Гулящие люди - Чапыгин Алексей Павлович (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
– Говори, батько!
Разин шагнул ближе к посланцам:
– Добром зову вас, служилые люди! Закиньте служить царю – идите служить народу! У помещиков мужиков отберем, а вольной мужик даст вам хлеба и денег! Служить у нас вольно и весело…
Посланцы передвинулись, встали рядом, тряхнули головами, сказали:
– Крест царю целовали! Такое не слушим…
– Ворам служить грех!
– Царь велит вам в церковь ходить ежеденно, стоять в церкви смирно, скоморохов, ворожей в будинок [378] не звать, в гром на реках и озерах не купатца, с серебра не мытца, олова не лить, зернью и картами не играть!
В толпе разинцев послышался смех. Разин продолжал:
– В бабки не тешиться, медведей не водить, на свадьбах песен не играть, кулачных боев не вчинать, личин не надевать, на качелях не качаться, а кто сему царскому указу ослушен будет, того казнить смертью!
Разницы смеялись громко…
Разин спросил старшего голову:
– Правду ли я сказал?
Трепля седую бороду, голова ответил:
– Хоть ты и вор, но правда твоя – такой указ всем ведом.
– Теперь, бородатый дурак, оглянись на моих Козаков, которых хошь увести к царю, – живые они люди или мертвецы? Ведь для них царь-святоша такие указы пишет?… Вы думаете, для нас надобно лишь пьянство? У нас так: кто пляшет, а кому скушно, тот плачет, а иной на кулачки с другим бьетца… Царь сошел с глузда, с попами сидя, и мыслит всему народу рты заклепать указом, да руки-ноги живому человеку связать.
– Ты, вор, разбойник, не смей нам, служилым государевым, хульно говорить о великом государе! – крикнул седой голова.
Младший переминался с ноги на ногу, молчал.
– Вам он царь, а нам псарь!
Седой плюнул и снова заговорил с разницами:
– Козаки! Несите повинные головы к великому государю… все вам отдастся! Честно головами послужите царю, и его государеву кореню, и боярству родовитому!
– Добра ни у царя, ни у бояр не выслужили – хребтом служили, да ребер не досчитались, – крикнул опять есаул Ермилка.
Разин сказал:
– Соколы! Много воеводские псы говорили, заслужили награду, – будем судить их на горло! Они же, ведомо мне, киргизов на нас сговаривали…
– Любо, батько!
– Будем! Хотим!…
Младший голова, сняв шапку, поклонился Разину:
– Пошто грозишь, атаман? Мы не от себя, мы посланы воеводой…
Разин как бы задумался, но в это время старший голова, сорвав шапку, стукнул ею по колену, сказал:
– А знаешь ли, вор, присловье старинное: «Посла не куют, не вяжут?»
– Я бы знал то присловье, да, вишь, вы не послы, а лазутчики… – нахмурил брови, мрачно усмехнулся, двинув на голове шапку: – Послов не ковать, соколы, не вязать, а на шибеницу за горло… гой-да!
Голов подхватили, они пробовали вытащить пистолеты. У них сорвали и сабли и пистолеты, поволокли.
– Хотим еще сказать! – кричал младший, Разин крикнул:
– На зубцы стены над брамой [379]. Пущай воевода зрит… Крепите город – примем бой, а баб зовите «кашу [380]» варить на стенах и воду кипятить!
– Слышим, Степан Тимофеевич!
– Любо! Любо-о!
Воевода Яков Безобразов оправдывал свою фамилию видом и делом: с красным мясистым лицом, с серыми волосами и такой же бородой. Его крупный сизый нос низко висел над верхней безусой губой. И нравом воевода был упрям. Воюя, он никогда не осматривал сам местности, а доверял во всем лазутчикам и считал, что воинское дело знает больше всех. Кроме лазутчиков, никому не доверял, а своих воинских людей подозревал во всем худшем.
Барабанным боем призвали в шатер к воеводе стрелецких голов и полуполковника. Воевода пришедшим не указал садиться, стояли перед ним, а он сидел на подушках, покрытых ковром, в широком сером опашке, в правой руке трость.
– Город Яик приказую, служилые, у воров отбить!
– Много людей, боярин, положить придетца! – ответил бородатый голова, тряхнув снятой стрелецкой шапкой.
– Тебе пошто забота о людях? Людей нет! Есть стрельцы, есть датошные солдаты, рогатники, лапотники, еще калмыки… калмыков первыми в бой! Пустить же их со своей стороны через реку…
– Река бедовая, боярин, слижет людей, как щепу… проворная речка Яик… – весело проговорил длинноволосый голова Федор Носов и улыбнулся.
