Детская книга - Байетт Антония С. (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Он не спрашивал себя, куда именно идет. Смотрел на указатели и сворачивал в ту сторону, если название деревни ему нравилось. У него в голове появились очертания сказки. Всего лишь костяк сюжета — путник, идущий по Англии. Странно было лишь то, что Том видел эту сказку (он всегда именно виделсказки мысленным взором) исключительно в оттенках белого цвета — белизны, сливок, серебра; выбеленная, выцветшая, белесая сказка, цвета остовов водорослей, а может, и людских остовов, и звериных.
Хоуд-вуд, Бетерсден, Гончарный Горн, Дальний Квартал, Средний Квартал, Аркадия, Багглсден, Ферма детей, Ферма «Тук-Тук», Вишневый сад, Девичий лес, Лес Большой цапли — и вдруг Том оказался на краю прямого протока, в котором узнал Королевский военный канал, построенный некогда для дополнительной зашиты Англии на случай вторжения Наполеона. Значит, это уже край Уоллендского болота. Канал шел с востока на запад, меж крутых берегов. Тут жили стрекозы и жирные длиннотелые лягушки. Том пошел вдоль канала на восток, пересек его и свернул на юг по дороге, ведущей к ферме «Грушевое дерево», мимо Ньючарда, к Руклендсу, Блэкменстоуну, мимо Святой-Марии-в-полях, и дальше, к Олд-Ханичайлду. Теперь Том оказался на собственно болотах, крест-накрест изрезанных канавами. К юго-востоку от Ханичайлда он пересек Новый сточный канал. Он прошел между Старым Ромни и Новым Ромни, по земле, которую упорно несло сюда море, — люди сделали ее пригодной для овец, выкопав каналы. Гэлдсотт, Кемпс-Хилл, Бёрдзкитчен. Том обогнул Лидд и военный лагерь со стрельбищами и мишенями, раскинутый на мрачных, усыпанных галькой равнинах. Том выбрался из Лидда — по болоту Денге, мимо деревни под названием «Стена-из-валунов». Земля в этих местах морщилась огромными плоскими складками и гребнями, усыпанными галькой, с полосами серо-зеленого лишайника, цепляющегося за камень с подветренной стороны. Том прошел по каменистой полосе Денгейского болота, меж черными деревянными хибарами, ржавой рыболовной машинерией, рыбацкими лодками, лежащими на суше килем кверху. Он прошел мимо Куста-на-полдороге и Ямных озер, где плавали и кричали морские птицы. Он пошел дальше, на мыс, к Дандженессу, мимо того места, где железная дорога — одноколейка — вдруг кончалась в полосе гальки рядом с хижиной береговой охраны.
Когда идешь по гальке, приходится думать. Каждый раз, как ставишь ногу, галька, твердая и непокорная, врезается в подошву. Галька предательски скользит — перед тобой, по бокам, ты кланяешься и выпрямляешься, клонишься вперед, против ветра, который на берегу обычно свирепствует, сдувает волосы со лба назад, врывается в спирально закрученные каналы ушей, нащупывая мозг. Тому нравилась галька. Галька была осколками огромных валунов с утесов на краю Англии, валунов из мягкого мела и твердого кремня; ее сгладила вода, которая швыряла камни и терла друг о друга. Все голыши одинаковые, но нету двух в точности одинаковых, подумал Том, и ему понравилось: камушки как люди, неисчислимые, как… как звезды, или как песок, и откуда взялось это сравнение? Неважно. Кругом все было твердое, жесткое, и это утешало. Он пошел дальше, вскарабкался на высокую гряду, сложенную из той же гальки, услышал и увидел море. Тут Англия кончалась. Он дошел до конца Англии.
День клонился к вечеру. Том сел, все еще в надетых для театра ботинках и пальто — уже запыленных и измазанных глиной. В голове у Тома белоснежный паломник сел на сливочно-белую гряду гальки.
«Что теперь?» — спросил Том у паломника, хотя и так знал ответ.
Он посидит, пока не зайдет солнце.
Он стал разглядывать гальку. Один голыш — расколотый, с мраморным блеском на сколе. Другой — бледный, почти идеальный шар. Третий с дырочкой: такие камешки — волшебные, или когда-то были волшебными, и через дырку виднелся невидимый мир. Голыш был кривой, неровно-серого цвета с пятнами ржавчины и бледными пролысинами там, где еще не стерся мел. Внутри дырка была пористая, как пчелиные соты, и тоже меловая. Том подобрал этот камушек и поглядел через дырку на море.
