Артамошка Лузин - Кунгуров Гавриил Филиппович (книги регистрация онлайн txt) 📗
Когда все было готово и пятерка оленей выстроилась ленточкой, Чалык надулся и, плохо выговаривая русское слово, крикнул:
— Тлогай!
Агада вздрогнула. Чалык засмеялся, рассмеялась и Агада.
Чалыку не приходилось погонять оленей, они шагали широким шагом, рассекая ветвистыми рогами таежные заросли.
Нахмурилось небо, и крупными хлопьями полетел снег.
— Земля в заячье одеяло закутывается, — сказала Агада.
— Этого снега не будет, его солнце съест, — не согласился с ней Чалык.
Чалык останавливал оленей, поднимал голову, искал солнце, но разве его найдешь, если черные тучи плывут по небу! На деревьях повисли белые клочья, побелела тайга.
На третий день на одном из поворотов увидел Чалык два свежих следа: бежал заяц, а за ним лисица. У кривой березы он увидел пасть-насторожку, поглядел на следы внимательней и понял, что заяц перепрыгнул через насторожку, а лисица бросилась в сторону. Чалык торопливо дернул уздечку и подъехал к пасти-насторожке. По значку, вырезанному на бересте пасти, Чалык без труда узнал значок своего брата Одоя.
Не веря глазам, он соскочил с оленя и бросился к пасти, ногой поскреб значок, замахал руками и воскликнул:
— Нашего рода пасть-ловушка! Чум близко! Чум брата моего Одоя!
Олени сбились в кучку — казалось, и они понимали, почему радуется их юный хозяин. У Агады на глазах были слезы от радости, и, сама не замечая, она без конца говорила:
— Чум близко! Чум близко!
Чалык пустил оленей пастись. Агада удивилась: «Не ошибся ли Чалык? Зачем остановка, если чум близко!»
— Тут будем сидеть, — сказал Чалык. — Придет Одой пасть смотреть.
Олени бродили по склону горы, копали снег, добывая из-под него сочный мох. Чалык, разгребая ногой снег, готовил место для костра.
Вдруг олени бросились в разные стороны и по тайге прокатился отрывистый и звонкий собачий лай. Чалык узнал собаку брата Одоя и крикнул:
— Терна! Нох-нох!
Собака прибежала, с визгом и лаем кинулась на грудь Чалыку. Он набросил ей на шею ремешок уздечки. Собака отчаянно лаяла.
Одой не хотел осматривать самую дальнюю пасть на лисицу. Он думал: «Много обошел, устал, завтра посмотрю». Но Терна лаяла, звала, и Одой направил свои лыжи в ту сторону, где она лаяла.
Братья встретились у старой сосны, крепко прильнули щека к щеке, долго держались за косички. Здоровенный Одой так прижал коротышку Чалыка к своей сильной груди, что тот едва отдышался.
— Агада, — сказал Одой, — ты теперь в чуме Панаки хозяйкой будешь. Храбрый Саранчо до весны укочевал…
— Здоров ли отец? — перебил Чалык.
— Голова белее снега стала, — ответил Одой.
— А мама? — И Чалык испуганно взглянул на брата.
— Горе… — вздохнул Одой. — Горькие слезы глаза у ней съели — солнца теперь не видит, из чума не выходит.
Чалык тер глаза кулаком. Одой спросил:
— Много ли оленей привел?
— Только пять.
— И то радость! Пешему и один олень, как крылья подбитой птице…
Поймали оленей. Одой хотел помочь Чалыку, но он легко забросил ногу и вскочил на спину оленя. Одой усмехнулся. Чалык крикнул:
— Посади Агаду!
— Зачем оленя мучить!
И посадил на свои широкие плечи худенькую Агаду.
— Хой! Хой! Шагайте, — ласково торопил оленей Одой, шурша по свежему снегу своими лыжами.
«Большую радость принесла дальняя пасть, — подумал Одой. — Счастливая пасть! День назад она поймала золотистую лисицу — лучшую из моей добычи».
В чумах не ожидали радости. Панака растерянно бегал, дергал Чалыка за рукав парки, плакал, смеялся:
— Сын! Смотри, смотри! Это теперь твой лук. Его делал славный Саранчо.
Мать кричала:
— Покажись мне, сын!
Чалык опустился на мягкие шкуры, слепая обхватила голову сына и долго ласкала его лицо. Крупная капля упала на щеку Чалыка и покатилась обжигающей струйкой. Агада пряталась в мягкие шкуры.
