Закат в крови (Роман) - Степанов Георгий Владимирович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Красноармеец молчал. Франс осторожно тронул его носком желтого ботинка. С лица солдата свалилась шапка, и тогда Ивлев увидел бессмысленно выпученные глаза на синем застывшем лице.
Рядом с мертвецом лежал другой с лиловыми толстыми губами. Франс посчитал тифозных, лежавших в будке, и сказал:
— Так погибать безропотно могут только русские. И когда ставят офицеры солдат к стенке, они умирают молча, понуро. Я не знаю, почему так умирают? Привыкли за несколько лет к смерти, что ли?
Вернувшись к вагону и поднявшись на площадку, Франс тщательно вытирал остроносые ботинки жидкостью, пахнущей карболкой.
Глубоко подавленный всем виденным, Ивлев глядел в окно и хмурился.
Клубясь, темнели облака. Изредка в их просветах появлялось студеное, неправдоподобно сузившееся солнце. Степной ветер порывисто гудел между вагонами. Где-то на востоке неумолчно раздавались орудийные раскаты, приглушенные шумом ветра.
Англичане и французы, дымя сигарами, играли в шахматы.
На следующий день утром на одной из станций Ивлев с иностранцами осмотрел огромный состав санитарных вагонов. В мертвом поезде не оказалось ни одной живой души. Даже врачи и сестры милосердия, помещавшиеся в классном вагоне, были мертвы.
По приказу генерала Покровского особые отряды, собранные из пленных, производили очистку станций от тифозных трупов. Они брали мертвецов за руки и ноги и кидали, как дрова, на ручные вагонетки.
«Как обесценен русский человек! — внутренне содрогался Ивлев. — А ведь он великий пахарь, и умелец на все руки, и отличный воин. Ах, Россия, Россия, чем кончишь ты?»
От станции Качалинской потянулись сплошной лентой брошенные воинские составы, орудия легкой, тяжелой и осадной артиллерии, броневые и грузовые автомобили, брички, фаэтоны, двуколки, набитые разной одеждой, патронами, снарядами, пушками, седлами, винтовками, ручными гранатами.
Неподалеку от Кизляра в одном из красных поездов взорвались снаряды. По полю сильным взрывом разбросало человеческие тела, без голов, рук, ног. Теперь зима старательно присыпала их снегом.
Ивлев сокрушенно качал головой, думая, что русскому народу приходится за все жестоко расплачиваться слезами, кровью, тысячами жизней.
Поезд с иностранцами прошел до станции Самалинской, Михайловской и Слепцовской. На этих станциях стояли бронепоезда, захваченные у красных.
Перед Ивлевым, проехавшим по пути отступления 11-й Красной Армии, во всем великом ужасе предстали результаты неимоверно жестокой войны, не знающей милосердия. Вообще поездка по местам недавних сражений утвердила в сознании, что до окончания гражданской войны еще далеко-далеко и что самое сложное и тяжелое — впереди, оно еще только начинается. Резервы большевиков чрезвычайно велики, и разгром одной их армии ничего решающего не означает. А между тем только на борьбу с Одиннадцатой армией ушло более полугода. И это тогда, когда на нее были брошены главные силы.
А в Екатеринодаре, залитом южным солнцем, на многих зданиях белели, краснели, синели флаги. Газеты выходили со статьями, восхвалявшими Врангеля, Шкуро, Покровского.
Открывались новые кафешантаны, бары, рестораны, в которых выступали с модными песенками Виктор Хенкин и Петро Тарахно.
Шуточная песня Хенкина «Кинто» распевалась всеми. Вскоре на подмостках кино и театров появился Вертинский с романсами собственного сочинения, часто схожими со стихами Игоря Северянина.
На Красной улице, теперь всегда необыкновенно людной, блестя крагами, совсем по-хозяйски расхаживали офицеры иностранных военных миссий.
В офицерских кругах все чаще упоминалось имя Врангеля, руководившего Кавказской армией, ликвидировавшей силы красных на Северном Кавказе.
Глава третья
Под колесами скрипел снег, смешанный с песком. Отощавшие кони едва волокли санитарную двуколку. В задке сидела Глаша. Рядом с ней — Петр Васильевич Букатов, молодой врач с бледным, тонким осунувшимся лицом.
