Траян. Золотой рассвет - Ишков Михаил Никитич (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
— Днем отправишься в преторий, куда свозят трупы, найденные за ночь на улицах города. Опознаешь своих людей. Возьми с собой побольше свидетелей, ведите себя достойно. Можно пустить слезу. Девок возьмите, пусть изображают неутешных вдов. Я тем временем приглашу в гости Лонга, и мы здесь вдвоем полюбовно уладим наши дела. Полагаю, теперь у него не будет выбора и их хорошенький домик, такой нарядный домишко, наконец?то достанется мне.
— Ну, ты даешь хозяин! – Сацердата не смог скрыть восхищенного удивления. Он повел головой и постучал себя указательным пальцем по голове. – Соображаешь.
Сенатор повторил его жест – постучал себя по темени и выговорил.
— Тем и жив.
— Только я не пойму, как быть с девкой? – спросил раб.
— Меньше знаешь, крепче спишь, – ответил хозяин.
* * *
Ранним утром, еще затемно, в дом Лонгов на Целии явился мрачный, невыспавшийся Порфирий и передал Ларцию приглашение Марка Аквилия Регула немедленно посетить его дом на Квиринальском холме. Приказной тон слова «немедленно» долговязый вольноотпущенник объяснил особыми обстоятельствами.
— Мой господин, – Порфирий не удержался от зевка и тут же прикрыл рот левой культей, – ни в коем случае не желает нанести обиду достойному префекту, однако в этом деле только быстрота может помочь полюбовно решить дело с нападением вашими людьми на его племянницу.
Ларций спросонья не сразу понял, о чем дылда ведет речь. Что за нападение?
Порфирий охотно объяснил.
— Сегодня ночью ты, префект, и твои люди напали на племянницу моего хозяина Волусию, захватили ее и притащили в свой дом. – Голос его посуровел. – По–видимому, ты решил взять ее в заложницы, дабы принудить достойнейшего из сенаторов закрыть глаза на совершенное твоими родителями преступление и пойти на сделку с совестью. Но это еще не все. Несчастье в том, что при нападении ты убил двух римских граждан, пытавшихся защитить бедную девушку. Сам знаешь, какая кара ждет тебя за подобную дерзость. Мой господин, однако, не желает раздувать это дело и готов пойти с тобой на мировую. С этой целью он и прислал меня. Вопрос должен быть решен до полудня, пока родственники убитых не подали на тебя в суд.
На этот раз Ларций, поднаторевший на общении с Регулом и его доверенными лицами, обошелся без пощечин. Он бесстрастно выслушал гостя, потом спросил.
— Ты с ума сошел?
— Нет, префект. Я в полном здравии, чего и тебе желаю.
Порфирий позволил себе криво ухмыльнуться, потом дружески посоветовал Лонгу.
— Не стоит, Ларций затевать тяжбу с Регулом. Зачем тебе это? Если Марк Аквилий предлагает договориться, лучше договориться.
Решение Ларций принял мгновенно
— Я согласен. Когда пойдем?
— Сейчас же, если римского префекта не затруднит такой ранний час.
— Римского префекта ничто не затруднит.
По пути Ларций поинтересовался у вольноотпущенника, где тот потерял руку.
— Префект, мне бы не хотелось вспоминать о том страшном случае, – ответил вмиг насупившийся Порфирий. – Я полагал, что с меня довольно и лошадиного лица, и долговязости, чтобы стать насмешкой для римлян, но фатум рассудил иначе.
Отправились втроем, Ларций прихватил с собой Эвтерма.
Вилла Марка Аквилия Регула располагалась за Тибром, в живописном месте, где устраивали свои парки и сады Помпей и мать Нерона Агриппина. Вход в усадьбу располагался сразу за храмом Флоры. К дому вели роскошные пропилеи с колоннами из зеленого каристийского мрамора, проход был замощен белейшими, тоже мраморными плитами. В глубине рисовался дом. Строение было невелико, в два этажа, оконца маленькие – другими словами, вид имело неказистый, особенно в сравнении с роскошными входными портиками и регулярным парком, который славился в Риме своими диковинками и чрезмерным обилием статуй.
Пока шли к дому, Ларций не произнес ни слова. Готовился к тому, чтобы холодно, с достоинством, но без дерзости, поговорить с человеком, донимавшим его все эти годы. Выдержки хватило на первые несколько шагов, потом ясно ощутил, что угодил в ловушку. Регул сумел застать его врасплох. Ларций рад был сохранить невозмутимость, но куда там! Шел и озирался, вел себя как мальчишка, оказавшийся в удивительной, сказочной стране. Правда, римская сказка была груба, назойлива, надменна, нарочито шибала в глаза драгоценным мрамором, резными фризами, белыми плитами под ногами, но более все обилием статуй, выставленных в обеих портиках.
