Детская книга - Байетт Антония С. (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Проспер Кейн, Флоренция и Имогена остановились в гостинице «Русалка» в Рае. Герант приехал, чтобы отвезти их на лекцию Бенедикта Фладда. Герант, как и вся остальная семья, предполагал, что после этого Имогена отправится к родным в Пэрчейз-хауз. За завтраком Имогена сказала низким, задушенным голосом:
— Вы ведь понимаете. Я не вернусь туда.
— Мы понимаем. Ты нужна Флоренции. Я объясню.
Когда Имогена ушла за шляпой, Флоренция сказала:
— Зря ты сказал, что мне нужна Имогена. Не нужна. Может быть, наоборот, это я ей нужна.
— Она не хочет возвращаться домой.
— Я знаю. Ты все делаешь, как она хочет. Когда она приехала, не было речи о том, что это навсегда.
— Ох, Флоренция. — Он слегка растерянно посмотрел на суровую, непреклонную дочь. — Это не навсегда. Она будет зарабатывать себе на жизнь и поселится отдельно.
— Я уверена, что мать хочет с ней повидаться, — сказала Флоренция, хотя ни в чем таком не была уверена. И с жаром добавила: — Я хочу снова в Италию, во Флоренцию. Я не хочу торчать все лето в этом убогом Дандженессе, где совершенно нечего делать.
Проспер Кейн хотел обнять дочь, рожденную во Флоренции, но тут вернулась Имогена со шляпой — очень красивой, с огромными полями, покрытой безыскусно искусными цветами из перышек.
Когда Кейны прибыли в десятинный амбар, он был уже почти полон. В одном конце амбара возвели помост, на котором стояла кафедра, а рядом гончарный круг и стол с чашами, кувшинами, моделями — совершенными, сверкающими искусным узором, и бледными, матовыми, с необожженной глазурью; и несколько кривых, уродливых, слипшихся вместе сосудов — жертв неудачного обжига.
Бенедикт Фладд и Филип вышли вместе. Зрители деликатно похлопали. Филип был одет в чистую одежду подмастерья — льняной халат, копна волос приглажена. Фладд был в чем-то среднем между халатом и мантией, полночно-синего цвета, с золотыми лампасами, в потеках глины и даже с отпечатком призрачной ладони. Окладистая викторианская борода также несла на себе глину. Фладд был в круглых очочках, придававших ему вид эксцентричного ученого. Он постоял неподвижно, глядя на зрителей — словно проверяя что-то, прежде чем начать. Его семья сидела в ряд, в полном составе: Серафита в струящихся вышитых одеждах, Помона в невинном муслине, Элси в круглой блестящей черной шляпе из соломки, чистенькая Флоренция в коричневом льняном наряде, Проспер Кейн в летнем костюме, Имогена под сенью цветочков. Фладд кивнул им и заговорил:
— Горшечников, как могильщиков, метит глина. Мы работаем с холодной плотью Земли, очищаем ее перебиванием и смешиванием, формуем пальцами и движениями ног, а затем подвергаем опасностям в печи. Мы берем то, из чего сделаны сами, и придаем ему форму, которую наш мозг находит у нас же в черепе — не забывая, что глина есть земля и принимает только формы, свойственные ее природе. Я надеюсь показать вам, что эти формы бесконечно разнообразней фантазий большинства людей — хоть и не бесконечны, ибо и Земля не бесконечна. Мы химики — мы должны знать металлы и руды, температуры и вяжущие присадки, веса и меры. Мы художники — мы должны быть способны на точность и на размашистые росчерки, на работу с кистью и резцом. Мы подобны алхимикам древности — мы используем огонь, дым, тигли, золото, серебро, даже кровь и кости, чтобы создавать сосуды — наши симулякры, наши фантазии, они же вместилища для повседневных нужд, еды и питья. Они могут быть прекрасными, несмотря на свою обыкновенность, и элегантными, несмотря на простоту…
Он продолжал. Все слушали. Он приказывал ассистенту демонстрировать тайны ремесла, и Филип молча, ловко извлекал комья глины из ванн и контейнеров, делал блоки без пузырьков воздуха или вздымающиеся кольца, а к концу лекции сотворил целую чашу, которая колебалась меж его крепкими пальцами, борясь с силой земного притяжения.
