Могусюмка и Гурьяныч - Задорнов Николай Павлович (читать книги txt) 📗
Впереди шагал бритый мужик в рубахе, подпоясанной ремнем.
— Ты какое имеешь право сымать людей с дела? — спросил он у Могусюмки.
Могусюм понял, что это явился Сидор.
Могусюмка вместо ответа тронул коня и наехал на десятника. Тот споткнулся и упал.
— Ты что, сволочь? — живо поднялся Сидор и с силой рванул узду.
Могусюмка спрыгнул.
— Зачем коня трогаешь?
— Хватай его, братцы! — хрипел десятник.
— Лес не твой! Какое право имеешь рубить? — тряся Сидора за ворот, сказал башлык.
— Ты что? Что хочешь? — хрипел Сидор.
— Нет, слышь, ты не разбойничай, — подступил молодой бородач.
Сидор вырвался и, ни слова не говоря, побежал по бревенчатой дороге к берегу.
— Кидай топоры! — приказал Могусюмка лесорубам.
У Сидора был такой вид, словно побежал за оружием, но добравшись до лодки, он отъехал от берега, что-то крича рабочим.
Муса повесил ружье на плечо. Абкадыр тяжело дышал, бессмысленно глядя на все происходившее. Он проводил рабочих на берег и потихоньку сказал длинноволосому, что сам тут случайно.
Когда Абкадыр вернулся наверх, Могусюмка сидел у потухавшего костра. Муса целился из ружья в горбоклювого кобчика на дереве, но не стрелял, а опускал ружье, потом снова целился.
Могусюмка заметил виноватый вид Абкадыра.
Муса — дальний, он бродяга, а Абкадыр здешний.
Борьба за лес, за свободу так, как представляли ее старики, теперь была бесполезна...
Глава 12
КУЛЬ-ТАМАК
Богатые говорили про Могусюмку, что он грабитель, конокрад. Баи толковали про него, что он награбил и скрыл в горах сказочные клады. А бедные знали, что Могусюм помогает им. При всей той силе, которая заключалась в одном его имени, Могусюм жил скромно, пренебрегая богатствами, что попадали ему в руки.
Ему отрадней избавить человека от беды, чем притащить в дом что-нибудь, разжиться, разбогатеть.
Бывая во многих местах, Могусюм всюду примечал что-нибудь полезное. Он пахал, как самые хорошие земледельцы.
На заводе железо куют, делают ножи, топоры, закалку производят — Могусюмка умел не хуже заводских отковать сошники для плуга, нож, мог сварить в яме железо из руды.
Он подолгу отлучался из дому, где хозяйничала родственница старуха.
Так вот и получается: хозяин он хороший, а скот пасут соседи. Он приедет, покормит, поласкает телят малых, жеребушек подержит в руках — вот и все; дом стоит начат, хорош, но не достроен.
Едет теперь Могусюм домой в маленькое селение в глубине лесов, в горах. Называется это селение Куль-Тамак. Там все его богатство. Там пашня, скот, кони. Там его невеста, дочь старика Ирназара.
...Ночевал Могусюм в урмане, утром слушал пение птиц и сам высвистывал их мотивы, перекликался с ними, перелетающими с дерева на дерево совсем близко, так что достать можно. Стал туман рассеиваться, птицы распелись, раскричались.
Башлык вскочил, нашел своего стреноженного жеребца, оседлал и вихрем промчался по берегу над обрывом речки, у которой ночевал. Спустился вниз, перебрел ее; в два прыжка Кара-Батыр вскочил на обрыв. И помчался Могусюм туда, где над лесом высились каменные хребты Уральского гребня. Когда ближе подъехали, солнце заслонилось ими, и огненными столбами вырывался его свет из-за громадных, стоймя стоявших камней.
Могусюм давно не видел Зейнап. С тех пор, как свадьба решена, она стала беседовать с ним открыто. Нет теперь охоты гарцевать в других селах. Только в Куль-Тамаке любит он промчаться шайтаном мимо окон Зейнап и осадить коня у самых ворот.
Его тревожил Гейниатка. Он, конечно, может привести казаков.
До сих пор в Куль-Тамаке среди девственных лесов у Могусюмки было надежное убежище. Всеведающий кантонный начальник и юртовой старшина, зная про Куль-Тамак, ничего не сообщали начальству. Старик Ирназар, считавшийся старшим в поселье, откупался от старшины богатой взяткой, так что до сих пор жители Куль-Тамака государственных налогов не платят, а обходятся тем, что ежегодно отправляют старшине подарки, или, как они называют, ясак.