И слева, и справа.
Порфирий обратился к нему. Ларций не ответил, ему было не до разговоров. Статуй действительно было многовато, однако более всего ошеломляло, что эти истуканы, все до единого, изображали одного человека – Марка Аквилия Регула. Очутившись под присмотром первой пары изваяний, префект ощутил, что?то вроде недоумения. Когда же первая пара спрятала каменные незрячие глаза за округлостью колонны, и на него уставилась следующая, затем третья, четвертая, пятая, его пробрал трепет. Выставленные на пьедесталах, регулы с надменностью, а то (вдруг померещилось) с насмешкой изучали гостя.
Хозяин поджидал гостя на ступенях дома. За его спиной топтался жирный, с отметиной на носу, Павлин. В глубине вестибюля Ларций приметил двух рабов – один был крив, другой хром. Регул, заметив искреннее замешательство, сразившее строптивого префекта, не скрывал удовлетворения.
— В добром ли здравии мой гость? – приветствовал он Лонга.
— Спасибо, – откликнулся Ларций и пожелал хозяину долгих лет жизни.
— Я смотрю, ты удивлен, – Регул кивнул в сторону статуй. – Перед входом их ровно два десятка, это только как бы официальное преддверие задуманной мной экспозиции. Остальные в парке. Если желаешь, могу показать? * (сноска: Этот парк и статуи вполне исторический факт. См. Письма Плиния Младшего. С. 61–62. Примечания, С. 316.)
У Ларция на мгновение мелькнуло – согласиться, значит, пойти на поводу у заклятого врага. Но если Регул враг, а в том не было сомнений, выходит, что между ними война, а на войне, как утверждает Фронтин, особенно ценятся военные хитрости. Кроме того, Ларцию и в самом деле вдруг нестерпимо захотелось ознакомиться с экспозицией в целом. Хозяин виллы испытывает удовольствие, разгуливая по парку под присмотром толпы двойников? Неужели ему нестрашно остаться с ними один на один? Не сошел ли сенатор с ума?
— Нет, уважаемый Ларций, я не сошел с ума, – заявил хозяин. – Дело в том, что после долгих и трудных боев в сенате, я, наконец, осознал, что моя жизнь имеет немалое общественное значение. В этом же меня убеждали мои друзья. Я сдался. Поверь, моя цель не в том, чтобы возвеличить собственную особу, как болтают всякие ничтожества. Я попытался изобразить благородного римлянина во всей полноте его обязанностей – на государственном посту, в сенате, в коллегии децемвиров, на отдыхе, читающим книгу или свиток, дающим ценные указания вольноотпущенникам, заботящимся о птичках, зверушках, лошадках, осликах. В этих статуях отражена вся моя жизнь, как частная, так и государственная.
— Я с удовольствием ознакомлюсь с твоим парком, Марк. Ты и в самом деле заинтересовал меня. По крайней мере, твои объяснения звучат здраво.
Регул был явно доволен ответом гостя. Он даже позволил себе побегать перед ним, после чего взял Лонга под локоток и торопливо поволок в боковую аллею.
— Прослушай, Ларций, у меня до сих пор не укладывается в голове, по какой причине мы, два разумных человека, два гражданина, озабоченных судьбой отечества, так жестоко и бескомпромиссно враждуем. Нам давно пора встретиться, обсудить претензии. Я уверен, мы нашли бы взаимоприемлемое решение, но об этом после, а пока взгляни на этого босоного мальчишку, каким я был полвека назад.
Он провел гостя мимо младенца, дрыгающего мраморными ножками на руках у кормилицы, затем ковыляющего, научавшегося ходить – ему помогала воспитательница, чье лицо, как, впрочем, и лицо кормилицы, было скрыто под накидкой. Эта деталь привела Ларция в чувство – Регул вовсе не сумасшедший! В его скульптурных группах без затей воплощался гениальный замысел – лица тех, чья жизнь не имела государственного значения, были скрыты, не прописаны. Резец скульптора их даже не коснулся, в то время как облик главного героя каменной эпопеи был вырезан до тончайших деталей, до каждой складочки на юношеской тоге. Наконец Регул подвел гостя к скульптуре, на которой мраморный мальчишка лет десяти, уложив одну ногу на другу, увлеченно выковыривал занозу из ступни. Фигура отличалась естественной простотой и живостью.
