Золотая лихорадка - Задорнов Николай Павлович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
– Золота намоем… Все купим новое. Городское, – ответила Дуня.
«Ну, что же это?» – удивилась такой бесцеремонности Бормотова. Сегодня не хотелось ссориться, уж очень удачно прошла осень, и купцы хорошо расплатились.
– Городов-то тут нет! – сказала она. – Где брать городское?
– Городов нет, а все лучше, чем на старых местах. Сами же говорите.
Дуня запрягла смирную кобылу, забрала ребятишек и уехала.
«Куда-зачем, про то не скажет!» – подумала Аксинья.
Дуня к обеду вернулась.
– Господи! Палки какие-то привезла! – всплеснула руками Бормотова. – Господи, да что это она? Зачем? Что ты?
«Если уж не делиться, так я хоть тут постараюсь!» – решила Дуня.
Утром пришла Наталья и увидела перед домом Бормотовых посаженные молоденькие деревца.
– Вот это сирень! – говорила ей Дуня. – А это – яблонька.
– Как-то еще разбирает эти кусты. Какая же это яблоня! Разве яблоня такая? На яблоне яблоки растут, а тут и яблоков настоящих нету, – ворчала свекровь, вышедшая послушать разговор. – По мне, так все они тут одинаковые, ерник и ерник! – сказала она.
Наталья почувствовала ее язвительность и ответила:
– Я тоже хочу палисадничек завести.
Не только достатка, но и красоты желала Дуня, и не только себе – всем. Дети, как могли, помогали ей. Как не видела их детского старания бабка? Им радостно. Они в жизни видели только, что дерево рубят, а как его садят, увидели в первый раз. Нет пустыря у дома, красит, радует дерево. Это уж не та чаща, что в тайге.
– Весной распустится у вас сирень под окнами! – радостно восклицала Татьяна, прибежавшая к подружке.
– Земля уж холодная, – сказала Аксинья. – Не привьется!
– Самое время сейчас посадку делать, – ответила Дуня.
– Кто тебе сказал? – спросила свекровь.
Невестка не ответила, разговаривала с подружкой.
«Ишь ты, королева!» – подумала Аксинья.
Арина вышла и уставилась белыми глазами на кусты.
– Что же это она делает? – жаловалась Арина. – Все без спроса, как будто хозяйка в доме! Они же вырастут! Мошка будет от деревьев. Детей замучает. Бараны погибнут от мошки. Вон у Силиных мошка корову съела.
– Конечно, нельзя возле жилья держать лес! – говорила Аксинья мужу.
Пахом молчал.
Дуня гордо и презрительно смотрела на свекровь. «Надо Илье пожаловаться, а то он пень пнем. Поучил бы ее», – полагала Аксинья.
– Жена твоя, сынок, ничего не слушает, – сказала она Илье, встречая его.
Илья хмыкнул и, взойдя в дом, взглянул на Дуню с гордостью:
– Че, сад у нас?
Он повесил ружье и больше ничего не сказал.
– Давай-ка, муженек ты мой, делиться. Не будет у нас жизни… – улучив миг, сказала Дуня на ходу в сенях.
– Когда?
– Сегодня!
Илья хмыкнул. Он так ничего и не сказал ни жене, ни матери.
– Танька, где твой тятька? – спрашивала Дуня.
– Тятя, – хлопала девчонка обеими руками по скулам Ильи.
Он сидел счастливый, неподвижный, как бурхан. «Ему ничего больше и не надо!» – думала Дуня.
С детства она приучена была к мысли, что придется подчиняться мужу и свекрови. В девушках, с тайным невысказанным ужасом думала – кому отдадут. Кому продадут, кому детей рожать? Что придется терпеть, не знала. Умной девушке трудно. Глупой легче, ждет, как баран, когда зарежут. Слава богу, отец завлекся охотой и отдал Дуню по любви. А потом пожалел, спохватился, да поздно. Ему бы волосы на себе рвать! Продешевил, говорит, девку, женихов у нее был табун, мог бы взять большие деньги, а она не в богатый дом захотела. В бедный, в батрачки! Кто лучше Ильи? Иван умней его, но ведь он… – Дуня счастливо улыбнулась при этом воспоминании.
Отец Дуни надеялся, что Илья станет ему товарищем на охоте и слава их загремит. Теперь Спиридон недоволен, говорит, что зять сидит под бабьей юбкой и возится со старухами и что его не оторвешь.
ГЛАВА 10
Вечерами горит лучина. Девушки и женщины прядут. Мужики работают в лесу, рубят дрова, заготовляют для пароходов к будущему лету. Возвращаются в сумерках и стараются улечься пораньше. Если Пахом сказки рассказывает, Илья вылезет из-под полога, сядет на табурет у печки, подожмет босые ноги и слушает отца, как ребенок. Илья любит, когда отец веселый. Пахом расскажет и сам ухмыльнется в бороду, застенчиво. Ссориться он горазд. А смеяться не умеет, не обучился за долгую жизнь. Не над чем было! Только в эту пору он изредка радуется.
Парни лупят глаза на братову жену, на ее пальцы, словно по пословице: «Села невестка прясть, берегите, деверья, глаз!» Дуня помнит старинную присказку, и не будь бы их любованья, и пальцам ее, верно, не так бы бегать. «Парни еще глупые, пусть подивятся».
Пахом умолкнет и уляжется. Парни расползутся по полатям и кроватям. Женские голоса затянут, девичьи подхватят, и польется протяжная грусть. Льняные девичьи головы клонятся над прялками с льняной куделью на гребнях.
Аксинья снимет нагар, упадут мелкие уголья в воду, зашипят и угаснут… Вспыхнет новая лучина.
«Пора бы уж спать», – думает Дуняша.
Покупные часы на стене пробили полночь, а свекровь еще крутит пряжу. У нее свой счет времени по пряже. По пряденью у Дуняши уже утро наступило, а у старухи – по кудели еще вся ночь впереди. Парни уснули, без них лучше… Сначала пелось славно, но и зевнешь, от скуки, чуть скулу не своротишь. И скорее прикроешь рот. Грех зевать! Спать все же охота!
Во всех домах поют песни. Обычай старой родины принесли крестьяне сюда. «А здесь все не так!» – сказала бы Дуняша, да некому. Иногда только Илье выложит все: «Дома не те, люди не те… только рабы божьи те же…»
За стеклами и за промасленной бумагой окон чуть поблескивают огоньки у соседей. Уж поздняя осень. Погода сухая, тихая, выйдешь во двор – холодно, звезды горят большие, белые, небо как сугроб, а земля черна, луны нет, при свете неба черный частокол ельников на сопках обступил деревню со всех сторон. Тяжелые большие дома стоят на берегу.
– Не ткала бы, не пряла и голая не ходила бы! – сказала Дуняша, расстегиваясь за пологом. – Прииск-то…
Она перенимала пермяцкое оканье.
– Еще вдревь толковали, товары из-за моря идут! – отозвалась примирительно Аксинья.
