Даурия - Седых Константин Федорович (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Минут через сорок на трех грузовиках с пулеметами пожаловали на Новую улицу японцы. Масюков в сопровождении японских офицеров обошел все дворы, где размещались дружинники.
— За сеном кто-нибудь у вас ездил сегодня? — спрашивал он казаков. Но всюду слышал одно.
— Никак нет, — отвечали ему взводные и отделенные командиры и удивленно спрашивали, что случилось.
Японские офицеры настороженно прислушивались к ответам, ко всему приглядывались и разочарованно покусывали толстые вывернутые губы…
Вскоре после этого заговорщики снова сошлись у Кибирева. Кибирев предложил им начать переговоры с партизанским командованием.
— Нам нужно знать заранее, — сказал он, — — как отнесутся партизаны к тому, что мы затеваем. По слухам, Красная Армия скоро дойдет до Байкала. Нам нужно поторопиться, если мы думаем чего-либо достигнуть. Рассчитывать только на свои собственные силы мы не можем. Необходимо прощупать, как отнесутся к нашей программе партизаны.
С его предложением все согласились, и в тот же вечер они с Каргиным написали письмо Журавлеву, в котором выражали желание встретиться для переговоров по очень важному делу.
XXIX
Посланные Каргиным к Журавлеву дружинники из сотни Андрона Ладушкина в ночь на двадцать пятое января были задержаны заставой Девятого партизанского полка. Спешенных и обезоруженных, привели их под конвоем в штаб. Дежурным по штабу был в ту ночь Роман Улыбин. В одном из дружинников признал он подозерского охотника Капитоныча, с которым познакомился во время охоты на коз в марте восемнадцатого года.
— Здорово, — коротко приветствовал его застуженным басом лесной нелюдим в косматой маньчжурской папахе.
— Здравствуй, здравствуй, — сдержанно усмехнулся Роман. — Какими судьбами к нам?
— Письмо привез вашему главному.
— От кого?
— От Каргина и Кибирева.
— Давай его сюда. Поглядим что за письмо.
— Не могу. Приказано передать только Журавлеву. Не вяжись ко мне, а давай буди его поскорее. Дело у нас срочное, — сердито шевеля мохнатыми бровями, прорычал Капитоныч, недовольный тем, что приходится много разговаривать.
Роман решил с ним не спорить и пошел будить Журавлева. Приоткрыв половинку филенчатой двери, он боком протиснулся в скупо освещенную привернутой лампой горницу поселкового атамана, где спал на деревянном диване у жарко натопленной печки недомогавший в те дни Журавлев.
— Павел Николаевич! — дотронулся он рукой до его плеча. — Важные новости. Прибыли парламентеры от орловской дружины.
Журавлев тотчас же оторвал от подушки в красной наволочке всклокоченную лобастую голову. Сел, прибавил в лампе огонь и стал застегивать воротник гимнастерки. Затем пригладил волосы, поправил на себе поясной ремень и приказал ввести парламентеров.
Войдя в горницу, Капитоныч прежде всего помолился на образа, а потом молча и с достоинством отвесил поклон Журавлеву.
— Ну, что скажешь, старый служивый? — глядя на Георгиевские кресты на полушубке Капитоныча, спросил Журавлев.
— Письмо тебе, — достал Капитоныч из своей папахи прошитый нитками и залитый сургучом пакет.
Журавлев взял пакет, не спеша распечатал, прочитал и весело улыбнулся.
— Хорошо. Посоветуюсь с кем надо, а потом дадим наш ответ… Отведи служивых на кухню и вели накормить, — приказал он Роману, — а сам сейчас же позови ко мне Василия Андреевича и Бородищева.
Василий Андреевич с работниками своего организационно-инструкторского отдела жил в доме через дорогу от штаба. Когда Роман пришел к нему, он еще не спал, хотя был уже третий час ночи. С давно потухшей трубкой в зубах сидел он за трофейной пишущей машинкой и при скудном свете жестяной лампешки сосредоточенно отстукивал по клавишам крепкими смуглыми пальцами. «Опять, видно, воззвание какое-нибудь сочиняет. И когда только спит человек?» — подумал Роман о нем с восхищением и теплотой.
Романа Василий Андреевич встретил довольным возгласом:
— А, племяш! Кстати, брат, зашел, кстати. Я тут, понимаешь, с вечера бьюсь над одним воззваньицем. Послушай, как оно у меня получилось. По-моему — ничего. Но все-таки ты послушай. На свежую голову, глядишь, и подскажешь что-нибудь дельное, — и, не дав Роману опомниться, стал увлеченно читать.
