Как открывали мир. Где мороз, а где жара (Из истории путешествий и открытий) - Гумилевская Марта
— Сын мой, разумеется, вы понимаете, что положение паше скверное, и очень…
— Увы, сеньор адмирал, понять это не трудно, — вздохнул Мендес.
— Индейцы непостоянны, они своенравны, — продолжал Колумб, — а наши матросы грубы и бесцеремонны…
— Увы, сеньор адмирал, — согласился Мендес.
— Я все время жду ссоры, а она вспыхнет, и, разумеется, по нашей вине… — Колумб как бы рассуждал сам с собой вслух. — А долго ли мне удастся удержать людей от прогулок по острову?
— Ваши опасения справедливы, сеньор адмирал, — соглашался Диего Мендес, — я сам не раз об этом думал, по что тут можно сделать? И будущее наше мне рисуется весьма неопределенным: кто знает, сколько еще нам придется здесь прожить?..
— Но у нас есть возможность спастись, — сказал Колумб.
— Что вы имеете в виду, сеньор адмирал? — оживился Мендес.
— Я имею в виду ваше мужество и настойчивость…
Мендес, польщенный, привстав, почтительно поклонился и попросил адмирала объяснить, в чем же может помочь его мужество.
— Я хотел бы просить вас переправиться на одном из наших каноэ на Эспаньолу и там просить помощи.
— Вы шутите, сеньор адмирал! — вскочил Мендес. — Переправиться на каноэ через море, чаще бурное, чем спокойное! Воистину вы хотите невозможного!
— Плавание это опасное, не спорю, но потому-то я обращаюсь именно к вам: оно требует и мужества, и настойчивости, и хладнокровия. Я не вижу иного выхода. Сам я стар и болен…
— Об этом не может быть и речи, сеньор адмирал, — поспешно перебил Мендес. — Разумеется, на это должен решиться кто-нибудь из нас… И… я согласен… да, я согласен попробовать… У меня только одна жизнь, — торжественно произнес он, — и я рискну ею ради вас, ради товарищей, ради себя самого, черт возьми! И да поможет мне Христос, наш спаситель, и святая дева Мария…
…И вот в одно прекрасное тихое утро, после первой неудачной попытки, два каноэ вышли в необыкновенное плавание. На одном из них сидел Мендес, на другом — капитан Бартоломе Фреско. Их сопровождали матросы и несколько человек индейцев.
Товарищи провожали их, от всей души желали им счастливого плавания: ведь от этого зависела их собственная судьба. Теперь им оставалось ждать и надеяться…
И медленно потянулись дни. Они складывались в недели; вот и миновал месяц, а вестей от Мендеса и Фреско не было. Колумб больной лежал в своей хижине. И в долгие бессонные ночи из-под его пера льются строчки, полные обиды и горечи: «…Одинокий, я пребываю здесь в Индиях. Пусть же восплачется обо мне всякий, кто отличается справедливостью, милосердием, любовью к правде. Я не ради почестей и прибылей отправился в это плавание. Это ясно, ибо надежда на то и другое уже умерла во мне».
А между тем жизнь на берегу Ямайки становилась тревожной. Морякам надоело ждать. Все громче раздавались их грозные голоса, все чаще они обвиняли адмирала во всех своих несчастьях. И наконец в один несчастный день часть экипажа взбунтовалась. С криком «В Кастилию! В Кастилию!» моряки захватили купленные Колумбом каноэ и вознамерились сами плыть на Эспаньолу. Из этого ничего не вышло, они вернулись назад, разбрелись по острову, безобразничая, обижая индейцев. Произошло то, чего все время так опасался Колумб.
Беда никогда не приходит одна. В это же время индейцы объявили, что не могут больше кормить моряков. То ли потому, что у них пропал интерес к безделушкам, на которые они выменивали свои продукты, то ли из-за обиды на моряков, причинявших им немало неприятностей своей грубостью и бесцеремонностью. Адмирал спокойно выслушал их, он был к этому готов давно. Помолчав немного, он сказал:
— Хорошо, поступайте, как вы находите нужным, вы у себя дома. Но остерегитесь, друзья мои! Мой бог накажет вас за это.
— Что же он сделает, твой бог? — поинтересовались индейцы.
— Он заберет у вас Луну!
