Венценосный раб - Маурин Евгений Иванович (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Посол заранее потирал руки от радости! Так приятно будет сидеть с олимпийской неподвижностью и спокойно любоваться взбешенным лицом короля! Уж не кинется ли он драться на кулачках с обидчиками его ненаглядной Адели? Ха-ха! Вот это была бы действительно картинка! Да, бессилен король сделать что-либо, бессилен помешать задуманной мести! Никто не боится его. Сама королева открыто возмущается его поведением, и усиленно поговаривают, что она окончательно решила развестись с мужем. Тогда неминуема война с Данией; ну, а знать воспользуется этим благоприятным моментом, чтобы свести счеты с королем, который вовлекает страну в такое бедствие из-за распутной бабы. Король будет свергнут… Вот тогда-то Марков посмеется ему в лицо! Вот тогда узнают и он, и эта подлая Гюс, что значит насмеяться над ним, Марковым! И чем сильнее разыграется сегодняшний скандал, тем скорее решится королева на этот шаг! Правда, говорят, она отказалась присутствовать сегодня на спектакле – новый щелчок по длинному носу Густава! – но завтра газеты будут на все лады смаковать происшедший скандал!
Но вот дверь в королевской ложе открылась… Что это? Королева все-таки приехала? А, она, наверное, тоже хочет быть свидетельницей веселой комедии, тоже хочет послушать, как станут заливаться трещотки, припасенные кое-кем из его друзей.
А вот за королевой показалась долговязая фигура Густава… Добро пожаловать, милый король, добро пожаловать! Ты позабавишься сегодня всласть!
Королевская семья заняла места, и спектакль начался. Марков почти не следил за действием; его взор напряженно бродил по рядам зрителей, разыскивая знакомые лица союзников. Но вот Адель начала свой монолог, который всегда снискивал ей аплодисменты. Ага, близилось начало потехи! Марков напряженно уставился на королевскую ложу, чтобы налюбоваться бешенством короля. Вот замирают последние переливы монолога… Сейчас король подаст пример аплодисментам, и разразится буря свиста, воя, лая, треска…
Но что это? Сама королева первая зааплодировала? Но это – ошибка, это невозможно! А где же демонстрация? Вся публика аплодирует; аплодируют датчане, аплодируют приближенные королевы… Если кто и пытается, может быть, свистнуть, разве услышишь единичный знак протеста в этой буре восторгов?
Но что это? Человек, сидящий рядом с Ферзеном, достал трещотку и попытался завертеть ей, но Ферзен сейчас же цепко ухватил его за руку и заставил прекратить попытку произвести шум… Нет, это – кошмар какой-то, что же произошло?
Или, может быть, решили отложить скандал под конец? Очень возможно, даже наверное это так! Если же его, Маркова, не предупредили об этом, то оно и понятно – прямо из дворца он заехал на минутку к Лили Якобсон, да и завертелся с этим бесенком.
Но что это за движение в королевской ложе? Король встал; к королеве, сидящей у самого барьера, подходит какая-то дама. Да ведь это – Гюс! Королева милостиво беседует с нею, затем снимает с груди бриллиантовую брошь и протягивает ей с очаровательной улыбкой.
Может быть, он, Марков, спит? Может быть, у него горячечный бред?
Нет, не в кошмарных грезах представилось это ему! Затея была провалена, скандал не состоялся. Чья-то враждебная рука властно вмешалась в игру и все испортила.
Если бы это было возможно, Марков сейчас же уехал бы из театра. Но это значило бы открыто признаться в своем поражении, подчеркнуть свою роль в замысле… Нет, такого торжества он не доставит врагам! Впрочем, им рано торжествовать вообще! Еще не все козыри пущены в ход, и не удалось сегодня одно, так завтра может удаться другое.
Бедный! Он не знал, что в этот момент над ним уже собирались тучи и что ему самому с неожиданной стороны грозил крупнейший провал!
Спектакль прошел при непрерывном успехе и обошелся почти без инцидентов, если не считать одного факта, хотя и довольно резкого по существу, но быстро утонувшего в общем успехе.
После третьего акта Адель вызывали особенно бурно. Долго стояла она на авансцене, кланяясь публике, шумно приветствовавшей артистку. Наконец аплодисменты стали замирать, и Адель собралась уже уходить, как вдруг сквозь редкие отдельные всплески хлопков прозвучал чей-то голос:
– Браво, распутница!
