Северный богатырь. Живой мертвец (Романы) - Зарин Андрей Ефимович (книги онлайн полные .TXT) 📗
Софья принесла рукомойник.
Грудкин облил Ирину Петровну. Она открыла один глаз. Все ее лицо перекосилось, в груди и горле раздавался хрип.
— Батюшка, ты что задумал? — тихо спросила Софья.
— Увезти вас отсюда к Еремеичу в скит, там спокойно. А о самом буду хлопотать. Казна есть. Собери Катю да вот ее!.. — отрывисто ответил Грудкин и поднялся с пола, на котором еще лежала Ирина Петровна.
Полчаса спустя, тот же обоз выехал опять из ворот дома Пряхова. Вместо хозяина в кибитке сидел Грудкин, на задней скамейке во весь рост лежала Ирина Петровна. Телеги и повозки свернули вдоль Волхова направо и поехали ко Пскову, где по дороге в дремучем лесу приютился обширный скит старца Еремеича.
XX
Вразброд
Октябрь подходил к концу. Царь Петр отписал все письма, сделал необходимые распоряжения и стал собираться в отъезд немешкотно, как он всегда делал. Сам он ехал в Москву, где его ожидала торжественная встреча, а оттуда в Воронеж, где шла спешная постройка кораблей.
— А по весне снова сюда, чтобы вся Нева до моря нашей была! — повторял он с твердостью решительного человека, и все понимали, что от этого решения он не отступится.
— А ты тут Якова с Матусовым торопи, — сказал Петр Меншикову, — времени-то не ах как много нам отмерено!
— На этих днях и пойдут, — ответил Меншиков.
Везде происходили сборы в дорогу, сам же Меншиков заботливо готовился к тому, как бы поудобнее перезимовать в незнакомом ему суровом краю. Обо всем надо было подумать, и он думал и хлопотал, любя удобства жизни и веселье.
Первыми из вновь завоеванной крепости выехали Багреев с Савеловым. Последний едва дождался утра, как стал уже торопить приятеля ехать.
Багреев засмеялся.
— Ехать? Это всегда успеем. Надо сперва взять инструкции от графа и господина коменданта. Тьфу! — отплюнулся он, — вот в фавор сколь примечательно попал!
— Ты потише! — остановил его Фатеев, — персона важная.
Багреев махнул рукой, подтянул шарф, взял треуголку, сказал Савелову: «Готовься!» — поспешно вышел и направился к Шереметеву.
Тот жил в одном домике вместе с Глебовым. У дверей стояли часовые. Они со звоном отдали салют Багрееву и снова замерли в неподвижных позах.
Багреев вошел в просторную горницу и застал Шереметева в обществе Глебова, командиров Вейса и Брюса, а также Апраксина. Они сидели в непринужденных позах и пили горячий пунш, лениво перебрасываясь словами. В этих мирно беседующих людях никто не узнал бы в данную минуту «птенцов гнезда Петрова», с неустрашимостью и военным искусством побивавших заносчивых шведов.
Багреев вошел и вытянулся.
— Ба! Николашка! — воскликнул Шереметев. — Уже готов?
— Так точно. Согласно вашему приказу!
— Благодарю. Сейчас цидулу тебе передам. — Шереметев стал шарить по столу в груде разных бумаг и в то же время сказал Апраксину: — Алексашу порадовать захотел и положил презентовать ему мою магдебургскую полонянку. Авантажная и презентабельная девица. У Алексаши глаза разгорелись. Теперь сего молодца за ней в Новгород посылаю!
— Смотри, кажется, посылаешь козла за капустой! — засмеялся Глебов.
Его смех подхватили все, а Багреев покраснел, как обшлаг рукава.
— Небось, он знает, с кем тогда ему ведаться придется, — смеясь ответил Шереметев и, найдя пакет, протянул его Багрееву. — Вот тебе цидула. Как соберется она, сейчас же, немешкотно, в возок и сюда. Да смотри, — погрозил он, — не точи с ней лясы, а то!..
Багреев щелкнул каблуками, лихо повернулся и вышел из горницы.
— Вот не было печали! — проворчал он и двинулся к комендантскому дому. На крыльце он столкнулся с Фатеевым и спросил того: — Ты куда?
— Я? К царю! — широко улыбаясь, ответил Фатеев. — А ты?
— К бомбардиру-поручику! Здесь он?
— Надо было! Иди направо и скажи там солдату.
Фатеев крепко поцеловал Багреева и быстро прошел в дверь налево.
