Юнармия - Мирошниченко Григорий Ильич (книги .txt) 📗
На лбу у офицера надулась жила. Он достал беленький платочек и вытер лоб.
– Я спрашиваю вас: кто украл винтовки? Что вы молчите, как бессловесная скотина? Говорите, а то я отсчитаю каждого десятого и…
Командир бросил на пол окурок и затоптал его.
– Ты арестован, – ткнул он пальцем в грудь первого попавшегося мастерового.
– Убери руки, не тронь, – спокойно отстранил командира рабочий.
– Хам! – пронзительно закричал командир. – Говори, где винтовки?
И он с размаху ударил мастерового белой перчаткой по глазам.
– За что бьешь, гад полосатый? Я ничего не знаю, – хрипло крикнул рабочий.
– Знаешь, сволочь! Комендант, взять его!
К рабочему подскочил комендант, схватил его за ворот рубашки и поволок к двери.
– Бей живоглотов! – закричал кто-то. Я узнал голос Ильи Федоровича.
Над головой командира пролетел железный обрубок и тяжело ударился о стену. Комендант выпустил мастерового.
– Ни с места, стрелять буду! – прохрипел командир бронепоезда и выхватил из кобуры маузер.
Толпа двинулась на него стеной. В воздухе засвистели гайки, ключи, обрезки железа. Командир поднял маузер и выстрелил прямо в середину толпы. Один рабочий вдруг качнулся, будто кланяясь, и повалился вперед. Я сразу даже не понял, что с ним случилось. Видел только, как он уткнулся седоватой головой в засыпанную опилками землю. Рабочие расступились. Командир бронепоезда и комендант круто повернулись и быстрым шагом вышли из депо.
Илья Федорович бросился к упавшему рабочему, нагнулся над ним и приподнял его голову.
– Смотри, да это Леонтий Лаврентьевич! – крикнул Васька.
– Кончен, – сказал Илья Федорович и побелел, как мертвый.
Он разогнул спину и посмотрел вслед офицерам:
– Ну, держись теперь! Припомнится!
Все стояли вокруг Ильи Федоровича и смотрели на его перекосившееся от гнева лицо.
– Ну что ж, – сказал Илья Федорович, – молодцы те, кто винтовки взял. Так и надо.
Глава XVI
НЕЗАРЫТАЯ МОГИЛА
Гудок надрывался, голосил. Струя белого пара билась в воздухе над длинным железнодорожным депо. Но мастеровые в этот день на работу не вышли.
Они проходили мимо депо и сворачивали на вторую линию поселка, к дому, где жил Леонтий Лаврентьевич.
Вся улица у низенького домика, крытого старой соломой, была набита мастеровыми, поселковыми и станичниками.
Я, Андрей и Васька протиснулись за Ильей Федоровичем во двор.
Илья Федорович держал обеими руками большой металлический венок, который деповские сделали в мастерских. Жестяные листья венка дрожали и звенели.
Толпа расступилась, и мы прошли в комнату. Леонтий Лаврентьевич лежал в некрашеном гробу, наспех сколоченном мастеровыми. Его крутой подбородок и впалые щеки обросли белой щетиной, грудь была плоская, как доска.
Мы постояли молча несколько минут. Потом Илья Федорович положил в ноги покойнику венок, поправил складки на простыне и негромко сказал:
– Ну, взяли.
Четыре крепких молодых парня перекинули через плечи белые полотенца, подняли с табуретов гроб и понесли. Следом двинулась толпа. Две женщины вели жену Леонтия Лаврентьевича. Она всхлипывала и вытирала слезы платком, свернутым в комочек.
Впереди шел Илья Федорович и нес на голове крышку от гроба.
Вместе со всеми мастеровыми весь наш отряд шагал за гробом. Вдруг Васька толкнул меня локтем и тихо сказал:
– Вон Порфирий!
Я вытянул шею. Рядом с моим отцом шел Порфирий в своем брезентовом плаще с капюшоном и что-то шептал отцу на ухо.
Ворота кладбища были широко открыты.
Гроб пронесли по узенькой тропинке между старыми, покосившимися вправо и влево крестами и поставили у неглубокой ямы.