С этим тихим, задумчивым человеком Глаша познакомилась и подружилась в городе Георгиевске, куда откомандировали ее для борьбы с эпидемией тифа Чрезвычайный уполномоченный Одиннадцатой армии и ЦИК Северо-Кавказской республики по организации прифронтовой полосы.
Для того чтобы разместить в городе 12 тысяч сыпнотифозных красноармейцев, пришлось из Георгиевска выселить в станицу Незлобную шесть тысяч человек населения.
Эпидемия тифа безудержно косила армию. Едва успевали рыть длинные рвы и укладывать мертвецов плечо к плечу, сверху только слегка присыпая землей.
Грянули лютые морозы, и началось отступление.
Букатов добыл для Глаши мужское пальто на вате с высоким каракулевым воротником, в которое она сейчас зябко куталась.
Новое отступление войск мало походило на августовское из Екатеринодара. Тогда если оно и происходило стихийно, то лошади и люди находили в каждом селении достаточно пропитания. Теперь же, за пределами Терской области, в редких поселках и заимках Астраханской степи уже не было ни хлеба, ни сена, ни крова. Голодные кони падали, отощавшие люди оставляли на дорогах орудия, пулеметы, походные кухни. Передохнуть под крышей и в тепле было почти невозможно. Все хаты в редких хуторах до отказа забивались беженцами, а во дворах часто некуда было приткнуть даже двуколку.
В степи почти непрерывно свирепствовали снежные бураны. Одежда, намокнув от снега, коробилась и не успевала просыхать. Уже не раз, выбившись из сил, Глаша валялась в тесных хатах на земляном полу среди обовшивевших людей. Теперь шея, поясница и в особенности ноги в валенках нестерпимо зудели.
— Заели паразиты, — жаловалась она и мечтательно добавляла: — С каким удовольствием сняла бы с себя всю одежду и утюжила докрасна накаленным утюгом.
— К сожалению, это осуществимо лишь в Астрахани, — мрачно говорил Букатов.
С каждым новым днем бесприютнее становилась Астраханская степь, со студеными ветрами, снежными буранами, бесславно и бесследно поглощавшая все живое.
Стотысячная армия с непостижимой быстротой таяла. Заметно редели полки пехоты, короче становились обозы, уменьшались конные группы. Астраханская степь для Одиннадцатой армии превращалась в бескрайний погост без крестов и могил.
Лошади под красными всадниками прошли уже не одну сотню верст и сейчас в заснеженной степи от бескормицы, в изнурительно долгих переходах истратив последние силы, одна за другой выбывали из строя. Иная лошадь, превратившись в скелет, обтянутый сухожилиями и кожей, напрягается из последнего и вдруг, будто чем-то изнутри подрезанная, останавливается. Понукает ее всадник поначалу слегка, потом хлещет нагайкой, но лошадь, словно утратив чувствительность к боли, стоит, даже хвостом не шевелит. Исколи шпорами ее до крови, воткни штык в ребра, все равно не сдвинется с места. Выдохлась она.
Всадник, отчаявшись, спрыгивает на землю, разнуздывает лошадь, снимает седло и уходит за своей колонной.
Куда ни глянь, кругом безбрежная, холодная, песчаная степь, неумолимо дует студеный ветер, несется колючая снежная поземка.
Брошенная лошадь, подогнув усталые ноги, стоит, низко опустив отяжелевшую голову. Остановилась она в этой холодной степи, чтобы навечно сложить здесь кости. Тянется обоз, мелкой рысью топает еще одна группа всадников на таких же истощавших конях, как она, готовых вот-вот остановиться. Вся Астраханская степь, как вехами, была уставлена лошадьми, вышедшими из строя.
Другой сердобольный кавалерист, покидая боевого друга, выложит перед ним из сумы последнее сено. Возьмет конь клок его в зубы и стоит, не жуя, уныло провожая блестящими, все понимающими глазами уходящего от него хозяина. Смотрит долго, упорно, будто надеясь, что хозяин вернется. Ведь сколько с ним пройдено страдных дорог. Сколько раз на себе выносил его из-под огня вражеских пушек и пулеметов. Вместе делили тяготы и муки войны, радость победы и горечь поражений. Мокли под проливными дождями, дрогли от лютой стужи, обливались потом в дни знойного лета! Вязли в непролазной грязи.