В первый момент все до такой степени остолбенели, что на короткий миг воцарилась гробовая тишина. Но сейчас же буря аплодисментов покрыла эту тишину и растворила все впечатление от выходки, автора которой решительно никто не мог определить. Был ли он таким искусником или волнение придало его голосу чревовещательный характер, но только сидевшие слева думали, что голос раздался справа, а сидевшие справа – наоборот.
Однако Адель не осталась в неведении личности оскорбителя. Она сразу узнала его голос, и ее сверкающий взор сейчас же отыскал молодого гвардейского офицера, сидевшего, скрестив руки, в четвертом ряду у широкого прохода. В последний раз поклонившись публике, она ушла, выгнала из своей уборной набившихся туда поклонников и приказала театральному лакею позвать к ней офицера Анкарстрема, сидящего там-то.
Едва только замолк шум аплодисментов, как София Магдалина обернулась к супругу и сказала так, чтобы ее слышали лица свиты:
– Какая недостойная выходка! Кто имеет право оскорблять артиста, как человека. Здесь она – великолепная, неподражаемая Заира, и только! Право, ваше величество, на вашем месте я пошла бы к бедняжке и сказала бы ей в утешение несколько ласковых слов! Она заслужила это – ведь она так прекрасно играет сегодня!
Густав и без того беспокойно двигался на стуле; его самого подмывало вскочить и кинуться к Гюс. Но Шеффер был прав, когда определял характер своего царственного воспитанника; в этот вечер он был доволен публикой, королева тронула его тем, что сама первая зааплодировала и, не чувствуя сопротивления, он вел себя уже гораздо обдуманнее. Ведь если бы он сейчас же полетел утешать Гюс, это поставило бы и его самого и королеву в смешное положение!
Но теперь София Магдалина еще более растрогала его, облегчив ему выход.
Густав встал, нежно поцеловал руку жены и шепнул ей: «Поверьте, я умею ценить дружбу! Вы – ангел!» – а вслух сказал:
– Вы бесконечно добры, ваше величество! Не думаю, чтобы глупая брань могла оскорбить нашу диву, так как вся остальная публика с редким единодушием выказала ей одобрение. Но воля вашего величества – закон для меня!
Затем он не торопясь направился к выходу из ложи, перекинулся по дороге кое с кем несколькими словами и уже после того направился в уборную Гюс.
Адель была очень удивлена, что Густав хочет еще утешить ее. Да ведь она так довольна! Конечно, она видела, что некоторые лица пытались ошикать ее, но на этот раз вся публика воспротивилась этому. Это – огромная победа, особенно, если принять во внимание силу и организованность врагов. Артистка заставила забыть о женщине! Стоит ли говорить о каком-то выкрике. В этот момент в уборную вошел лакей.
– Они не хотят! – доложил он Адели.
– То есть как… Не хочет?
– Так что, говорят: «Скажи, мол, что не пойду. Делать мне там нечего!»
– В чем дело, мадемуазель? – спросил король. – Кто это?
– Ах, пустяки! – ответила Гюс. – Это – один из моих друзей, который вдруг стал врагом. Я заметила, что он пытался шикать мне, и хотела поговорить с ним, спросить, в чем дело…
– Кто же это?
– Анкарстрем.
– Анкарстрем? Не ждал я этого от него! В такой невежливой форме… Поди и скажи ему, – обратился Густав к лакею, – что я приказываю сейчас же прийти сюда!
Через несколько минут в уборную вошел Анкарстрем. Он был очень бледен, но дико горевшие глаза свидетельствовали, что юноша приготовился ко всему.
Адель внутренне усмехнулась. Конечно, он воображает, что она пожаловалась на него королю, и теперь готов доказать свое право называть ее так, как он выкрикнул в театре. Какой глупой считает он ее, если воображает, что она способна из пустой мстительности поставить на карту свои отношения с королем! Конечно, узнай король, что это Анкарстрем позволил себе крикнуть ей бранное слово, то юноше несдобровать. Но ей трудно будет оправдать в глазах короля свою прошлую связь с юношей, да и уж слишком низка была бы такая месть! Нет, она отомстит ему, не подарит ему этого оскорбления, но ее месть поразит его с самой больной стороны. С какой – сейчас она еще не знает; но она умеет ждать!