— Хорош-шо! — с полным убеждением объявил Роман, так как давно считал, что лучше дяди никто не напишет. До сих пор он помнил его обжигающее душу воззвание, которое читал в восемнадцатом году в Чите, когда красные оставляли ее.
— Значит, ничего, говоришь? — лукаво усмехнулся Василий Андреевич.
— Какое там ничего… Прямо здорово! — с еще большей убежденностью подтвердил Роман.
— Экий ты, брат, восторженный, — погрозил ему пальцем Василий Андреевич, — хитришь ведь, огорчать старика не хочешь.
— Да нет же… У меня и в мысли этого не было.
— Ладно, ладно… Давай рассказывай, с чем пожаловал.
Узнав, что приехали парламентеры, Василий Андреевич принялся ругать Романа.
— Так что же ты молчишь? Вон какие новости, а ты битый час торчишь у меня и помалкиваешь. И когда ты научишься порядку? — горячился он надевая полушубок и одновременно прибирая на столе бумаги. Роман, посмеиваясь, молчал.
Прибежав в штаб, Василий Андреевич увидел горячо споривших Журавлева и Бородищева. Размахивая письмом под носом Журавлева, Бородищев кричал:
— А я тебе говорю, что тут может быть и подвох! Придешь к ним для переговоров и влипнешь, как кур во щи. Если они серьезно хотят разговаривать, так пусть сами и едут к нам. Кориться ведь они хотят.
Василий Андреевич взял у него письмо, подошел к лампе и стал читать. Журавлев и Бородищев наблюдали за ним, остывая от возбуждения. Дочитав, он спросил Бородищева:
— А откуда ты взял, что они кориться хотят? Из письма этого не видно. Они просто изъявляют желание встретиться с нашими ответственными представителями.
— Как это так не видно? Даже очень все видно. Раз пишут, значит, приспичило. В письме этом одно из двух: либо подвох, либо — сдаюсь, помилуйте!
— Нет, здесь что-то другое, — с видом, не допускающим возражений, сказал Василий Андреевич. — Из всего этого мне ясно только одно: не одним нам известно, что Красная Армия уже под Иркутском. Вот это и заставляет Каргина, Кибирева и всех, кто с ними, что-то предпринимать. А сдачей на милость здесь и не пахнет. Хитрят эти люди, а мы должны их перехитрить.
— Что же ты тогда посоветуешь? — спросил Журавлев.
— Встретиться с ними. Хотя бы только затем, чтобы выведать, что у них затевается… Да, — потер Василий Андреевич левой рукой лоб, — а кто привез это письмо? Может, кое-что узнаем от этих людей.
— Да, потолковать с ними не мешает, — согласился Бородищев.
— Роман! — крикнул Журавлев. — Попроси сюда парламентеров.
Через две минуты в горнице снова появились Капитоныч и два его спутника.
— Михаил Капитоныч, что ли? — приглядевшись к нему, спросил Василий Андреевич.
— Он самый. А откуда ты меня знаешь? Я тебя вижу как будто впервые.
— Разбогател, видно, если своих одностаничников не узнаешь, — пошутил Василий Андреевич. — Я — Василий Улыбин.
Капитоныч удивленно взметнул косматыми бровями и уже без прежней сдержанности сказал:
— Тогда еще раз здорово! Помню тебя! Бывал ты у меня с отцом.
Василий Андреевич пригласил парламентеров садиться и, достав из кармана хранившуюся на случай пачку китайских сигарет, предложил им закурить. Двое охотно закурили, но Капитоныч отказался.
— Благодарствую! Куревом отродясь не грешил.
Помедлив, Василий Андреевич спросил его:
— Ну, так что у вас там затевается? Переходить к нам решились?
— Да не совсем оно так, — замялся Капитоныч, — переходить как будто не собираемся, а помириться желаем.
— Что-то я не пойму тебя. Как же это так — помириться?
Капитоныч хитренько прищурился:
— А, к примеру, так, как оно у ребятишек бывает. Утром друг другу носы в кровь разобьют, а к обеду снова вместе, и водой не разольешь. Это я к тому говорю, что делить нам нечего. Столкнули нас друг с другом лихие люди. Поняли мы это и решили им того… под зад коленом. Ну, а с вами полюбовно столковаться, — довольно закончил он, вспотев от длинного разговора.