Море у Дандженесса бурное. Галечное дно уходит уступами все вниз и вниз, и воды Ла-Манша налетают на берег со свистом, завихряясь, вскидывая фонтанчики в коронах из тонкой водяной пыли, а потом отскакивают и всасываются обратно через щели меж гремящей галькой. Вода шумит, ветер шумит, камни шумят. Том сидел в этом шуме и смотрел на волны — как раз шел прилив. Волны, как и галька, были все одинаковые, но ни одна не похожа на другую.
Под волнами идет течение, подобное вихрю — оно всасывает и тянет вокруг мыса и прочь от берега, в Ла-Манш.
Том смотрел, как садится солнце в Ла-Манш над полоской земли, ведущей к мысу Бичи-Хэд.
Звезды действительно оказались неисчислимы — как песок, как галька.
Том изо всех сил старался себя изнурить и перестать думать, но ему это не совсем удалось. Не полностью.
Он сделал следующий шаг. Ботинки и пальто повергли его в тупое, животное недоумение. Они все испортят. Будут тянуть назад. Он снял их и поставил ботинки на пальто. Он не знал — может быть, прилив поднимется и заберет их. Если и так, то пусть.
Он снова пошел. Спустился по гальке и, не останавливаясь, вошел в волны и хлещущий ветер, в летящую пену и сплетение канатов, тянущих вниз. Так, в одних носках, он все шел по гальке, когда поскользнулся и волна швырнула его в течение. Он не противился.
45
В «Жабью просеку» приехали и Дороти, и Гризельда. Дороти сказала подруге, что Олив беспокоится за Тома. Она рассказала про древесный дом, судьба которого необъяснимым образом вызвала и у Дороти беспокойство за Тома. Гризельда сказала, что Вольфганг после представления пригласил их за сцену и показал сложные механизмы, управляющие куклами и марионетками. Ничего, в другой раз, добавила она. Дороти уже не в первый раз показалось, что Гризельда знает про Вольфганга и его дела больше самой Дороти, хотя именно Дороти он приходился братом. Наполовину братом, как Том.
В «Жабьей просеке» Олив мерила шагами прихожую — взад-вперед, подобно челноку в станке. Тихо, сказал Хамфри, глядя в окно. Виолетта подала девушкам чай. Весь дом был на ногах и глядел из окон: Гедда — мечась по всему дому, Виолетта — на кухне, Филлис и младшие мальчики — в детской. Гризельда упавшим голосом рассказала Олив о восторге, с которым зрители принимали пьесу.
Олив спросила:
— Что ты говорила про древесный дом?
— Когда я была тут в прошлый раз, я сказала: «Пойдем к древесному дому». Том не сказал мне, что его срубили. Взял и привел меня туда. Я подумала… я подумала, что это недобро с его стороны. — Она помолчала. — Но похоже на него.
— Очень похоже, — сказала Олив.
— На дорожке автомобиль, — сказала Гедда. — Там водитель, еще один мужчина и женщина в такой вуали. Они выходят. Похоже, это Дева Мэриан.
Гедда привыкла так называть миссис Оукшотт еще в детстве, когда подслушивала взрослых. Возможно, она не обмолвилась бы, если бы не так беспокоилась. Хамфри полоснул ее мрачным взглядом.
Автомобиль принадлежал Бэзилу Уэллвуду. Пассажир-мужчина снял очки-консервы и кожаную куртку и оказался Чарльзом-Карлом. Они вошли в дом и молча остановились. Мэриан Оукшотт произнесла:
— Я думала… хотела… поговорить с вами наедине.
Она обращалась к Хамфри. Олив сказала:
— Мы все здесь… Мы все здесь из-за… Вы можете говорить со всеми.
Виолетта забрала у Мэриан и Чарльза-Карла автомобильные куртки. Гризельда посмотрела на брата, удивленно нахмурясь.
— Я заехал в гости, — объяснил он, — и тут… Миссис Оукшотт хочет вам что-то сказать.
— Пожалуйста, зайдите, присядьте, — сказала Виолетта.
— Мэриан, расскажи, пожалуйста, — попросил Хамфри.
Мэриан Оукшотт сказала, что на гальке на мысу Дандженесс нашли легкое пальто — городское — и пару башмаков. Меток с именем на них не было. Они не побывали в воде. На пальто был ярлык портного из Севеноукса. В карманах нашли тринадцать желудей, конский каштан и полдюжины камушков с галечного пляжа. И программку «Тома-под-землей». Сложенную во много раз, до крошечного прямоугольника. Все эти вещи остались у береговой охраны. И нужно добавить, что Энн, дочь Элси Уоррен, видела из окна прохожего в такой одежде. Энн сказала, что это был высокий, худой, светловолосый молодой человек, который шел, это ее точные слова, «слишком быстро». Может быть, это ничего не значит. Мы все помним Бенедикта Фладда, сказала Мэриан. И добавила:
