«Третий ангел вострубил...» (сборник) - Фишкин Михаэль (читать книги онлайн без TXT) 📗
В прошлом.
На войне…
1980
Л. М. Ерофеевой
Звезда горит для тех,
кому не безразличен
Ее туманный свет,
распластанный в ночи,
И для кого в стремленьи
безграничном
Всегда лиричная
мелодия звучит!
1981
Иннокентий Анненский
Лишь касался кончиками пальцев ―
Не сжимал фиалки в кулаке.
Наслаждался запахом акаций,
А не цветом флага на древке.
Жизнь вдыхал, не думая о смерти,
Светлый взор свой устремлял в века.
Не судачил о плохом и скверном ―
Сказку неба видел в облаках.
И внезапно ― без пророчеств мрачных ―
С неба камнем пал и встретил смерть
На вокзале, средь скамей невзрачных,
Будто в наши дни беря билет.
1981
Памяти однокурсницы
Ларисе Додоновой
Прости за не подаренный цветок,
За слов венок, не выловленный нами,
За скупость чувств и ― как ее итог ―
Безмолвную, терзающую память.
Улыбок свет ― вот помощи рука.
Чтоб долг отдать, тепло мы накопили,
Но… Канул день!
Мы в вечных должниках
Пред той, что спит в могиле.
Минуты, дни, года ― пред пустотой!
Для счастья в жизни выпало так мало!
Твоя мечта ― да будет нам звездой
И доброта ― да будет идеалом!
1983
На старом еврейском кладбище в Праге
Самый старый надгробный камень на могиле поэта Авигдора Каро датирован 23 апреля 1439 года.
Как листы из Книги Судеб ―
Отголоски бытия ―
Громоздятся камни всюду,
Текстом с нами говоря.
Тот был лекарь, тот ― аптекарь,
Тот ― непонятый поэт.
Каждый жил, работал, ехал ―
Робкий вился след.
Он бы стерся под песками,
Канул в лету сквозь века,
Но хранит нам память в камне
Благодарная рука!
Эту книгу не спалили
Всех фанатиков костры:
Вечен символ светлой силы ―
Мудрости и доброты!
1986
У моря
Ночью волны берег лижут,
Тихо галькою шурша.
Вы все дальше, но все ближе
Каждый взгляд Ваш, каждый шаг!
Кипарисы вдоль аллеи ―
Часовые ваших троп.
И цикория цветок
Дивным взором голубеет…
Пусть оковы тяжелы
Бывших разочарований ―
Вьется птица у скалы:
Прометея славит пламя!
1987
Ире
Судьба, однажды опыт проучив,
Была ко мне, увы, неблагосклонна
И солнца счастья робкие лучи
Она стыдливо прятала за склоны.
Ответа ли или совета ждал,
Нахально подставляя ветру спину, ―
Никто лицо мое не разгадал
И для души не засветил лучину.
Но так с годами, лишь кляня себя,
Ты видишь чьи-то слезы за капелью
И, как бы плохо не было, скорбя
Уходишь ты, не хлопнув громко дверью.
1988
Родному городу
Свердловска каменный цветок
Бесчувственный, холодный, стройный:
Чугунных Каслей решето
Кружев забытой колокольни!
Он, восхищая нас, парит,
Но в вечном есть увечье злое:
Пусть время след не истребит,
Но цвет с годами будет скрыт
Скорее пылью, чем землею…
1987
России
Всегда с чужестранцами хмурая.
Судить почему ― не берусь.
Вновь пряди волос белокурые
Злым ветром разметаны, Русь!
Глаза твои пасмурно-серые ―
Осеннего леса печаль.
Ты много так доброго делала
И вечно рубила с плеча!
Любить ― как нельзя не любить тебя.
Простить ― как нельзя не простить.
Так много и спето и выпито
На трудном совместном пути!
2002
Жизнь за Май
Лирическая поэма
Придет время, когда наше молчание будет красноречивее наших речей.
Чикагская тюрьма. Ночь перед казнью
Организаторам первой первомайской демонстрации в 1886 году в городе Чикаго, анархистам Альберту Парсонсу, Августу Спайсу, Георгу Энгелю и Адольфу Фишеру, повешенным по приговору чикагского суда присяжных, посвящается.
1.
Топоры ― эхом в вечность, ―
Как маятник,
Рубят время в ночи.
Из песочных часов,
Хоть до хрипа кричи,
Вытекает песок…
Сердца стук бесконечен,
Вдруг!.. Замерло.
Что там ― плач? Женский плач?
Голос сердцу знакомый до боли.
Да вокруг только стены ―
Не сойти бы с ума мне!
Но растения стебель
К солнцу рвется сквозь камни! ―
Пусть твой промысел близок, палач:
К Свету путь преградить он не волен!
Боже! Кажется рядом Люси`,
Друг любимый и верный.
Этот голос ее, как мираж,
Как надежда на воду в пустыне.
Словно все с нами было вчера,
Словно угли еще не остыли
И ее я о счастье спросил…
Где он, день этот первый?!
День, что был без особых примет,
Если б вдруг не ее появленье
Феей прерий на диком коне,
И стремительный взгляд ее гордый.
Что-то вдруг пробудилось во мне:
Звук призывный, рождаемый горном,
Иль в кромешной ночи дальний свет,
Как чего-то большого знаменье…
Ты всегда предо мной ― наяву и во сне.
Отвести я виденье не в силах:
Невозможно забыть влажный блеск карих глаз,
Гибкость серны и пламя пожара!
Сколько лет я был слеп, разлучаясь не раз
С той одной, что меня поражала!
Если б было дано, как хочу встретить смерть,
То бы выбрал ― в объятиях милой.
2.
Полночь. Стены ― холодные камни.
Визг пилы. Гулкий стук топоров.
Сух приказ был для нас, им ― кошмарен:
«Эшафот чтоб к утру был готов!»
А ведут себя, словно святые.
Сколько было их ― лжемессий!
Все равно побеждает сила ―
Я б ответил, когда б кто спросил.
Здесь у плотников дело спорится.
Что ж, толковых прислали ребят.
Как там смертники? Не испортили б
Приговора привычный обряд!
Вот дней десять назад
Молодой ― Луис Линг,
Что из этой идейной компании,
Закурил, спрятав взгляд,
Не табак ― динамит
И ― поправ предписанья ― оставил их.
Может просто считал ― некрасиво умрет
И решил в одиночку преставиться…
Молоко на губах не обсохло, а вот
Призывать к мятежу уже нравиться!
Открываю глазок и гляжу в полутьму:
Свет свечи на камнях играет.