По дорогам прошлого - Грусланов Владимир Николаевич (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Незадолго перед тем меня выбрали в полковой комитет. Председателем комитета был старший унтер-офицер из связистов, человек умный, напористый, решительный.
Штаб корпуса стоял тогда в селе Костино, в Буковине.
Перед тем, как мне пойти на дежурство, председатель комитета предупредил:
— Обстановка тревожная, Борисов. Будь начеку. В случае чего, дай знать.
Во время дежурства пришла шифрованная радиограмма. Не могу сказать почему, но шифровка не понравилась мне. Сердцем почуял — серьезное что-то таится в ней.
Вспомнил, как днем несколько раз подходил к аппарату начальник станции, спрашивал:
— Шифровка не поступала?
Тогда еще Васька Попов обратил внимание.
— Что это корежит его шифровкой? От милой, что ли? Никогда так не скучали господа офицеры по шифровкам!
Вспомнил я слова председателя комитета, окликнул Попова:
— Вася! Что-то неспокойно мне! Сбегай за председателем!
В другое время Васька ни за что не пошел бы. А тут поглядел на меня и, ни слова не говоря, исчез.
Не прошло пяти минут, как они оба стояли возле меня.
— Вот! — протянул я шифровку.
— Бери ребята, револьверы — и за мной. К поручику Гуляницкому. Только без шума! — приказал председатель.
Поручик работал при штабе на расшифровках радиограмм. У него хранились шифры. Мы знали, в эти часы он отдыхал у себя в отдельном домике, в таком точно, как тот, в котором располагалась наша шестерка радистов.
Мы вошли к поручику. Он спал. Никого в доме не было. Поручика разбудили.
Увидев вооруженных людей, он опешил.
— Не пугайтесь! — сказал председатель комитета. — Мы не тронем вас. Расшифруйте эту радиограмму, и мы оставим вас в покое. Только без фокусов!
Поручик испуганно пробормотал, что он готов.
— А шифры?
— Они при мне! — указал он на металлическую шкатулку на столе возле койки.
Достав из кителя ключи, он открыл шкатулку и вынул оттуда аккуратную тетрадочку.
Заглядывая в нее, поручик быстро набрасывал что-то на листе бумаги, потом прочитал нам приказ генерала Корнилова всем офицерам Юго-Западного фронта.
Корнилов призывал господ офицеров сорокового корпуса поддержать его, выступить против революции Совдепов.
Пока мы находились у поручика, прибежал оставленный у аппарата Семен Ищенко. Семен волновался. Только что он принял радиограмму от радистов соседнего корпуса. Радисты сообщали, что у них в корпусе офицеры подняли мятеж. Действовали по приказу генерала Корнилова.
Предупредив поручика, что он находится под домашним арестом, не должен выходить из дому и принимать кого-либо у себя, мы ушли.
Председатель выставил у двери дома Гуляницкого надежный караул.
Радиограмму уничтожили.
Получилось так, что радисты нашего корпуса в самое горячее для Корнилова время сорвали контрреволюционное выступление офицеров сорокового армейского корпуса. Те ничего не узнали о радиограмме генерала и не могли поддержать его.
— Теперь вам понятно, почему я с такой гордостью храню этот фотоснимок с надписью: «Обитатели дворца Кшесинской», — сказал Измайлов, убирая в папку реликвию Великой Октябрьской революции.
СТРУГИ КРАСНЫЕ
Командир бронелетучки читал бойцам обращение Ленина к питерским рабочим:
«Товарищи! Решается судьба Петрограда! Враг старается взять нас врасплох».
Командир поднял над головой листок бумаги со словами обращения. Он хотел, чтобы все увидели его.
«Бейтесь до последней капли крови, товарищи, держитесь за каждую пядь земли, будьте стойки до конца, победа недалека! — читал он. — Победа будет за нами!»
Командир умолк.
По перелеску долго неслось перекатами «ура», то усиливаясь, то затихая, пока окончательно не затерялось где-то за густой стеной леса, обрызганного осенним золотом.
— А за кем быть победе, ежели не за нами? — крикнул из строя рябой солдат в добротном ватнике и шапке-ушанке.
