Гибель гигантов - Фоллетт Кен (бесплатная библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
— Полагаю, потому-то они и сменили тактику: прекратили нападки на союзников и начали защищаться от врагов, — спокойно ответил он.
— По всей видимости, французские офицеры ужасно обращаются со своими солдатами! — Дорис собирала плохие известия, потому что они оправдывали ее отношение к происходящему. — А наступление Нивеля обернулось катастрофой.
— Когда прибудут американские войска, им сразу станет легче. — Первые американцы уже сели на корабли, отправлявшиеся во Францию.
— Но пока мы послали чисто символическую поддержку. Надеюсь, это означает, что мы собираемся играть в войне второстепенную роль.
— Нет, это не так. Нам нужно набрать, обучить и вооружить по меньшей мере миллион человек. Мгновенно этого не сделать. Но в следующем году мы пошлем сотни тысяч.
Дорис обернулась и сказала:
— Боже, вон идет один из наших новобранцев!
Гас обернулся и увидел семейство Вяловых: Джозефа и Лену с Ольгой, Льва и маленькую девочку. Лев был в военной форме. Выглядел он сногсшибательно, но его красивое лицо было угрюмым.
Гас почувствовал себя неловко, а вот его отец, тут же войдя в привычную роль сенатора, сердечно пожал Вялову руку и сказал что-то, заставившее того рассмеяться. Мать благосклонно завела с Леной светскую беседу и заворковала над ребенком. Гас понял, что родители предполагали возможность этой встречи и решили вести себя так, будто никакой помолвки никогда не было.
Он поймал взгляд Ольги и вежливо поклонился. Она вспыхнула.
Пешков держался по обыкновению нагло.
— Ну что, Гас, президент доволен тем, как вы уладили дело с забастовкой?
Остальные услышали вопрос и затихли, ожидая ответа Гаса.
— Он рад, что вы проявили благоразумие, — тактично ответил Гас. — Я вижу, вы записались в армию?
— Добровольцем. Я посещаю курсы для офицеров.
— И как вам там нравится?
Гас вдруг заметил, что их с Пешковым окружили слушатели: Вяловы, Дьюары, Диксоны. С тех пор как помолвка была расторгнута, никто не видел их в одной компании, и теперь всем было любопытно, как они себя поведут.
— Я-то к армии приспособлюсь, — сказал Пешков. — А вы?
— Что — я?
— Вы сами в армию пойдете? В конце концов, это вы с вашим президентом втравили нас в войну.
Гас ничего не ответил, но ему стало стыдно. Пешков был прав.
— Можно подождать и посмотреть, призовут вас или нет, — добавил Пешков, растравляя рану. — Как знать, может, вам и повезет. Во всяком случае, наверное, если вы вернетесь в Вашингтон, президент поможет вам избежать призыва.
И рассмеялся.
Гас покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Я размышлял об этом. Вы правы, я вхожу в правительство, которое начало мобилизацию. Я вряд ли уклонился бы.
Он увидел, что отец кивает, словно именно этого и ждал. Однако мать сказала:
— Но Гас, ты же работаешь в аппарате президента! Разве может человек внести больший вклад в дело победы?
— Вот только всем может показаться, что он трусоват, — сказал Пешков.
— Именно, — сказал Гас. — Поэтому в Вашингтон я не еду. Эта страница моей жизни дописана. Я уже говорил с генералом Кларенсом, командиром Буффальского дивизиона. Я вступаю в Национальную армию.
Мать Гаса тихо заплакала.
Глава двадцать шестая
Середина июня 1917 года
Этель никогда не думала о правах женщин — до того самого дня, когда, беременная и незамужняя, она оказалась в библиотеке Ти-Гуина, а мерзкий адвокатишка Солман учил ее жизни. Ей предстояло потратить лучшие годы своей жизни на то, чтобы, выбиваясь из сил, кормить и растить ребенка Фица, а у отца ребенка никаких обязательств перед ним не было. Это так несправедливо, что Солмана ей хотелось убить.
Потом, в Лондоне, ей предлагали только ту работу на которую не нашлось желающих среди мужчин, и платили лишь половину того, что стали бы платить мужчине, а то и меньше.
