Золотая лихорадка - Задорнов Николай Павлович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
– Но это же ошибка. Здоровые силы народа. Дайте им право, они вам гору своротят. У них руки связаны!
Губернатору неприятна была подобная фраза: «Руки связаны».
– Пойдем на компромисс. Пусть его младший брат Федор Кондратьевич Кузнецов участвует в выставке со всеми показательными цифрами и произведениями от их хозяйства.
Петру Кузьмичу все это очень не нравилось. И он не хотел спорить с губернатором и дал согласие. «Вообще Корф мог моего согласия и не спрашивать! – полагал он. – Как я буду смотреть в глаза Кузнецовым? Я же знаю его давно… Он лишь исполнил или пытался исполнить то, о чем мы все мечтаем. Но мы не смеем!.. А он посмел! Предать его – это предать себя! Барсуков кричал на переселенцев в дни их прибытия на плотах. Он делал это по убеждению, и другого выхода не было. Барсукову начинал не нравиться новый генерал-губернатор. Это честные, аккуратные, но сухие люди, на которых поначалу надеешься, потом оказываются формалистами, законниками. А подкупал своей внимательностью, серьезностью.
Барсуков решил, что на этот раз он не уступит. «Придется и мне, как Егору, к барону вернуться за рукавицами. Либо Кузнецов и вообще все уральские и тамбовские, независимо от того, слушали они проповеди на прииске или нет, а только по показателям их хозяйств, по коровам, по зерну, картошке, по шкурам зверей, а не по досье… Либо я ухожу! Уезжаю! Довольно! Поеду доживать век свой на родине, на берегах Байкала!»
ГЛАВА 27
Однажды зимой в Уральском остановился обоз. Время шло к весне, погода была ветреная. Несло сухой, крупчатый снег. Люди намерзлись.
В почтовой избе, которая стояла поодаль от селения, набилось полно народа.
Единственную комнату для проезжающих уступили женщинам. В ямщицкой также многим не досталось места. В сумерках ямщики пошли в селение искать пристанище у знакомых, а за ними побрели двое пассажиров проезжающих, оба в меховых шинелях и тяжелых ямщицких дохах.
Остальные пассажиры тоже потянулись по селению.
– В этой деревне, говорят, злые все, не пускают к себе ночевать? – спросил проезжающий в бобровой шапке.
Ему не ответили. Двое молодых офицеров, оба в меховых шинелях и ямщицких дохах, постучались в какой-то дом, зашли в другой, в третий. В самом деле, никто не соглашался пустить их на ночлег.
– Вот идите еще вон в тот высокий дом, – сказал долговязый ямщик в ватной куртке. Он оставил доху на станке и ходил с кнутом, похлопывая себя кнутовищем по валенку.
Из ворот большого дома вышла Авдотья Бормотова. Рядом с ней шел высокий паренек. Молодые люди приостановились:
– Не вы ли хозяйка этого дома?
– Я хозяйка. Здравствуйте!
– Какой милый малыш!
– Хозяйка, можно ли у вас переночевать?
– Я не пускаю! – ответила Дуня. – У меня у самой полна изба.
– Такая большая изба, а нам негде переночевать. Хозяйка, мы заплатим хорошо… Нам некуда деваться.
– Сказано вам, что нет! – погрубей ответил Сенька, взял мать за рукав, и они пошли вместе к светящемуся за сугробами огоньку в чьем-то большом доме.
– Вот положение! Да что это за люди!
– Наверное, кержаки! Боятся, что опоганим их посуду.
– Верно советовали нам, в Уральское не заезжать.
Молодые люди пошли обратно. Толпа ямщиков стояла около старого бердышовского зимовья, разговаривая с Савоськой.
– Может быть, здесь можно? – с немецким акцентом спросил проезжающий в тулупе и валенках.
– Нельзя, – ответил Савоська. – Идите к старосте.
– А где он?
– Вот в соседнем доме.
Толпа подошла к дому старосты. Вышел Николай Пак с кокардой на шапке.
– Что вам?
– Ты староста? – подступил к нему человек в бобровой шапке.
– Да, мы староста. А ты кто?
– Мы – проезжающие.
– Ступайте в избу для проезжающих.
– Там полно без нас.
У Пака высокая грудь колесом. Он в незастегнутом полушубке и в рубахе. Его широкие челюсти стиснуты, словно он ухватил зубами кусок мяса и держит его. Он спросил сквозь зубы:
– А у Авдотьи Бормотовой были?
– Были. Она гонит.
– Да, верно! Она гонит, – процедил Пак и, кажется, усмехнулся. Он надвинул на лоб шапку с кокардой и стал тереть ладонью стриженый затылок, словно старался его нагреть. – А у Кузнецовых были?
– Были. У них дедушка помирает…
– Да, верно. Дедушка заболел!
– А у тебя?
– У меня ребятишки.
– Сколько же? Не полна же изба?
– Полна.
– Ну, куда же нам? Устрой куда-нибудь. Мы согласны куда угодно.
– Ищите сами! – ответил Пак. – У меня нет.
Он куда-то пошел. Толпа, которой некуда было деваться, побрела за ним. Некоторые возмущались. Пак шел на ветер не застегнувшись, как пьяный рыбак в море.
Снег волнами бушевал вокруг него. Людям казалось, что метель разбивается о его высокую грудь и что идти за ним теплей.
Пак заглянул в зимовье Савоськи и спросил о чем-то на неизвестном языке.
– Мы его угостим! – сказал кто-то из толпы. – Как следует. Заплатим.
– Не надо ваше угощение! Я сам вас угощу! – сказал Савоська.
– Что же ты сразу не согласился, погнал нас по всей деревне, нам лучше и не надо, – сказал офицер.
– Я думал, может, где лучше найдется место, – ответил Савоська.
– Идите сюда! – крикнул военный в шинели своему отставшему товарищу. – Когда негде ночевать, то не до гигиены! И не до соблюдения правил вежливости! Пойдем, что же делать!
– Че тебе, спать негде? – спросил подошедшего Савоська.
– Да-а…
– Вот старое зимовье, никто не живет. Печку затопили, будет тепло.
– Отлично! Чего же лучше!
– Иди! – хлопнул Савоська по плечу барина в бобровой шапке. Савоська был нарочито груб и с удовольствием наблюдал, как эти сытые господа и барчата морщатся от неудовольствия, но все сносят.
Ямщики засмеялись и все вместе повалили в зимовье. Савоська зажег лампу.
Для проезжающих отвели места на нарах, а ямщики укладывали свою теплую одежду на полу. В зимовье было чисто, под потолком висели связки сушеных чебаков, несколько пластин юколы отличной, какие-то шкурки и пахло травой.
– Да тут отлично!
– Гут! – сказал немец.
На столе появилась водка, соленые огурцы и хлеб. Стали пить. С дороги всем было в охотку такое угощение. Савоська достал из-под потолка огромную пластину юколы и живо нарезал.
