Ночи Калигулы. Падение в бездну - Звонок-Сантандер Ирина (читать книги txt) 📗
Повинуясь императору, четверо актёров выбрались из угла, где прятались прежде. Друзилла неподдельно изумилась, увидев, что они — двое мужчин и две женщины — наполовину обнажены. Женщины грациозно плясали, пока мужчины стаскивали с них прозрачные пеплумы. Мгновение спустя две пары сплелись в объятиях на мраморном полу.
Друзилла, онемев от неожиданости, посмотрела на брата. Ждала, что он вот-вот прогонит обнаглевших актёров. Но Гай улыбался, похотливо исказившись в лице. Его рука настойчиво поползла вверх по ноге девушки.
— Я поняла! — возмущённо заявила она. — Ты хочешь, чтобы мы смотрели на них, а они — на нас!
Калигула кивнул:
— Будет любопытно, не правда ли?! — хрипло шепнул он.
— Нет! — воспротивилась Друзилла, вырываясь из объятий брата. — Я не хочу, чтобы мерзкие лицедеи осматривали моё тело!
— Но сама не прочь посмотреть на них?!. — похотливо оскалился Гай. — Завяжите себе глаза! — крикнул он актёрам.
Он послушно прикрыли глаза повязками и наощупь продолжили прерванное представление. Друзилла, негодуя, отвернулась.
— Не буду я смотреть на эти мерзости! — заявила она.
Ухмыльнувшись, Калигула сжал ладонями голову девушки и настойчиво заставил её взглянуть в сторону актёров.
— Не отворачивайся и не опускай глаза… — тихо, почти по-змеиному шептал он.
Друзилла повиновалась. С отвращением смотрела она на чужие любовные забавы. Постепенно отвращение сменялось болезненным любопытством и возрастающим возбуждением. Она томно потянулась к Калигуле и поцеловала его. Отдаваясь брату, девушка искоса поглядывала на актёров. Блестели нехорошим огнём глаза обоих. В глубине души Друзилла сознавала, что делает мерзость. Тем сильнее было охватившее её удовольствие.
Друзилла заснула, лёжа на животе и обхватив медовыми руками подушку. А Гай до рассвета лежал без сна. Бессонные ночи были не редкостью для Калигулы. В детстве он боялся засыпать, потому что ему снился Тиберий. Покойный император и сейчас посещает ночи Калигулы. Стоит Гаю очутиться на грани сна и бессоницы — он видит Тиберия, страшного, костлявого, хрипящего предсмертным хрипом…
Гай вскрикнул. Пугающая тень Тиберия исчезла бесследно. Калигула потянулся к вину. Пил жадно и много, проливая на постель густые красные капли. Пил до тех пор, пока веки не слиплись от хмеля, пока не отяжелела голова. Затем, изнемогая, придвинулся к спящей Друзилле. Прижался горящим лицом к её узкой обнажённой спине. И тихо заплакал:
— Не покидай меня, Друзилла! Без тебя я не выдержу тяжести бессонных ночей!
Получив солидное вознаграждение, актёры покинули Палатинский дворец. Улицы Рима тонули в непроглядной темноте. Тихо переговариваясь, неровным строем проходили охранники-вигилы. Мелкий дождь гасил зажжённые факелы. Приходилось идти наощупь, опасливо прислушиваясь к посторонним звукам.
Свеча, которую держал Мнестер, погасла. Выругавшись, актёр отбросил её в грязно-бурую слякоть.
— Какое великолепное представление мы устроили императору! А он выгнал нас ночью под дождь! — пожаловался актёр.
— Не жалуйся! — отозвался Апеллес, напарник Мнестера, играющий вторые роли. — Гай Цезарь щедро отвалил нам кучу сестерциев.
— Мог бы дать и носилки, чтобы мы не шлёпали по грязи, — недовольно брюзжал Мнестер. — Я простужусь и завтра не смогу петь! — откашлявшись, он затянул первую пришедшую на ум песню.
— Замолчите, бездельники! Дайте спать честным людям! — донёсся крик со стороны ближайшей инсулы. Со скрипом открылась старая деревянная ставня на третьем этаже. Разбуженный ремесленник выплеснул на улицу нечистоты из ночного горшка.
— Ничтожество! — Мнестер едва успел отпрыгнуть в сторону. Театрально закинул на плечо полу плаща, слегка забрызганного содержимым горшка, и заявил: — Что понимаешь ты в высоком искусстве?!