Слушатели хлопали от души. Подали чай с сэндвичами, и Фладд принялся пробираться к семье. Проспер Кейн сказал ему, что лекция была земной и огненной. Фладд принял комплимент. Мелкими шажками, бочком он пододвинулся к месту, где стояла Имогена, беседуя с Элси и неловко притворяясь, что полностью поглощена этой беседой.
— Ты пришла, — сказал он. — Ты вернулась к нам. Мы — соработники, собратья по ремеслу. Милая.
Он обнял ее. Имогена застыла. Когда он ее отпустил, она отряхнула платье, словно на него попали крошки глины. Она сказала:
— Ты прекрасно говорил. Как всегда.
Фладд суетился и улыбался. Зрители окружили его толпой и осыпали похвалами. Филип на помосте укладывал наглядные пособия в ящики. Герант стал ему помогать. Он сказал:
— Все прошло хорошо.
Филип нахмурился.
— Он на взводе. Когда он так полон собой, за этим всегда следует реакция. Ты же знаешь. Я беспокоюсь. Он так рассчитывал на…
— На что?
— На то, что она вернется. Но это ненадолго. И тогда…
Все ушли, остались только Фладды. Бенедикт обратился к Имогене:
— Идем же. Все готово, Элси обо всем позаботилась.
— Я останусь… с Флоренцией, — прошептала Имогена.
— И Флоренцию бери с собой. Идем.
— Я возвращаюсь в гостиницу.
Отец схватил ее за руку. Он давил и крушил запястье.
— Ты идешь домой. Я здесь только потому, что ты согласилась вернуться домой.
Он обжигал, пронзал ее взглядом.
Флоренция сделала несколько маленьких шажков назад, отделяясь от группы.
Имогена едва слышно произнесла:
— Не могу, ты же знаешь.
Проспер сказал:
— Бенедикт, ты делаешь ей больно. Отпусти ее. Пусть она вернется в «Русалку», и мы все обсудим.
Бенедикт набросился на Кейна:
— Это все ты виноват. Ты ее соблазнил. Ты не пускаешь ее ко мне…
— Думай, что говоришь, — посоветовал Проспер. — Хорошенько думай.
Бенедикт ударил. Не кулаком, а открытой ладонью, очень сильно, по щеке, оставив след — словно со щеки содрана кожа — и испачкав глиной кончик уса.
От второго удара Проспер увернулся.
Имогена затряслась.
Проспер очень вежливо сказал Серафите:
— Вы должны понимать, мадам, что ваша дочь — взрослая женщина и сама решает, где ей спать. Я отведу ее в гостиницу, и там она останется, пока мы все не успокоимся.
— Филипа… — произнесла Серафита. — Позовите Филипа…
Кейн подхватил своих девушек и удалился. Имогену пришлось поддерживать. Флоренция шла следом, топая каблучками. Герант, рассерженный (а в темных глубинах души, в существовании которых не желал себе признаться, и обеспокоенный) таким неудачным финалом хорошо спланированного им дня, вернулся к Филипу и помог ему погрузить Бенедикта, хватающего ртом воздух, в двуколку.
Семейство Кейнов пользовалось собственной отдельной комнатой для завтрака. На следующее утро Имогена не вышла к завтраку. Флоренция и Проспер ели молча. Потом он сказал:
— Может быть, мы этим летом все-таки поедем в Италию, чуть позже.
— Забудь про Италию, — мрачно ответила Флоренция, жуя поджаренный хлеб. — Что ты намерен делать?
— Делать?
— Насчет Имогены.
Проспер очень долго не отвечал. Флоренция заметила:
— Они совершенно невозможные люди. Причем все.
— Может быть, ты хочешь покататься сегодня утром?
Флоренция сказала, что собирается пойти погулять с Гризельдой Уэллвуд, которая сейчас тоже в Рае. Добавила, что отца наверняка ждут в лагере. И вышла.
Через некоторое время в дверях показалась Имогена — в дорожном платье, с чемоданчиком. Проспер попросил ее присесть, выпить чаю, съесть хотя бы поджаренного хлеба. Она тяжело села. Проспер налил ей чаю. Воцарилась тишина.
— Куда ты собралась?
— Я думала — к Геранту. Он должен мне помочь. Он мой брат, кто, как не он, мне поможет.
— Он очень молод, работает долгие часы на нелегкой работе, снимает комнату в пансионе. Будет гораздо лучше, если ты останешься здесь, и мы вместе подумаем о том, как нам разумнее всего поступить.