Воевода сдвинул брови:
– Отойди! Смеяться у меня нечему… В ближней роще, служилые, нарубить указую плотов, камышом покрыть… Камыша нам не искать – много лежит его по вражкам, водопольем накиданного. Плоты и камыш переправить на калмыцкую сторону. Взять запасные верви, чтоб из плотов мост связать… По мосту пустить стрельцов и датошных с пищальми. Калмыки по мосту не пойдут, они завсегда плавью. Туда же переплавить пушки, четом четыре-пять! И все дело! Все тут…
– А можно ли и когда ждать калмыков, боярин? – спросил, склоняя голову и запахивая синий кафтан, полуполковник.
– Прийти должны день-два годя – для сговору людей Дайчина Тайши посланы головы Нелюбов Никифорко и Янов Сенька! – воевода стукнул в пол шатра, покрытого ковром, тростью…
– Они же и к Стеньке Разе посланы? – Они и к ворам зайдут!
– Сговора с калмыками до сей поры головы не объявили? – допытывался полуполковник.
– Сговор должен быть! Сыроядцам посулы даны…
– Но ведь уже два дни истекло, а головы от Разина не вышли… – настойчиво говорил полуполковник.
– И не вернутся! – мрачно, насупив брови, сказал бородатый голова.
– Лжа! Берегись, служилой, воеводе и воинским людям говорить облыжно.
– Не вернутся, боярин! Разин их повесил на стене Яика-городка, – тряхнул бородой голова и отошел.
– Честно ли молвил?
– Правду говорю!
– Эй, служилые! Готовиться к бою… – вскочил на ноги воевода и сел. Его белесые глаза широко раскрылись. Махая тростью, приказывал: – Рубить плоты! Резать камыш, готовить верви и лестницы! Переправить пушки… Я знаю – с реки стена вполу ниже той, где воротная башня. Через мост натаскать песку, завалить рвы, подрубив частик… Лезть и бить по ворам из мушкетов, а с берега из пушек… Спереди к Яику подвижной городок подвести, делать отвод, а пущее нападение с реки – так и знать всем!
– Чаю я, боярин и воевода, река бедовая – унесет мост! – оскалил зубы тут же Федор Носов.
– Зубоскалов не терплю! Пошли на дело! Головы ушли.
– Дурак! – сказал Федор Носов.
– Пошто? Он – родовитой боярин! – пошутил кто-то.
– Нет… задумал с рекой шутить!
Вскоре, подчиняясь воеводе, застучали топоры в роще в двух верстах ниже Яика.
– Ворам стрелить нечем, а наши служилые боятся мертвых! – сказал воевода и сел писать доношение в Астрахань Прозоровскому о приступе.
В Яике готовы были принять осаду. На городские стены полезли бабы с котлами, им вкатили рабочие несколько бочек смолы да короб песку для защитной «кашки».
Ермил с Кирилкой взошли на стену, потрогали картаульную пушку:
– Чижолая, черт! Единорог [381]!…
Ермил погладил пушку, Кирилка обвял за брюхо картаул и обмолвился:
– А кабы зарядить ее, Ермил?
– Зарядить – тогда можно из ее сбить городок, а може, и обоз воеводский?…
– Давай зарядим!
– Боюсь, атаман сердиться будет… в такую пушку много зелья пойдет…
– Простит! Головы не снимет.
– А ну, давай! Станок заржавел…
Два силача начали поворачивать тяжелый на заржавленных колесах станок. Ядер не было в пушке, порох стоял в ящике под железной крышкой. Станок скрипел и визжал громко. Пушка медленно повернулась. По стене проходил Ивашка Черноярец, сказал:
– Ух, молодцы! Пуп заболит!
– Не заболит, а мы ладим черту из Яика гостинцев послать, – пошутил Ермилка. – Ты, Иван, дай нам ключи от зелейной башни – ядер нет…
– Ключи у батьки… Просить… как ему покажется? Из этих пушек стрелять не велел, много добра потратим… Стой, парни! В Острожке, у угловой правой башни, видал я крупнорубленой свинец… Пушкари вы худые, так для пробы гож…
378
Будинок – дом.
379
Брама – ворота крепости (украинск.).
380
Каша – горячая смола с песком. Обливали осаждающих.
381
Единорог – пушка типа гаубицы, появилась в середине XVIII в. Упоминание их в романе – анахронизм.