— Носилки?! — усмехнулся Апеллес. — Тебе, греку, жалкому лицедею и негражданину?! Скорее на тебя спустят собак, чтобы заставить добежать быстрее! Сам видишь, как римляне любят греков и актёров. Поливают презрением и дерьмом!
Мнестер насупился. Отёр ладонью лицо, с которого дождь смывал белила и румяна.
— Вот увидишь: через год я буду перемещаться по городу в собственных носилках, — надменно заявил он.
Женщины-актрисы, прячущиеся от непогоды под одним широким плащем, насмешливо захихикали.
— Заткнитесь, лисицы! — грубо прикрикнул на них Мнестер.
На углу квартала показалась четырехэтажная инсула, в которой ютилась труппа Мнестера.
— Правду говорят в Риме: Гай Цезарь соблазнил собственную сестру, — похабно гримасничая заявил актёр и заколотил кулаком в дубовую дверь, закрытую изнутри на засов.
— Пусть так. Нам какое дело? — равнодушно передвинул плечами Апеллес. Он снял тяжёлый шерстяной плащ и старательно отряхнул его.
— Не только соблазнил. Он развратил её! — с мрачным удовлетворением заявил Мнестер.
XVI
В Рим доставили десять клеток с крокодилами, выловленными в Ниле. Животных везли через всю Италию, останавливаясь в небольших городках на неделю. Жители городков дивились страшным зубатым ящерами и приносили им на прокормление куски мяса.
Клетки охраняли невозмутимые преторианцы. Когда заканчивалось мясо, они ловили бродячих собак. Бросали скулящих животных в клетки и наблюдали, как крокодилы рвут их на части и пережёвывают с медлительной ленивостью.
Калигула распорядился залить водой круглую арену Фламиниева цирка и выпустить туда тварей. Крокодилы плескались в воде, устрашающе щёлкали зубами и переворачивались на спину, грея бледные брюшины под нежарким октябрьским солнцем.
— Добрые квириты! — кричали зазывалы у входа в цирк. — Кто желает посмотреть на крокодилов, изловленных в истоках великой египетской реки — вход два сестерция!
Возбуждённые толпы народа стекались к цирку Фламиния. Пешком шёл плебей, ведя с собой малолетних детей и ежеминутно пересчитывая монеты: хватит ли, чтобы показать семье диковинку? Проезжал в носилках изнеженный патриций, лениво размышляя: а не купить ли одного крокодила и подать изжаренным на ближайшей пирушке?
Калигула сидел на складном табурете без спинки. В просторной императорской ложе не было никого, кроме него и Друзиллы. Лишь четыре преторианца статуями застыли у стены, охраняя особу императора.
— Крокодилы окупают сами себя! — радовался Гай, подсчитывая посетителей. Каждая голова, мужская или женская, кудрявая или плешивая, казалась ему серебрянной монетой в два сестерция.
— Какие они гадкие! — восторженно отозвалась Друзилла, с лёгкой брезгливостью рассматривая чешуйчатую кожу и жёлтые выпученные глаза животных.
— Император Август тоже показывал римлянам крокодилов. Но только тридцать шесть штук. Я же велел привезти пятьдесят! — хвастался Калигула.
Быстро склонившись, он поцеловал колено сестры, обтянутое синим шёлком. Затем поднялся во весь рост, выровнялся и величественным жестом протянул правую руку. Замер в позе статуи, которую ставят героям на Капитолии.
— Пусть кормят крокодилов! — торжественно провозгласил он.
По проходу между каменными скамьями невозмутимо прошли вооружённые преторианцы. Солдаты гнали перед собой десять стреноженных коров. Публика восхищённо хлопала императору.
Подведя мычащих коров к воде, преторианцы приступили к кормлению. Мощный плечистый кремонец по имени Галерий тяжёлым молотом оглушил первую. Чтобы бросить тяжёлую тушу крокодилам, понадобились усилия четырех солдат.
Крокодилы лениво плавали по искусственному, почти прозрачному пруду. Едва шевелили короткими лапками, вытыкающимися с обеих сторон неповоротливых тел. И вдруг: резкий всплеск; длинные челюсти, взметнувшиеся в нападении; коровья туша, распадающаяся на части; копыта, исчезающие в страшной пасти. После этого — снова спокойствие. Толстые зеленовато-коричневые твари неспешно заскользили в воде, но уже не прозрачной, а окрашенной кровью.
