Ольга, королева русов - Васильев Борис Львович (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Ой, любезные мои! Ой, дорогие вы мои!
— Нам с Берсенем надо поговорить, — сухо заметил воевода.
— Потрапезуем, и поговорите. И ты с дороги, мой Свенди, да и брата вижу редко.
— Служба, сестра, — улыбнулся Берсень.
Трапеза была обильной, но мужчины знали, ради чего они встретились, и поэтому пили фряжское вино, сказав Всеславе, чтобы убрала подальше хмельные медовые перевары. Разговор шел о детях, семьях, здоровье. Оба избегали говорить об ином не только потому, что Всеславе нравилась сложившаяся беседа, но главным образом потому, что свои мысли оба предпочитали высказывать наедине. И как только приличие позволило поблагодарить хозяйку, тут же удалились в личные покои Свенельда.
— Как твой глаз? — спросил Свенельд, размышляя, как удобнее начать разговор.
— Которого нет? — усмехнулся Берсень.
Два года назад он выезжал с дружиной великого князя навстречу новой кочевой орде, прорвавшейся сквозь заслоны хазар в Дикую Степь. Кочевники называли себя печенегами. Игорь по совету Берсеня решил начать с переговоров, прежде чем хвататься за мечи. Печенеги от встречи не отказались, и великий князь выслал на переговоры Берсеня. Однако какой-то шальной степняк, то ли не разобравшись, то ли из несогласия, встретил посла стрелой на подъезде. Стрела угодила Берсеню в глаз, но переговоры все же состоялись, и Игорю удалось спровадить кочевников к Дунаю, чтобы вдосталь погарцевали перед болгарской и византийской пограничными заставами.
Свенельд коротко поведал побратиму свои опасения.
— То, что ты послал к древлянам Мстишу неплохо, — задумчиво сказал Берсень, внимательно выслушав воеводу. — Но одного этого может и не хватить. Великий князь в их глазах куда больше важит, чем мой племяш. Теперь и славяне взвешивать умеют, научили вы, русы, их взвешивать.
— Какой я рус, — усмехнулся Свенельд. — Мать — славянка, отца не помню.
— Для славян ты — всегда рус, — вздохнул Берсень. — Как любой начальник из Киева.
— Советуй. За тем и приехал.
— Мстиша — это неплохо, очень неплохо, — вслух рассуждал великокняжеский думец. — Только…
Надо искать прямой ход к князю Малу, Свенди. Мал умен, расчетлив, хитер, но ради пользы племени своего древлянского всегда готов шагнуть навстречу. У тебя есть такая «польза», которая может соблазнить князя Мала?
— Надо подумать.
— Вот и думай. И пусть эта дума станет главной для тебя. А то и впрямь угодишь на Гремячий брод меж двух сторон.
— Я собираю полюдье на древлянах, — задумчиво сказал воевода. — Его пожаловал мне Игорь. Правда, мне сначала пришлось разгромить древлян.
— Разгромы забываются, Свенди, — усмехнулся Берсень. — А полюдье не забывается никогда, потому что твоя дружина каждую осень напоминает им об этом.
— Но я не могу отказаться от полюдья, жалованного мне великим князем.
— Но ты можешь уменьшить его, воевода. При-мучь еще кого-ни6удь из славян. Кажется, уличи до сих пор все еще балуют по своей воле. Думай, Свенди, думай. И болыг всего думай о том, как упреждать каждый Игорг шаг. Ведь за ним — должок твоему роду внук Труьора Белоголового.
— И сын Сигурда, ослепшего в порубе, — тихо добавил Свенельд и вздохнул. — Дума твоя хороша, шурин мой дорогой, только как же я мимо Игоревых соглядатаев к древлянскому князю попаду?
— Отправить Игоря на войну, — подумав, сказал Берсень. — Небольшую, легкую. Такую, чтобы ему помощь твоей дружины не понадобилась и чтобы слава одному великому князю досталась. Значит, придется примучитъ кого-либо из славян. Они сейчас ослаблены, с любым племенем одна княжеская дружина справится. Кроме, пожалуй, яростных вятичей.
— Славяне безропотно платят дань и отдают полюдье. Игорь доволен славянской тишиной, Берсень. И воевать не пойдет, не за чтб ему их примучивать.
