Гибель гигантов - Фоллетт Кен (бесплатная библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
В эти дни она возненавидела сидеть без дела, потому что тогда она думала лишь о Вальтере. Жив он или нет? Сражение на Сомме наконец завершилось. Фиц сказал, немцы потеряли полмиллиона человек. Был ли в их числе Вальтер? Или, искалеченный, он лежит сейчас в каком-нибудь госпитале?
А может, он праздновал победу? Газетам не удалось умолчать о том, что в результате главного события 1916 года английским войскам удалось продвинуться на какие-то несколько жалких миль. Немцы были вправе торжествовать. Даже Фиц теперь говорил, шепотом и в разговорах с глазу на глаз, что у Англии теперь вся надежда на то, что в войну вступит Америка. А может, Вальтер развлекается в берлинском борделе, держа в одной руке бутылку шнапса, а другой обнимая хорошенькую белокурую фройляйн? Лучше пусть он будет ранен, подумала она, но ей тут же стало стыдно.
Среди приехавших в Ти-Гуин гостей оказался и Гас Дьюар. Он разыскал Мод во время чая. Все мужчины были в твидовых брюках-гольф с застежкой под коленом, и американец выглядел в них особенно нелепо. Небрежно держа в одной руке чашку с чаем, через всю заполненную людьми гостиную он шел к тому месту, где сидела она.
Мод подавила вздох. Обычно когда к ней приближался неженатый молодой человек, у него на уме был флирт, и ей приходилось давать понять, что ничего не выйдет, не упоминая при этом о своем браке, — что порой бывало нелегко. Так много достойных неженатых молодых людей погибло на войне, что с ней решались заигрывать самые непривлекательные: сыновья обанкротившихся баронов, одетые в черное священники, у которых пахло изо рта, и даже гомосексуалисты, которым нужна была жена для прикрытия.
Конечно, Гас Дьюар — не такой уж плохой вариант. Он некрасив, не обладает непринужденным изяществом Вальтера и Фица, но у него острый ум и высокие идеалы, и, как и Мод, его глубоко интересует все, что происходит в мире. А его некоторая неловкость — социальная и физическая — в сочетании с честностью, доходящей до грубости, придает ему обаяние. Если бы ее сердце было свободно, у него, возможно, был бы шанс.
Он сел рядом, заложив ногу за ногу, на желтый шелковый диван.
— Я так рад снова побывать в Ти-Гуине, — сказал он.
— Вы приезжали к нам незадолго до начала войны, — вспомнила Мод. Она на всю жизнь запомнила те дни в январе 1914 года, когда их удостоил визита король и случилось то страшное несчастье на эйбрауэнской шахте. Но лучше всего она помнила, хоть и стыдилась этого, как целовалась с Вальтером. Если бы можно было его поцеловать сейчас… Глупо было ограничиваться тогда одними поцелуями! Она жалела теперь, что они не занимались любовью, что она не забеременела, — тогда бы им пришлось пожениться с недостойной поспешностью, и услали бы их жить в вечной немилости в какую-нибудь ужасную Родезию или Бенгалию… Все соображения, которые тогда их останавливали — родители, общество, карьера — казались теперь такими незначительными по сравнению с ужасной мыслью, что Вальтер может погибнуть и она может никогда его больше не увидеть.
— Отчего мужчины такие дураки, что соглашаются воевать? — сказала она Гасу. — И продолжают сражаться, даже когда за любую вероятную в результате войны выгоду заплачено таким количеством жизней, что она ничего не стоит…
— Президент Вильсон считает, — сказал Гас, — что воюющие стороны должны рассмотреть возможность примирения без определения победителя.
Она обрадовалась тому, что он не стал говорить ей про ее красивые глаза и прочую подобную чушь.
— Я согласна с вашим президентом, — сказала она. — Английская армия уже потеряла миллион человек. Одна только Сомма стоила нам четыреста тысяч жизней.
— А что думают обычные англичане?
Мод помолчала, размышляя.
— Большинство газет все еще делают вид, что на Сомме мы одержали великую победу. Любая попытка взглянуть более трезво объявляется непатриотичной. Я уверена, что лорд Нортклифф предпочел бы военную диктатуру. Но большинство англичан поняли, что мы не побеждаем в этой войне.
