Жизнь Людовика XIV - Дюма Александр (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
И в это время в Версаль приходит известие, что герцогиня и герцог Мальборо впали в немилость у английской королевы. Поначалу такое показалось невероятным, поскольку герцогиня Мальборо уже давно управляла королевой Анной, а герцог управлял королевством. Благодаря Годолфину, тестю одной из своих дочерей, герцог имел в своих руках государственные финансы; при помощи Сандерленда, своего зятя и статс-секретаря, герцог руководил кабинетом; дом королевы повиновался его супруге. В Гааге Мальборо доверяли более, нежели Великому пенсионеру, в Германии он держал в равновесии власть императора, который бесконечно нуждался в нем. Оформив раздел между двумя своими детьми, Мальборо, помимо милостей от королевы, получал до 1 500 000 ливров дохода. И вдруг все богатство рассеялось, высокое положение рухнуло, все с таким тщанием сооруженное здание благополучия развалилось после того, как леди Мальборо, будто бы по неосторожности, в присутствии королевы уронила стакан воды на платье миледи Мэшэм, влияние которой на королеву становилось слишком большим. Следствием рассчитанной неловкости стала ссора между королевой и леди Мальборо, которой пришлось удалиться в свои поместья. Затем отняли министерство у Сандерленда, потом финансы у Годолфина, наконец, герцог Мальборо потерял командование войсками.
В конце января 1711 года аббат Готье, бывший некогда помощником священника при посольстве маршала Тальяра к королю Вильгельму и задержавшийся с того времени в Лондоне, явился к маркизу де Торси и после некоторых затруднений получил аудиенцию. Аббат сказал:
— Милостивый государь! Не желаете ли вы заключить мир? Я пришел к вам с некоторыми предложениями!
Маркиз подумал поначалу, что аббат Готье не в своем уме, но тот рассказал министру о неожиданном для всех перевороте, совершившемся за несколько часов, а де Торен подумал, что если не из дружбы к Франции, то из недоброжелательности к Мальборо новое английское министерство может пойти на мир.
С другой стороны, произошло не менее неожиданное и не менее счастливое для Франции событие — умер император Иосиф, оставив императорскую корону и притязания на испанские владения своему брату Карлу, который спустя несколько месяцев и был избран императором. Поскольку Великий союз против Луи XIV составлялся главным образом с тем, чтобы не допустить его обладать одновременно Францией, Испанией, Америкой, Ломбардией, Неаполитанским королевством и Сицилией, то теперь было бы не менее безрассудно допустить императора стать таким же бесконечно могучим монархом.
Однако, в дополнение к двум этим счастливым событиям, дававшим некоторые надежды к исправлению государственных дел, ряд несчастий постиг Луи XIV. Его высочество дофин, единственный сын короля, умер 14 апреля 1711 года; герцогиня Бургундская умерла 12 февраля 1712 года; герцог Бургундский, ставший дофином, умер через неделю, а через три недели за ними последовал и герцог Бретанский, так что остался только герцог Анжуйский, слабый младенец, в счастье которого верили так мало, что Данжо даже забыл записать в своем журнале день рождения того, кому через пять лет суждено было вступить на французский престол под именем Луи XV.
Скажем несколько слов о всех этих смертях, которые последовали так быстро и навели на всех такой страх, что никто не хотел верить в их естественность. Начнем с дофина, которому было тогда 50 лет. На другой день после Пасхи в 1711 году его высочество, направляясь в Медон, встретил в Шавиле священника, шедшего к больному со святыми дарами; дофин велел остановить свою карету, вышел из нее, стал на колени вместе с герцогиней Бургундской и, когда священник проходил мимо, спросил, чем болен умирающий. Ему ответили, что оспой.
Дофин переболел оспой в младенчестве, тем не менее он всегда ее боялся, и в тот же вечер, разговаривая со своим лейб-медиком Буденом, сказал ему:
— Не удивительно, если через несколько дней я получу оспу.