— А вот это, Свенди, уже моя забота. Ты не успеешь покончить с уличами, как Игорю придется собираться в поход на радимичей. И он повернется к тебе спиной, за которой ты и встретишься с древлянским князем.
— Уличи — это неплохо, совсем неплохо, — задумчиво проговорил Свенельд. — Только если я пойду на них, то подставлю спину тем самым печенегам, которых ты уговорил идти к Дунаю ценою собственного глаза.
— У меня был хороший толмач, родом из торков. Обычаи у них схожие, и он дал мне дельный совет.
— Что же за совет?
— Сказать их хану, что я изломал стрелу, когда вынимал ее из глазницы. А я ее сохранил, и ты ее передашь хану вместе с поклоном от меня. И если я правильно понял своего толмача, тебе не придется более опасаться за свою спину.
— Почему?
— На ней — три зеленые полосы, метка младшего из ханских сыновей. Возвращение ее означает не столько отказ от кровной мести, сколько передачу права этой мести в руки самого хана. А это важно, потому что хан стареет и,.что естественно, старается держать в своих руках все стрелы своих же родичей. Непременно навести его, Свенди. Раньше, чем пересечешь границу земли уличей. И подари хану меч.
— Меч?
— Если в ответ он одарит тебя своей саблей, можешь считать, что спина твоя надежно прикрыта.
Игорь выехал на войну с радимичами раньше, чем Свенельд успел поднять свою дружину в стремя, получив несколько сварливое и явно неохотное согласие Великого князя Киевского на второй поход против уличей. Дружина стояла в трех местах, ее требовалось не просто собрать, а и проверить, но помощников под рукой не оказалось. Горазд уехал с князем примучивать радимичей, а Ярыша Свенельд не хотел увозить далеко от княгини Ольги И внезапная свобода действий поставила его в положение затруднительное.
Дело в том, что, получив возможность воспользоваться иноходкой в любое время, он вдруг понял, что давно утратил юношеский пыл. Что не стремится к женщине тотчас же, во что бы то ни стало, а борется с самим собой, решая, спешить ему на тайное свидание или не тревожить Ольгу понапрасну. Боевая жизнь научила его разумному риску, но жизнь придворная приправила эту науку постоянным чувством настороженности. Не ради собственного благополучия — ради благополучия семьи. Тем более что княгиня не подавала никаких знаков, сигналов и даже намеков, а Свенельд был хорошим семьянином. Но… Но все же поехал без всякого намека на приглашение к тайному свиданию.
Он ехал в Вышгород один: внешние враги были далеко, а от своих он всегда мог отбиться. Неторопливо рысил, сдерживая коня, и удивлялся, почему он его сдерживает. Конечно, с годами уходит юная прыть, а с ответственностью появляется привычка к оглядке перед любым шагом. Все так, все — так, и все же…
Он любил Ольгу? Да. Да — без всяких размышлений. Но любил детской незабываемой любовью, памятью о счастливых днях, а не бешено колотящимся сердцем. Он по-прежнему, ни на миг не задумываясь, готов был пожертвовать жизнью ради нее, как когда-то там, в краю белых кувшинок. Там и тогда… Но готов ли он сейчас пожертвовать жизнью жены и сыновей? Они-то в чем повинны?
В супружеской обиде княгини Ольги?… А вед— карающий и беспощадный меч Игоря ударит в первую голову по семье, а не по нему. Игорь безмерно, сладострастно жесток, он знает слабое место каждого своего воеводы. А семья — самое слабое звено кольчуги Свенельда.
А тут еще — этот Кисан…
И все же он едет на тайное свидание с детской любовью своей. Неторопливо рысит, хотя на свидание с детством тоже можно опоздать. Свенельд усмехнулся— как раз большинство-то и опаздывают А потом тяжко ворочаются на смертном одре, мучительно страдая из-за этого невозвратного опоздания.
Дальше было почти так, как и при прежних с вида-ниях. Свенельд миновал плотину, шагом провел коня к тайной калитке в частоколе, спешился, шепнул коню «Жди!», отпустил его и…
— Свенельд, — очень тихо, но вполне отчетливо шепнули за спиной.
Воевода мгновенно развернулся, бросив руку к мечу.
