Рожденные на улице Мопра - Шишкин Евгений Васильевич (читать полные книги онлайн бесплатно TXT, FB2) 📗
Путин нервничал. Когда его что-то раздражало, он употреблял жаргонизмы. Это его не красило. Он будто на поле боя размахивал маленьким шилом. Если бы рубил шашкой направо-налево, тогда — другое дело, но он наскакивал с шильцем… Павлу Ворончихину в таких случаях становилось неловко за Верховного. Впрочем, Путин быстро отходил. Мог вспылить, продемонстрировать над кем-то власть. Но потом что-то осмыслить, охлынуть и даже смалодушничать — и все сходило на тормозах…
Путин закрыл блокнот. Совещание подходило к концу. Похоже, президент куда-то спешил. Путин посмотрел на Павла. Павел смотрел на Путина твердо, спокойно и чуть вопросительно.
— Генерал Ворончихин, вы хотели что-то сказать? — спросил Путин, поднимаясь из-за стола.
— Да, — ответил Павел.
— Проводите меня до вертолета с генералом Грошевым.
Командующий группировкой шел слева от Путина, Павел Ворончихин справа. Павлу показалось, что Путину удобнее говорить с человеком, который справа. И часы Путин носил на правой руке, значит, смотреть вправо ему привычнее…
— Товарищ Верховный Главнокомандующий, — негромко, располагающе заговорил Павел, формальность тут не годилась, — в юности у меня был соперник, даже враг. Он был старше, сильнее, опытнее меня. Он уже посидел в тюрьме и повидал многое. Кличка у него была Мамай.
Путин взглянул на Павла, улыбнулся:
— У наших соседей собака была — Мамай.
— Думаю, мой Мамай был наглее любой собаки, — продолжил Павел. — Однажды я все же схватил деревянный ящик у магазина и огрел Мамая по башке. Он упал. Еще бы раз его ударить — он бы сдох… — Павел сменил тон: — Тяжелейшее время. Но именно сейчас нам надо помнить о ящике. Мы упустили десять, а может, пятнадцать лет. Без этого ящика для Мамая над нами будут издеваться. Никакие экономические показатели не помогут.
— У вас есть конкретные предложения? — спросил Путин.
— Да.
— Напишите мне служебную записку. Считайте, что с вашим командующим это согласовано.
Генерал Грошев усмехнулся:
— Мне известно, что Ворончихин у нас всё стратегию толкает.
Путин пожал им руки, пошагал к вертолету. Его уже встречала охрана. Идти было несколько метров. Он шел, размахивая правой рукой, придерживая левую вдоль туловища, словно нес шпагу. В походке было какое-то недовольство, но и решимость. Недовольство выказывала некоторая сугорбленность и наклон головы, взгляд — под ноги. Но рука правая, размашистая, выказывала решимость… Казалось, Путина кто-то шибко задел, раздразнил, обидел. Но на этот раз он не помилует обидчика. У него теперь — власть. У него старые, но проверенные инструменты единоначалия.
Операция в Чечне шла относительно успешно. Но завидовать Путину не хотелось. Павлу Ворончихину становилось даже жаль Верховного Главнокомандующего, — жаль как школьника, которого у доски пытает учительница, — учительница-то не знает, что этот школьник урока не выучил потому, что прошлым вечером помогал отцу колоть дрова…
Павел Ворончихин задержал после совещания генерала Румянцева.
— Николай Николаевич, я прежде так же думал, как ты. Заткнуть бы глотку журналюгам — и баста. Теперь так не думаю… Политику делают политики. Войну выигрывают или проигрывают военные. Журналисты делают своё: врут, издеваются, славословят, пишут правду. У них служба такая.
— Куда ты клонишь, Пал Василич? — насторожился милицейский генерал.
— Нет ничего проще какую-нибудь мандавошку из газеты, как ты выражаешься, прижать к стенке в подъезде. Она обсикается и закроет рот… Или репортера какого-нибудь по башке хряпнуть, чтоб умолк навсегда… А ты, если храбёр, мафию победи. Воров в законе, казнокрадов… Что? Не получается? Тогда и на журналистов не накатывай! Они свое дело делают. Менее подлое и поганое, чем московские чиновники… Я не только к тебе обращаюсь. Нам, всем людям в форме, говорю.