На другой день дофин поднялся как обыкновенно, собираясь на травлю волков, но во время одевания почувствовал внезапную слабость и упал на стул. Лейб-медик уложил дофина в постель и установил лихорадку. Немедленно уведомили короля, но Луи XIV решил, что болезнь не представляет опасности. Не так думали герцог и герцогиня Бургундские, находившиеся у дофина, и хотя они догадывались об опасности, сами оказывали необходимую помощь, не позволяя никому заменить их в долге детей; они оставили дофина только для ужина с королем, который узнал о настоящем положении дела.
На другой день утром Луи XIV приказал послать в Медон и узнал, что дофин был в большой опасности. Тогда король объявил о своем решении ехать к сыну и остаться при нем на все время, пока он не поправится, запретив следовать за собой всем, у кого не было оспы, а особенно своим детям.
У дофина показалась на теле сыпь, и ему, казалось, стало лучше. Все решили, что он спасен, а король продолжал председательствовать в совете и заниматься со своими министрами; он виделся с дофином утром, вечером и постоянно внушал надежду на скорое выздоровление.
Здоровье его высочества действительно стало улучшаться, и торговки, эти верные друзья его, пришли опять засвидетельствовать свои самые наилучшие пожелания. Принц, пожелал их видеть, по какой причине энтузиазм поднялся до такой степени, что торговки бросились целовать ноги дофина через одеяло. Потом верные друзья удалились, пообещав отслужить благодарственный молебен по случаю выздоровления. Однако 14 апреля дофину стало хуже, лицо чрезвычайно распухло, начался бред, и приехавшую к нему герцогиню Конти больной не узнал. Около 4 часов пополудни положение стало безнадежным, и Буден предложил Фагону послать в Париж за госпитальными медиками, которые, чаще встречаясь с этой болезнью, могли бы подать полезный совет. Однако Фагон решительно воспротивился и запретил даже сообщать королю об обострении болезни, дабы не помешать ему ужинать. В то время, как король сидел за столом, состояние августейшего больного резко ухудшилось, так что все начали опасаться за его жизнь. Фагон, испугавшись ответственности, которую он взял на себя, давал лекарство за лекарством, не дожидаясь их действия. Медонский священник, приходивший каждый вечер осведомляться о здоровье его высочества, пришел и на этот раз. Увидев, что все двери отворены настежь, что слуги в величайшем беспокойстве, он вошел в комнату больного, взял его за руку и начал беседовать о Боге. Дофин был в сознании, но говорить почти не мог, и священник кое-как исповедовав его стал читать молитвы, которые тот невнятно повторял, ударяя себя в грудь и пожимая время от времени руку священника. Король поднялся из-за ужина, и в этот момент вне себя явился Фагон со словами:
— Ваше величество! Нет более никакой надежды, его высочество умирает!
Известие поразило Луи XIV, и он бросился к сыну, но у дверей принцесса Конти загородила дорогу, говоря, что теперь королю надо думать только о себе. Потрясенный Луи XIV в изнеможении упал на канапе и со слезами спрашивал у каждого выходившего из комнаты больного о его состоянии. Прибежала де Ментенон, присела рядом с королем и старалась увести его, но тот заявил, что не встанет с места, пока дофин не умрет.
Агония продолжалась около часу, пока, наконец, не вышел Фагон с объявлением о смерти дофина. Король в сопровождении де Ментенон, герцогини Бургундской и принцессы Конти немедленно удалился. И как только король уехал из Медона, все придворные бросились бежать и садились в кареты, не выясняя, чья. В мгновение Медон опустел.
Дофин был высокого роста, довольно полон и вид его, исполненный благородства, вовсе не имел какой-либо грубости или высокомерия. Лицо его, обрамленное прекрасными белокурыми волосами, как правило, не имело никакого выражения. Дофин выглядел бы статным, если бы в детстве во время игры принц Конти не переломил ему ноги; наверное поэтому ступни его высочества были непропорционально малы и ступал он всегда несмело, как человек, который боится упасть, а если дорога была сколько-нибудь неровной, он звал на помощь. Дофин хорошо держался на лошади и выглядел на ней величественно, но ему опять-таки не доставало смелости; во время охоты впереди него всегда ехал егерь, и если дофин терял его из виду, то немедленно останавливался, потом искал прочих и ежели не находил, то возвращался домой. С того времени, как дофин однажды чуть не умер от несварения желудка, он кушал только один раз в сутки.