Одой принес в чум много дров, чтобы натопить чум пожарче. Дрова положил у костра и сказал:
— Еду надо готовить. Зачем путников словами кормить!
В чум пришла жена Одоя, Талачи, и принесла большой кусок мяса дикого козла. Одой вышел из чума.
— Оленчиков посмотрю — не сбиты ли у них ноги, не надо ли их полечить.
— Каких оленчиков привел наш мужичок? — спросил Панака и вышел за Одоем из чума.
— Добрых, — коротко ответил Одой.
— Эко ты, сын, добрых: всегда так бывает — сильные живут, слабые умирают. Не об этом слово.
Одой понял:
— Вожак серый, с подпаленным рогом, матка и три молоденьких.
— Эко радость!
Панака подошел к оленю-вожаку и, нажимая кулаком на крепкую спину, с гордостью сказал:
— Этот бык имеет силу лося, а ум десяти лисиц!
Оленей отпустили пастись и вошли в чум.
— Тише, — зашептала Тыкыльмо, — они спят.
— А мясо? — обиделся Одой.
— Не ели, — ответила Талачи: — голова Чалыка горит…
Белка — хитрый зверь
Проснулся Чалык и не узнал ни леса, ни гор — все покрылось белым пухом. В чуме мужчин не было, и он подумал: «Кто же усидит в чуме! По свежим следам лучшая охота».
Панака и Одой вернулись поздно, у каждого полная сумка белок. Не утерпел Чалык, развязал сумку Панаки и долго гладил серебристо-дымчатые шкурки.
Маленькое счастье свило гнездо в чуме Панаки. Ярко горел огонь в очаге, густой мясной запах наполнял чум. Много ли надо бедному чуму! Удачна добыча — и он переполнялся радостью, как речка переполнялась весной, в разлив, до краев.
Чалык не отрывал глаз от добычи.
— Белки нынче много, — сказал Панака, — в три лука добывать будем.
— От болезни на лыжах не убежишь, — сказала мать. — Пусть она сама бросит Чалыка, улетит из нашего чума в дымоход. На охоту пусть Чалык не идет.
Все согласились.
После сытного ужина каждый полез в свой меховой мешок. Все спали, только изредка стонала Талачи. Слепая Тыкыльмо не спала. Она сидела у очага, подбрасывала в огонь сухие ветки и думала о ясном солнце, о белоснежных днях.
В полночь затрепетал чум, заскрипели шесты, застонали, заплакали. Охапками летел в дымоход льдистый снег и покрывал спящих белой пеленой.
— Буря… — сказала слепая и смахнула с головы колючие льдинки.
Буря злобно рычала, рвала кожаную покрышку чума. Собаки жалобно выли — просились с мороза в чум. Слепая подползла к кожаному пологу и пустила собак, седых от снега. Они жалобно скулили и свертывались комочками в ногах спящих.
Первым проснулся Панака:
— Однако, буря или сон разломал мою голову?
— Буря, — ответила Тыкыльмо.
— Ты не спала?
— Нет.
— Эх, ты… — вздохнул Панака.
Проснулся Чалык, дернул голову — кто-то держит.
— Эй, пусти! — крикнул Чалык и подумал: «Верно, лесной хозяин держит меня».
— Кого, мужичок, ловишь? — затревожился Панака.
— Косичку лесной хозяин крепко зажал в кулак, — ответил смущенно Чалык, — не пускает…
Панака посмотрел:
— Косичка примерзла!
Панака взял ножик и отколупнул косичку вместе со льдом. Встал Чалык, а на косичке льдинка болтается. Все засмеялись, а Чалык молча сел у костра, стал оттаивать льдинку на косичке.
Панака выглянул из чума:
— С севера пурга, однако, два дня будет плясать. После такой бури добрая должна быть охота.
Из чума не выходили.
— Зачем сердить и без того сердитую! — шепнул Панака.
Сидели кружком у костра — грелись, курили.
Подсел Чалык. Агада улыбнулась:
— В нашем чуме в бурю сказки рассказывают.
Панака ответил:
— В нашем тоже. Тебе начинать.
Агада опустила глаза — застыдилась.
Чалык посмотрел на отца:
— Не надо сказку, лучше про хитрость зверей.
Панака выпустил густое облако дыма и сказал:
— Разгадайте загадку, а тогда я вам расскажу про самого хитрого зверя.
Все согласились.
— Какой зверь самый хитрый?
— Лисица, — ответил Чалык.