Багреев не без зависти поглядел ему вслед.
«Вот я и сам в царских денщиках значусь, а никогда не был с ним в такой короткости! — подумал он. — А все потому, что в грамоте плох!» — он вздохнул.
— Тебе кого? — окликнул его звонкий голос, и Багреев увидел всегда веселого Меншикова.
В Преображенском мундире, осыпанный пудрой, Ментиков остановился перед посетителем, держа в руках бутылки вина и бокалы.
— До твоей чести! — вытянувшись ответил Багреев. — Его сиятельство граф Шереметев посылает меня в Новгород.
Меншиков быстро закивал головой и перебил гостя:
— А, за красоткой из Магдебурга! Хорошо, хорошо! Я тебе, молодец, за это хороший прогит [13] дам! Только довези ее в целости, шельмец! — погрозил он. Багреев снова покраснел, а Меншиков поставил бутылки на пол и, положив руку на плечо молодого воина, заговорил: — И коней гони вовсю! Здесь скоро все уедут, а я один, как волк в берлоге. Торопись, милый, а я в долгу не останусь! На тебе! — и он полез в карман.
— Алексашка! — раздался в это мгновение звонкий окрик царя.
— Ну, после… когда вернешься! Расставь на столе сулеи-то! — сказал Меншиков, метнувшись, как заяц, и бросился бегом на зов.
Багреев поставил бутылки и бокалы на стол и вышел.
На душе его было тоскливо. Он помнил красавицу-пленницу, и ему больно было, что один дарит ее, как закуренную трубку, а другой ждет ее, как свою рабыню. Полюби ее он, Багреев, пришлось бы ему только терзаться муками зависти.
А образ ее, как назло, оживал перед ним и дразнил его своей свежестью, силой и красотой.
— Ну, что? Готов? — нервно спросил его Савелов.
— Едем!
Савелов даже подпрыгнул, а потом бросился обнимать Матусова и Якова, прощаясь с ними.
— Так не забудь: Софья Грудкина! Скажи, что помню ее! — тихо сказал ему Яков.
— Не забуду!
Савелов поцеловал еще раз Матусова и Якова и нетерпеливо рванулся к двери.
Он и Багреев вышли на берег, на котором раскинулись палатки солдат, и позвали баркас, а затем, держа в поводу коней, тихо поплыли на другой берег, откуда решили ехать частью водой, частью сушей.
Савелов мысленно целовал свою Катю и просил ее руки у стариков Пряховых. Багреев думал о том, как трудно ему быть холодным и сдержанным с красавицей, ставшей внезапно на его дороге.
— Пойдем и мы, — сказал Яков Матусову, когда уехавшие товарищи скрылись с их глаз.
— Что же, я готов! — равнодушно ответил Матусов.
— Мы ведь не так, — засмеялся Яков, — мы — чухнами. Пойдем, я все приготовил!
Он привел Матусова домой и, разложив перед ним его костюм, стал быстро переодеваться, указывая приятелю, как и что надо надевать.
Через полчаса они были неузнаваемы. Сермяжные порты скрылись под грубыми, желтой недубленой кожи, огромными сапогами, на плечах висел серого сукна армяк, поверх которого был надет полушубок, туго обвязанный шарфом, а на голове оказались лохматые овчинные треухи.
— Думаю, мы с тобой и без пистолей справимся, — смеясь сказал Яков, — на-ко тебе палочку да нож; без ножа нельзя! — Он подал тяжелую дубину с кованым наконечником и широкий нож, который Матусов спрятал под тулупом. — Теперь по торбе на плечи и гайда! — Яков повесил себе на плечи огромный мешок, набитый вяленой рыбой, мясом и сухарями, и дал такой же Матусову. — А теперь и в дорогу!
— К брату зайдем! — тихо сказал Матусов.
— Зайдем! — согласился Яков.
Они вышли из дома и прошли на песчаный берег. Шумный лагерь был на другой стороне, здесь же было тихо и вокруг насыпанных могил только выл и рвал осенний ветер, да с сердитым плеском билась в берег мутная, серая волна.
— Эх, брат, брат! — глухо заговорил Матусов, опускаясь на могилу. — Не довелось нам через всю жизнь пройти! Степушка родной! Степуш… — он захлебнулся в слезах и прильнул богатырской грудью к могильному кургану.
Яков отошел в сторону и отер невольно выступившие слезы.
Матусов выл и стонал, и ему вторил холодный осенний ветер.