Но тверже цемента ее феминизм сделался в те годы, когда она жила бок о бок с крепкими, работящими и отчаянно бедными женщинами лондонского Ист-Энда. Мужчины часто рассказывали сказку про разделение обязанностей в семье: он зарабатывает деньги, а она смотрит за домом и детьми. Но в жизни все было по-другому. Почти все женщины, с которыми общалась Этель, работали по двенадцать часов в сутки, — а еще они смотрели за домом и детьми. Голодные, изнуренные работой, живущие в лачугах и одетые в лохмотья, они при этом могли петь, смеяться и любить своих детей. И каждая, по мнению Этель, была более достойна права голосовать, чем десятеро мужчин.
Она так долго этого добивалась, что когда в середине 1917 года женское избирательное право стало реально достижимым, с трудом в это верила. Как в детстве, когда она спрашивала: «А что будет на небе?» — ивсе никак не могла добиться ответа, который бы ее устроил.
Парламент согласился вынести этот вопрос на обсуждение в середине июня.
— Это результат двух компромиссов, — взволнованно сказала Этель Берни, читая статью в «Таймс». — Комитет палаты общин, которому Асквит настоятельно рекомендовал отклонить проект, отчаянно стремился избежать скандала.
Берни кормил Ллойда завтраком.
— Наверное, правительство боится, что женщины снова начнут приковывать себя к оградам, — заметил он, макая тост в сладкий чай.
Этель кивнула.
— И если политики погрязнут сейчас в этих сварах, люди скажут, что они не прилагают все усилия, чтобы победить в войне. Поэтому комитет рекомендовал дать право голоса женщинам старше тридцати и домовладелицам — или женам домовладельцев. А это значит, я слишком молода, чтобы голосовать.
— Это был первый компромисс, — сказал Берни. — А второй?
— Мод говорит, мнения в кабинете разделились. — В военный кабинет входили четыре человека и премьер-министр, Ллойд Джордж. — Керзон, разумеется, против. — Граф Керзон, лидер палаты лордов, высокомерный женоненавистник, был президентом Лиги противников женского избирательного права. — Как и Милнер. Но Хендерсон нас поддерживает. — Артур Хендерсон, лидер партии лейбористов, и члены парламента от его партии поддерживали женщин, хотя многие лейбористы этого и не одобряли. — Бонар Лоу тоже за нас, хоть и без энтузиазма.
— Двое за, двое против, а Ллойд Джордж, как обычно, выжидает, чтобы всем угодить.
— А компромисс в том, что будет проведено свободное голосование. — Это означало, что правительство не потребует от своих сторонников проголосовать определенным образом.
— В результате как бы все ни повернулось — вины правительства в том нет.
— Никто никогда не называл Ллойда Джорджа прямолинейным.
— Но он дал вам шанс.
— Шанс — это не более чем шанс. Нам придется поработать.
— Думаю, вы обнаружите, что отношение изменилось, — с оптимизмом сказал Берни. — Правительству отчаянно нужны женщины на производстве, чтобы заменить отправленных во Францию мужчин, и они сейчас вовсю распространяются, как прекрасно справляются женщины с работой на военных заводах и в качестве водителей автобусов. Но теперь мужчинам будет сложнее назвать женщину существом низшего сорта.
— Очень надеюсь, что ты прав, — с чувством сказала Этель.
Они были женаты четыре месяца, и Этель не жалела о своем решении. Берни был умным, добрым, с ним было интересно. У них были одни цели, и они дружно работали, стремясь их достичь. Берни, скорее всего, будет кандидатом лейбористской партии Олдгейта на следующих всеобщих выборах, когда бы их ни решили проводить: как и многое другое, выборы отложили до конца войны. Из Берни вышел бы хороший член парламента, знающий и трудолюбивый. Но Этель не была уверена, что в Олдгейте победит партия лейбористов. Сейчас членом парламента от Олдгейта был либерал, но с последних выборов, прошедших в 1910 году, многое изменилось. Даже если закон о женском избирательном праве и не будет принят, другие предложения комитета палаты общин дадут возможность голосовать многим представителям рабочего класса.
Этель было хорошо с Берни. Но к своему стыду, она вспоминала с тоской о Фице, который не был ни умен, ни добр, ни интересен, и чьи взгляды были диаметрально противоположны ее взглядам. Когда ей в голову приходили такие мысли, она чувствовала, что ничуть не лучше мужчин, обожающих танцовщиц варьете. Таких мужчин привлекают чулочки, юбочки и кружевные трусики; ее же так когда-то заворожили нежные руки Фица, его четкая английская речь и его запах — запах чистого тела с легкой ноткой душистого мыла.