— Возможно, Германия соберется предложить мирные переговоры.
— О, как бы мне хотелось, чтобы вы оказались правы!
— Я думаю, скоро можно ждать официального заявления.
Мод взглянула ему в лицо.
— Простите меня, — сказала она. — Я думала, вы просто хотите завязать светскую беседу… Оказывается, нет… — Она была взволнована. — Мирные переговоры! Неужели правда?
— Нет, это не светская беседа, — сказал Гас. — Я знаю, у вас есть друзья в либеральном правительстве.
— Только теперь это не либеральное правительство, — сказала она. — Это коалиция, и в кабинете министров несколько консерваторов.
— Прошу прощения, я неправильно выразился. Но все равно премьер-министром остается Асквит, а он либерал. И мне известно, что вы хорошо знакомы со многими лидерами либералов.
— Да.
— Я пришел спросить вас: как, по-вашему, может быть принято предложение немцев?
Она задумалась. Она знала, кого Гас представляет. Этот вопрос ей задавал в его лице президент Соединенных Штатов. Ей лучше быть точной.
— Десять дней назад в кабинете министров обсуждали письмо лорда Лансдауна, он был министром иностранных дел в прежнем правительстве консерваторов. В письме говорится, что победить в этой войне мы не сможем.
— Правда? — оживился Гас. — Я этого не знал.
— Конечно, это держали в тайне. Но слухи ходят, а Нортклифф негодует по поводу, как он говорит, пораженческих разговоров о достижении мира переговорами.
— И как приняли это письмо Лансдауна? — с жаром спросил Гас.
— Я бы сказала, что четыре человека склонны с ним согласиться: министр иностранных дел сэр Эдвард Грей, министр финансов Маккенна, министр торговли Рансиман — и сам премьер-министр.
Гас улыбнулся.
— Мощная фракция!
— Особенно теперь, без этого задиристого Черчилля. Он так и не оправился после провала Дарданелльской операции, это же был его проект.
— А кто в кабинете министров настроен против Лансдауна?
— Дэвид Ллойд Джордж, военный министр и самый популярный политик в стране. Лорд Роберт Сесил, министр по блокаде. Артур Хендерсон, главный казначей, он же — лидер партии лейбористов. И Артур Бальфур, Первый лорд Адмиралтейства.
— Я видел в газетах интервью Ллойда Джорджа. Он сказал, что хочет довести бой до нокаута.
— К сожалению, большинство с ним согласны. Конечно, другую точку зрения было бы мало шансов услышать. Те, кто выступает против войны, — такие, как философ Бертран Расселл — постоянно подвергаются нападкам правительства.
— И к какому же заключению пришел кабинет министров?
— Ни к какому. У Асквита так заканчиваются многие заседания. Его нерешительность у многих вызывает недовольство.
— Жаль. Но тем не менее, мне кажется, предложение о мирных переговорах, упадет на благодатную почву.
Как же приятно, подумала Мод, беседовать с человеком, который относится к тебе со всей серьезностью. Даже у умных собеседников при разговоре с ней в голосе проскальзывали снисходительные нотки. И только один человек говорил с ней как с равной — Вальтер.
В эту минуту в комнату вошел Фиц. На нем был черно-серый костюм, пошитый в Лондоне, и было видно, что он только что с поезда. На глазу у него была повязка, при ходьбе он опирался на трость.
— Прошу прощения, что обманул ваши ожидания, — сказал он. — Мне пришлось остаться в городе еще на день. Весь Лондон взбудоражен развитием последних политических событий.
— О чем вы говорите? — спросил Гас. — Мы еще не видели сегодняшних газет.
— Вчера Ллойд Джордж написал Асквиту с требованием сменить курс ведения войны. Он хочет, чтобы все решения принимал облеченный полномочиями военный совет, состоящий из трех министров.
— Асквит на это пойдет? — спросил Гас.
— Разумеется нет. Он ответил, что если бы создали такой совет, председателем пришлось бы стать премьер-министру.
Ехидный друг Фица Бинг Уэстхэмптон сидел на диване у окна.
— Ну тогда и смысла нет, — сказал он. — Любой совет, во главе которого встанет Асквит, будет столь же слабым и нерешительным, как кабинет министров… — Он виновато взглянул на окружающих. — Прошу прощения у присутствующих министров.