На карте губернии нет этого селения. Башкиры-соседи, конечно, о нем знают. Девушки-соседки собираются на свадьбу в Куль-Тамак.
Скоро, скоро свадьба! Скоро веселые свадебные игры...
«Привезу Ирназару калым, — думает Могусюм. — Старик не неволит меня, но я сам знаю, что нельзя без калыма».
Окрестные леса изобилуют зверьми, дичью, пчелами. Культамакцы охотничают, пашут, разводят скот. Зимой живут в бревенчатых домах, на лето перебираются в войлочные юрты, разбивая их тут же, поблизости. Могусюмка первейший неутомимый охотник. Урман — его клад, богатство. Верно люди говорят, что у него есть клад!
Изба Ирназара стоит на берегу реки. Под утесом стремится чистейший поток. Изба с двухскатной крышей.
Вместо обычных сходней старик приладил крылечко. По крыше над входом и на коньке укрепил черепа съеденных лошадей.
Могусюмку ждали, и вот нагрянул он с товарищами. В зимней избе Ирназара собрался табын — круг гостей.
Горит печь. Трещат, искрятся дрова. В полутьме на нарах, крытых яркими войлочными коврами, угощает Могусюма смуглолицая красавица Зейнап. Она делает все серьезно, старается выглядеть, как настоящая хозяйка. На лице выражение строгости. Только изредка, когда Могусюмка или дедушка Шамсутдин скажут что-нибудь очень смешное, она улыбнется по-детски, но тут же спохватится, обведет взором гостей, как бы опасаясь, что заметили её улыбку, опять станет построже, губы сложит бантиком, брови нахмурит, потом опять забудется и то смотрит на жениха косо и настороженно, то с любопытством слушает его, осматривает лицо украдкой. Засмотрится и опять улыбнется.
Коралловый тяжелый нагрудник, как красный панцирь, плотно облегает грудь. Как красный чешуйчатый шлем, на голове ее кашмау из кораллов. Дорогие серьги, янтари, монисты с дымчато-палевыми камнями в червленых серебряных оправах надела она сегодня. В этом панцире из драгоценностей невольно хочется быть поосанистей и построже. У Зейнап тяжелые светлые косы. Когда она распускает волосы, то целые потоки льются ей на плечи. Она все старается придать выражение бесстрастности своему широкому, ярко-румяному лицу с густыми черными бровями, но не удается. Так и брызжет огонь из ее прищуренных глаз, ждет она плясовой. Хочет выказать удаль... Скоро, скоро свадьба, начнутся шутливые драки девушек-подружек с женихом и его дружками из-за невесты.
По избе, укрыв колени вышитыми полотенцами, расселись гости. На скатертях поставлены напитки, яства: водка в бутылках, кумыс в бочатах, брага в кожаных турсуках, топленое масло и сметана, жареный ячмень, сыр, мед в остроголовых посудинах, пресные лепешки.
Могусюмка играет на курае, заливается, как соловей. Плавно струится мелодия, словно родник журчит по камням.
Богатырь Салават молодой,
Камчатная шапка на твоей голове, —
печально затянул однообразный напев старик Ирназар.
В степном Урале пал прошел,
Стоит горелая трава.
В руках горячего коня не удержать, —
высоко выводил он своим старческим, дрожащим голосом.
Смелый батыр Салават
На боярские усадьбы
Палы пускал...
Песнь оборвалась. Женщины внесли котел с вареной бараниной.
— Эй, куллама, куллама готова!
— Биш-бармак, биш-бармак! — засмеялся Могусюм.
Лапшу и вареное мясо разложили в чашки. Кулламу ели руками, за что и прозвали её биш-бармак — «пять пальцев». Ирназар повел сказ про старину.
— Жил на реке Симе в горах Юлай старик, башкирский старшина.
Тихо заиграл курай. Печальный напев сливался с печальным рассказом Ирназара.
— Заводчик Твердышев узнал, что в земле его железа много. Пришли на Сим солдаты, погнали Юлая с земли. Не хотел уходить Юлай-ага. Собрал он своих башкир и стал воевать с заводчиками. Юлаевых джигитов побили и выгнали с Сима. Ушел старик на новое место и стал горевать. Но был у него сын Салаватка. Малый умел складывать песни и красиво играл на курае. «Не горюй, атый, — сказал он. — Вот я подрасту и прогоню Твердышева, тогда мы вернемся в родной урман и заживем в горах на реке Симе...» Пятнадцати лет от роду Салаватка батырем стал. Когда в степи Пугач собирал народ с горных заводов, звал с собой башкир. Послал гонцов к Салавату...
