.
– Десант... Или какую другую силу.
– Ты что, отец Иоанн, святой дух? – тихо спросил Герасимов. И улыбнулся через силу. – Или командуешь у них флотом? А может, шпион английский?
Благочинный спрятал часы, зевнул, крестя рот.
— Скучно мне с вами. Умственности в вас нет. А я вот шел и подсчитывал: все нападенья у них по вторникам. Сосновец захватили они во вторник. 29 июня, во вторник, грабили Кузомень. Во вторник, 6 июля, начинали бомбить Соловецкий монастырь. Следующий вторник, 13 июля, как народ суеверный, они отдыхали. А 20 июля, во вторник, пришли в Кандалакшу. Теперь 27 июля и 3 августа... Нам пока неизвестно, что они делали в эти дни. Но в Коле не появились. Значит, могут быть завтра.
Что-то ослабло внутри, отпустило сердце.
— Могут... – протянул Шешелов.
Благочинный пожал плечами:
– А кто сказал, что придут? Могут...
Потревожились на песке чайки. Вода дрогнула, зажила. Начинался отлив.
– Дождя бы теперь, – мечтательно сказал благочинный. – Грибы пошли бы. Рябина нынче вон как цвела: грибы должны быть.
Над заливом стояла серебряная, прозрачная дымка.
Там, над вараками, над водою, вставало солнце. Да, дождя хорошо бы. И грибов засолить на зиму тоже неплохо.
– Может, спать пойдем?
– Идемте, – согласился Герасимов.
...Они поднялись на отрубистый берег и пошли по дороге к крепости, по домам, отдыхать. И никто не знал из них, что погода изменится только через три дня. Над заливом сгрудятся дождевые тучи, низкие и тяжелые, и с холодной северною грозою придет дождь. Но живительная его вода людям не принесет пользы.
На большом песчаном мысу, между реками Туломой и Колой, под горою Соловарака, где теперь они шли по городу, до дождя будет черное ровное поле горя, золы и пепла. Черным станет белый сегодня песок, черной станет выжженная земля – и дождь придет на огромное пепелище.
Но об этом еще никто не знал.
В лучах восходящего солнца они шли не спеша, старые, умудренные жизнью люди, по притихшим на время улицам, и не знали, что спать им осталось пять-шесть часов, что это последний раз они гуляли по городу.
Они также не знали, что завтра вечером они сами свою изберут судьбу, как ее избирали жившие до них в Коле, без подсказок и понуждений, предвидя удел наперед и свой, и самого людного на Севере, дорогого им города.
И шестнадцать орудий большого калибра направят темные жерла свои на город и выплеснут первые разрушения, огонь и смерть. Сотрясутся земля и воздух, раскатится громом по воде эхо, и в сухой деревянный город ударят каленые ядра и бомбы с зажигательной смесью. Плоть людей перед ними покажется ветхим тленом. Загорятся службы, дома, амбары. И коляне познают страх.