Индейцы недоверчиво покосились на Колумба. Неужто этот белый говорит правду? Они немного потоптались и, больше ни о чем не спрашивая, ушли к себе.
Колумб тоже удалился в свою хижину и стал ждать. Он знал, что угроза его сильно напугает индейцев, ведь нынче ночью, как говорит календарь, должно быть затмение Луны, и со свойственной ему находчивостью он остроумно воспользовался этим явлением, чтобы наладить свои отношения с индейцами. Его авторитет должен быть поднят, иначе жизнь здесь станет невыносимой.
И вот настала ночь, прекрасная ночь Ямайки. Роскошен был небосвод с его сияющими звездами и серебряным месяцем, который спокойно плыл среди ночных светил. Индейцы то и дело с беспокойством посматривали на Луну. Нет, он сказал неправду, этот белый, решили они. Месяц у них никто не отнимет, сегодня он так же, как всегда, стоит на своем месте, и чужой бог не осмелится… Но внезапно на светлый лик Луны стала наползать темная тень, словно протягивалась чья-то рука — так с перепугу казалось индейцам. А тень все увеличивалась, она все больше заслоняла великолепное ночное светило. Тогда индейцы кинулись к Колумбу. Они клялись, что сделают все, чего бы он от них ни потребовал, только пусть он сжалится над ними и оставит им Луну.
И Колумб оставил им Луну…
…Но что же случилось с Диего Мендесом и Бартоломе Фреско?
Покинув Ямайку, они целый день усердно гребли по курсу, который прокладывал Мендес. Первый день и первая ночь прошли спокойно; погода, на счастье, благоприятствовала плаванию, но к утру выяснилась пренеприятнейшая история. Индейцы, эти наивные дети природы, не думая о завтрашнем дне, выпили весь положенный им паек пресной воды. И теперь, когда снова стало припекать солнце, почувствовали страшную жажду. Бедняги ослабели и не могли грести. Хорошо, что на горизонте показался какой-то островок, где моряки могли пополнить запасы пресной воды. Продовольствия им на весь путь не хватило; страдая от голода, изнемогая от нестерпимо палящих лучей солнца, они гребли из последних сил. И наконец через четыре ночи и пять дней, не выпуская из рук ни на минуту весел, они достигли Эспаньолы.
Овандо любезно встретил посланцев Колумба, он сокрушался, читая письмо адмирала, ахал и охал и на словах всячески выражал ему свое сочувствие, но на деле… кораблей почему-то не давал, хотя они и стояли у него на приколе. Бартоломе Фреско хотел было плыть обратно на Ямайку, чтобы сообщить Колумбу, что цели они достигли и что теперь следует ждать помощи, но матросы отказались сопровождать его, а один он, разумеется, не мог пуститься в путь. Так и сидели они оба, Бартоломе Фреско и Диего Мендес, ожидая милостей губернатора.
А Колумб на Ямайке жил в постоянной тревоге и беспокойстве, не зная, что ему и думать об участи своих друзей и о том, что ожидает его самого, его сына, брата и весь экипаж…
Но вот под настойчивым давлением со стороны влиятельных поселенцев медлительный Овандо разрешил наконец представителям Колумба взять два корабля. На одном из них Диего Мендес поплыл в Испанию, чтобы принести вести об исчезнувшей экспедиции Колумба, на другом Фреско поспешил на Ямайку.
…Увидав на горизонте спасительный парус, моряки боялись верить своему счастью. Год прожили они на Ямайке и не видели этому конца. Неужто же они покинут наконец этот остров, неужто же они увидят наконец Испанию? Восторженными криками встретили моряки Бартоломе Фреско, его мужеству они обязаны были своим спасением.
Колумб простил мятежников, и в конце июня 1504 года все сели на корабль и поплыли к родным берегам.
Так закончилось последнее, великое плавание Христофора Колумба!
…И вот снова Испания. Никто Колумба не встречает… Его не замечают… Жизнь идет мимо него. А из гавани то и дело отплывают за океан все новые и новые корабли. Каждый, кто может на свои средства снарядить экспедицию, плывет по следам Колумба, а сам он, в тиши и безвестности, доживает свои дни. Такова благодарность Испании.
20 мая 1506 года Колумба не стало. В последние минуты возле него были его сыновья, его старые верные друзья — Мендес, Фреско и еще кое-кто из тех, кто делил с ним превратности беспокойной жизни моряка.