Павел Ворончихин проводил в Моздоке совещание начальников штабов соединений. Его взгляд лег на карту Чечни, побежал по дороге в сторону Шали, ушел на Ведено, споткнулся о Шатой. Несколько дней назад Павел под Шатоем попал в засаду, когда выезжал в артдивизионы, стоявшие у предгорий на юге Чечни. На дороге, которую только что прошли дозорные, откуда ни возьмись вырос отряд боевиков и устроил перекрестный огонь. Взвод охраны на БТР заслонил и увел Павла из-под удара. Возможно, кто-то охотился на него, кто-то передал боевикам, что он поедет этой дорогой, не воспользуется вертолетом.
Павел самолично проверял некоторые огневые рубежи, бывал в полковых штабах, дорабатывал операции «на месте». Иногда он делал это ради того, чтобы каждый офицер, рядовой и даже разболтанный наемник знали, что рядом с ними — генерал, что рядом с ними тот, кто берет на себя ответственность, кто готов выслушать просьбы и жалобы, кто спросит по высшей строгости.
Сейчас, перед картой Чечни, Павлу показалось, что где-то в извивах этой карты, в тонких синих змейках рек, коричневатых разводах, где отмечены отроги гор, в лесистых равнинах затаилась смерть, его смерть. Но он, не храбрясь перед нею, все ж ее не боялся.
— Товарищи офицеры, сейчас особо опасный участок — граница с Грузией. Туда боевики уходят и оттуда приходят…
Его прервал звук сотового телефона. На таких совещаниях офицеры отключали сотовые телефоны. Сейчас телефон звонил у его адъютанта. Павел строго взглянул на адъютанта, который, прикрыв трубку рукой, кому-то отвечал. Наконец, адъютант негромко и недоумевающе сказал Павлу:
— Это ваша жена, товарищ генерал…
— Что? — изумился Павел. — Что за выдумки? — Он взял трубку, решительно и холодно произнес:
— Слушаю!
— Паша, это я…
Павел вышел из кабинета.
Через некоторое время он вернулся в кабинет побледневший, суровый и в то же время растерянный.
— Продолжим, товарищи офицеры. Нам нужно разработать меры по уничтожению боевиков в горных районах. Боевиков выдавили с равнинной Чечни, но в предгорьях Кавказа… — Он говорил по существу, но все догадались, что звонок сбил его с колеи.
Мария никогда, никогда-никогда не звонила Павлу в штаб округа или группировки. Она и прежде не беспокоила его в часы службы. Теперь связь стала другой. Все обзавелись мобильными телефонами, но и личным телефоном, который находился у адъютанта, она воспользовалась лишь однажды. Сейчас.
— Я прошу тебя приехать. По телефону ничего объяснять не хочу. В ближайшее время… — Голос Марии звучал как-то набатно, больно, раздражающе.
Павлу хотелось взорваться: что за ерунда, по телефону она, видите ли, сказать не может, экая секретница! Видишь ли: брось всё и приезжай! Что она, не знает, где он находится? Что-то бунтовало в Павле, но другая сторона рассудка взвешенно определила: произошло что-то небывалое, чрезвычайное. Тайна скрывалась в простом и твердом тоне, которым говорила Мария. Сейчас она была чином его выше…
— Паша, ты должен приехать. — С этими словами она оборвала разговор.
Совещание закончилось, Павел доложил командующему, что должен отлучиться на день по личным обстоятельствам. Летным транспортом Павла обеспечил его друг, генерал авиации Ситников.
— Зачем тебе самолет?
— Жена позвонила. Приказала прибыть в Самару, — усмехнулся Павел.
— Неужели не призналась, в чем дело?
— Нет, — буркнул Павел. — Она у меня молчунья… И дочь в нее.
— Слушай, — вдруг рассмеялся Ситников. — У меня был такой же случай… Правда, с первой женой… Мы на окружных учениях… В командировке. На Кольском полуострове, а она мне звонит из Ленинграда. Приезжай! Если не приедешь, всё, семьи не будет… — Ситников рассмеялся. — Я — к командиру. Выручай: так и так… Он поворчал, поворчал, но отпустил на пару дней. Я срываюсь. Лечу в Питер. На такси из аэропорта — домой. Вбегаю… Она стоит посреди комнаты. Вся расфуфыренная. Духами разит. И стол накрытый. С коньяком. С шампанским… Я ей: «Ты чего?» — Ситников изменил голос, изображая свою взбалмашную благоверную: — «Поцелуй меня, Миша… Сил нет терпеть и ждать тебя… А потом уезжай!» Приперло бабу… — Ситников рассмеялся. Павел только хмыкнул.
