Первое открытие [К океану] - Задорнов Николай Павлович (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗

Многие в России и за границей полагали, что Нессельроде ничтожество, лишь составитель бумаг, покорный исполнитель воли государя, что страной правит сам Николай.

Нессельроде не старался опровергать эти слухи. Он знал, что царю лестно слышать их. Он привык служить и подчиняться государю и выражать его волю. Но это не значило, что у него не было собственной воли.

Там, где речь шла о его личных выгодах, он умел действовать независимо от государя, и бывали неизбежные случаи, когда Нессельроде влиял на него.

Благодаря своему положению Нессельроде, казалось, был выше подозрений. В Петербурге поговаривали, что он поступается интересами России там, где ему выгодно, оказывает услуги дружественным и недружественным государствам, то изменяя, то смягчая позицию России, и что проблемы Востока в этом отношении оказались для него сущим кладом. Он до глубокой старости широко пользовался обычаем, о котором когда-то говорил его отец.

Амуром с недавних пор интересовались англичане. Посол не раз намекал на это в беседах с Нессельроде. В Забайкалье, а потом и на Амур через Россию должны отправиться английские путешественники.

Через несколько дней после встречи с Меншиковым канцлер снова был во дворце, и Николай спросил его мнение об Амуре, помянув, что о новом исследовании хлопотал Муравьев и его поддерживает Меншиков, что они желают установить по Амуру связь Сибири с Камчаткой и с прибрежными гарнизонами.

— Ваше величество, — сказал Нессельроде напыщенно, — любые действия наши на Амуре вызовут нежелательные для нас в настоящий момент столкновения с англичанами. Лучше нам уступить, но занять твердую позицию здесь. Одна из восточных проблем уже занимает ваше величество. Стоит ли к заботам о Ближнем Востоке прибавлять еще новую — о Дальнем, где мы занимаем выгодное положение одним тем, что владения наши там недоступны врагу? Кроме того, если мы выйдем по Амуру к океану, мы нарушим всю систему каторги и ссылки в Сибири, лишим эту страну ее естественного назначения, того, чем она дорога нам. Сибирь — это мешок, в который мы складываем свои грехи. Если мы займем Амур, то этот мешок окажется распоротым. Сибирь может отложиться от России, а ведь в Сибири политические ссыльные!

Царь в сюртуке с эполетами, с жирным и бледным лицом, стоя среди комнаты, испуганно оглядел канцлера голубыми глазами навыкате. Нессельроде затронул его больное место. Царь в таких случаях готов был отказаться не только от Амура и от коренных русских земель, но и от чего угодно.

— Богдыхан просит нас о разграничении, — продолжал канцлер. — Следует воспользоваться этим, отправить экспедицию для проведения границы по Становому хребту.

Удар канцлера был меток. Он перечислил фамилии ученых. Это англичанин, француз, голландец. Это Крузенштерн. Подтверждает Врангель. Ходило судно шкипера Гаврилова, лучшего, прекрасного морского офицера, который высочайше награжден, обласкан. Гаврилов подтвердил, что река Амур исчезает в песках.

Канцлер знал, что самодержцы охотно считаются с общепризнанными учеными.

Царь молчал. Он помнил, что Муравьев весьма основательно доказывал, что России следует утвердиться на Амуре, который принадлежит ей и не может оказаться несудоходным.

Но доводы Нессельроде были весьма основательны. Царь сам думал не раз, что опасно давать Сибири выход к океану.

Все опасно, что ни разреши...

Кроме того, намек канцлера на возможное столкновение с англичанами тоже значил многое. Англия хочет захватить Китай, поставить его в положение колонии. Несмотря на частые конфликты и разногласия с Англией, царь все же не хотел ссориться с англичанами. Он пытался уверить английский двор и английских государственных деятелей, что Россия и Англия должны понять: у них один общий враг — революция. Николай не хотел ни единого нового повода для ссор с англичанами. Его глубоко огорчало, что они не понимают своих выгод.

«Они еще спохватятся, — думал царь, — и жестоко покаются. Бог накажет их».