Илья Федорович стал на кучу земли у самой ямы и, глядя себе под ноги, медленно заговорил:
– Товарищи, белые убили нашего мастерового…
Больше он не сказал ни слова и заплакал. Тогда из толпы вышел Порфирий. Он взобрался на соседнюю могилу и спокойно начал:
– Братья казаки и мастеровые! Бьют нас офицеры, вешают шкуринцы, расстреливают дроздовцы. За что погиб человек? Разве он преступление какое совершил? Товарищи, если мы молчать будем…
В это время за оградой послышался дробный топот, и в ворота кладбища влетели конные казаки. Они скакали через насыпи и ограды прямо к открытой могиле. Тут они врезались в толпу и стали направо и налево стегать нагайками с размаху по чему попало – по плечам, по спинам, по лицам.
Все бросились бежать.
Андрей, Васька и я пустились напрямик через выгон в поселок
На бегу Васька хватал куски желтой глинистой земли и. не оборачиваясь, швырял через плечо.
Вдруг сзади на кладбище послышался треск досок. Я оглянулся. Это лошади раздавили гроб.
Когда мы с Васькой были уже дома, прибежали Илья Федорович и мой отец. Илья Федорович стер рукавом кровь, сочившуюся из рассеченной губы, и чуть слышно сказал:
– Ну, Леонтия теперь никто не забудет. Памятник ему нынче казаки поставили.
Глава XVII
САПОГИ ПОД РАСПИСКУ
Дня через три-четыре после похорон Леонтия Лаврентьевича Андрей поздно засиделся у нас и остался ночевать.
Вечером я, Васька и Андрей примостились на крыльце и разглядывали на небе звезды. Мы высматривали Большую Медведицу. Андрей, вытянув руку, показывал на небе ковш, но я, как ни старался, не мог его разглядеть. Тогда Андрей взял мою руку и стал водить ею по воздуху.
– Вот дерево – видишь? Сбоку труба – видишь! Так ты смотри между деревом и трубой. Ну вот. Теперь веди руку вверх. Видишь?
Я молчал.
– Видишь ковш? – снова спросил Андрей.
– Ничего, Андрюша, не вижу.
Андрей разозлился и опять ткнул моим пальцем вверх. В это время калитка скрипнула, и во двор, осторожно ступая, вошел какой-то парень. Он остановился посреди двора и тихо позвал:
– Гришка… Андрей…
– Сенька!.. – так и задохнулся Андрей и вскочил на ноги. – Откуда?
– От наших, через фронт ходил, – сказал Сенька.
Мы даже рты разинули.
– А мы думали, тебя убили давно, – сказал Васька.
– Нет, жив покуда.
– А отца нашел? – спросил Андрей.
– Нашел. В Курсавке он.
– А у нас тут что делается! – громко зашептал Васька. – Делов целые горы. Идем за погреб, там разговаривать будем.
Мы пошли за погреб. Васька все время забегал вперед, ощупывал Сенькины карманы, отворачивал полы его пиджака.
– Да что ты меня рассматриваешь, словно куклу фарфоровую?
– Тоже, загордился! Посмотреть нельзя? Да? – сказал Васька.
– Да чего ты ищешь-то?
– Маузер смотрю или бомбы там…
– Ну, смотри, смотри, – басом сказал Семен. – Все равно – ничего не видно. Темнота, хоть глаз коли.
Мы уселись на скамеечке. Андрей чиркнул спичкой. Пока она горела, мы рассматривали Семена.
Семен стал как будто больше и шире в плечах. Лицо у него погрубело и обветрилось. Он был в пиджаке, сшитом из солдатской шинели, в ватных штанах и здоровенных красноармейских сапогах.
– Ты где же сапоги такие достал?
– Выдали. В Красной Армии.
– Как выдали? – удивился Андрей.
– Да так! Под расписку. Покуда сношу.
Семен вытащил из кармана красноармейскую махорку. Мы закурили.
– Махорку тебе тоже в Красной Армии выдали? – спросил я.
– И махорку. Там всем красноармейцам по две пачки дают.
– Да ты разве красноармеец?
– Мы вместе с отцом служили. Я, брат, и на броневике был.
– На броневике?
– Ну да.
– Да говори толком, по порядку все, – не утерпел я. Сенька уселся на камне поудобнее, откинул полы пиджака и стал рассказывать:
– Помните, вы меня на станции встретили? Казаки меня тогда сцапали и домой потащили. Ну вот, поколесил я с ними по всему поселку… А потом, нечего делать, домой привел. Мать плачет. Надька, Катька пищат. А казаки меня лупят. Вот пощупай.
Мы все по очереди пощупали длинный рубец над ухом у Сеньки.