Человек пятьдесят команды бронелетучки собрались у открытой платформы с рельсами и шпалами. Они стояли в два ряда с приставленными к ногам винтовками, кто в ватнике, кто в кожушке, кто в солдатской шинели, а кто и в стареньком пальтишке, подпоясанном кожаным ремнем.
Командир собрал их здесь, у выходной стрелки за станцией города Луга, чтобы по первому сигналу бросить бронелетучку на врага.
Войска генерала Юденича рвались к Петрограду. Казалось, еще одно напряжение — и белогвардейцы войдут в город.
— Значит, снова в бой! — переговаривались бойцы, как только командир начинал, чуть заикаясь, читать уже знакомые, но такие волнующие слова обращения.
— По кко-оням! — крикнул командир.
Бойцы поняли его шутливую команду и, покинув строй, заняли места в вагонах бронелетучки — кто у пушек, кто у пулеметов, кто с винтовками в руках у смотровых щелей.
Впереди, на станции Струги Белые, засели солдаты Булак-Балаховича. Командующий Петроградским фронтом приказал отбить у них станцию.
Бронелетучка имела на вооружении две большие угольные платформы, попросту — углянки. Питерские рабочие Варшавской железной дороги соорудили из них подвижные крепости сразу, как только узнали, что над Петроградом нависла смертельная опасность.
В боковых стенках углянок слесари вырубили гнезда для пулеметов и небольшие щели для стрельбы из винтовок. На каждую углянку железнодорожники поставили по пушке.
— Трехдюймовочки! — говорили они, нежно поглаживая орудийные стволы.
Бронепоезд получился на славу, хоть и неказистый на вид. В голове шли две открытые платформы. На них лежали рельсы, шпалы, костыли, гайки, болты, все, чтобы в любую минуту восстановить разрушенный или поврежденный путь.
Летучка страшила врагов не стальной броней, не метким огнем пушек, а верой ее солдат в правоту дела, за которое они боролись, яростью, с которой они бросались на белых.
Командир бронелетучки Григорий Томчук еще года полтора назад работал дежурным по станции Псков. Революция преобразила его. Решительный, резковатый, быстро шагающий перед шеренгами бойцов, он ничем не напоминал тихого, скромного дежурного по станции.
Солдаты у Томчука подобрались один к одному, особой породы бойцы — машинисты, кочегары, рабочие по ремонту путей, сцепщики, телеграфисты, слесари и стрелочники, словом — железнодорожники. Работали вместе с Томчуком и воевать с ним пошли.
Свой поезд они называли совсем по-мирному — не бронепоездом, а бронелетучкой. Так было им понятней, ближе, а суть та же: не пустить белых в Петроград.
Комиссаром на бронелетучку назначили Гаврилова, старого железнодорожника, члена партии с девятьсот пятого года. Серьезный, несколько медлительный, Михаил Иванович Гаврилов своим спокойствием и рассудительностью сдерживал в отряде горячие головы, которым казалось, что нажми они еще немножко — и завтра во всем мире наступит коммунизм.
Комиссара любили послушать. Он хорошо говорил о светлом будущем трудящегося человечества, о мировой революции.
Железнодорожники постарше годами звали его Миша или Миша Гаврилов. Молодежь называла дядей Мишей, вкладывая в эти простые слова большое уважение к старому революционеру.
Каждый из бойцов бронелетучки знал несколько специальностей. Он мог чинить и разбирать железнодорожные пути и мосты, исправлять телеграфные линии, выполнять подрывную работу. Мог водить паровоз, обслуживать орудия, стрелять из пулеметов — и «максима», и «люиса», и «шоша».
На наружных стенках вагонов бойцы начертали священные слова: «За власть Советов!» — на одном, «Смерть врагам революции!» — на другом. Принимая нового бойца, командир ставил его лицом к вагонам и говорил:
— Выбирай любой! Но, прежде чем переступишь порог, клянись выполнять написанные на них заповеди солдата революции.
Бронелетучка славилась отличными пулеметчиками. Вместе со взрослыми у пулеметов стояли совсем юные ребята, недавние школьники. Они пришли с отцами. Матери умерли или остались с малолетками в захваченных белыми поселках. Отцы решили: все-таки при нас ребята, под присмотром, а уж если смерть, так что поделаешь, одна судьба.