Но сам он желал быть благородным рыцарем в отношении английской короны и ее подданных и до последней возможности сохранять мост между двумя великими монархиями.

Так, из боязни одной лишь тени революции и революционеров он не хотел дать Сибири выход к океану.

Из преданности делу контрреволюции он не желал тревожить англичан. Тут никакой Муравьев, как бы ни был он прав, не мог иметь никакого значения...

— Представьте доклад о посылке экспедиции для проведения границы по Становому хребту, — сказал царь. — Храните в тайне подготовку такой экспедиции.

«Что бы ни задумали горячие головы, — подумал Нессельроде, выходя из Иорданского подъезда дворца к своей карете, — все их замыслы обречены на провал». Он сам знал, что Амур никому не принадлежит. Он лишь делал вид, что не верит этому.

Глава двенадцатая

В НОВОЙ ГОЛЛАНДИИ

Из Адмиралтейства Невельской заехал в Кирпичный переулок к Баласогло. Со своей большой семьей Александр Пантелеймонович Баласогло жил на втором этаже старого деревянного дома с гнилой лестницей.

Невельского встретила жена Баласогло, хорошенькая молодая женщина с пышными светлыми волосами. На руках она держала смуглого ребенка. Глаза ее были заплаканы.

— Проходите, Геннадий Иванович, — улыбаясь сквозь слезы, сказала она. — Муж давно ждет вас, но сегодня он задержится.

Она проводила Невельского в гостиную, служившую также и кабинетом Александру. Окна комнаты выходили во двор и заслонялись сырой кирпичной стеной.

— Вы знаете, ведь у него с Муравьевым ничего не вышло, — сказала Ольга Николаевна. — Муравьев так много обещал ему и ничего не сделал. Уехал в Сибирь, а его даже не принял перед отъездом.

Для Невельского это известие было неожиданным. Он надеялся, что Баласогло за время его отсутствия уже начал действовать и со дня на день должен выехать в Сибирь.

— Ах, боже мой! — продолжала Ольга Николаевна, заметив удивление Невельского. — Он так был расстроен! Ведь губернатор взял все его записки и. как муж слышал, очень ими остался доволен, даже хотел государю показать. А самого Александра Пантелеймоновича даже не впустил к себе. Я всегда говорю Александру, что нельзя так кидаться к людям. Ведь он все надеется, что найдет человека, который его сразу поймет, и каждому говорит бог знает что!

Ольга Николаевна, держа ребенка на руках и играя с ним, помянула, что у них, кроме того, домашние неприятности. Видно было, что она уже смирилась с неудачей, постигшей мужа.

— А я собиралась ехать с детьми в Сибирь, — вдруг грустно сказала она. — Мы мечтали, что я буду преподавать там музыку.

— Тут какое-то недоразумение! — сказал Невельской. — Быть не может, чтобы Муравьев без причины так внезапно переменился.

— Ах, что вы, Геннадий Иванович! Муравьев знал, что делает, — с грустью ответила Ольга Николаевна. — Муж просил встречи с ним, лишь чтобы попрощаться, но Муравьев даже и не впустил его к себе. А мой Александр Пантелеймонович еще и говорит: мол, слава богу, что встретился такой человек, который заинтересовался моими записками и взял их, когда никто другой, мол, знать этого не хочет. Конечно, теперь все потеряно. Теперь он зачастил к Петрашевскому [78].

— Ольга Николаевна! Еще не все потеряно! — горячо сказал Невельской.

— Ах, не говорите, Геннадий Иванович!

— Нет, нет, Ольга Николаевна! Прошу вас, как только Александр Пантелеймонович приедет, передайте ему, что мне очень надо видеть его. И, пожалуйста, скажите, что даже в самом крайнем случае у меня еще есть надежда. А лучше всего, я приеду к вам сегодня же вечером, как только освобожусь...

Наутро (это было в один из теплых дней на исходе февраля) Невельской перешел деревянный мостик через узкий канал с грязным льдом. Вдоль канала тянулись обнесенные красной кирпичной стеной морские склады. Это Новая Голландия — целый город складов и морских служб, обведенный каналами.