Невеста Нила - Эберс Георг Мориц (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Ему действительно удалось оправиться и произнести почти естественным тоном:
– Почему вы так расстроены? Конечно, это большое несчастье, что собака едва не загрызла до смерти бедную девушку, а наши люди позволили себе непростительное буйство. Но виновные взяты под стражу; отец, конечно, предоставит тебе, почтенный Гашим, возможность наказать их по своему усмотрению. Кроме того, наш врач Филипп несмотря на свою молодость может называться вторым Гиппократом – и как раз поставить на ноги молодца Рустема, главу твоего каравана. Щедрость моего отца тебе известна: он не откажется вознаградить тебя за убытки, если…
– Прошу тебя не прибавлять незаслуженных оскорблений, к той несправедливости, которой я подвергся в вашем доме! – прервал купец. – Вы не можете вознаградить меня никакими деньгами за пролитую кровь моего друга, потому что я не считаю Рустема слугой. Он человек свободный и достойный во всех отношениях. Конечно, я буду настаивать на том, чтобы злодеи были примерно наказаны. Пролитая кровь требует отмщения… Так сказано в нашем законе. Христианская религия велит прощать врагам, хотя на деле и вы поступаете не лучше мусульман. Я уверен в искусстве вашего врача, но меня возмущает насилие, совершенное без всякого повода в доме человека, которому халиф доверил судьбу египетских христиан. Здесь, очевидно, нет настоящего благоустройства, если человеческая жизнь ценится так дешево, да и честность…
– Кто смеет усомниться в ней? – с жаром вскричал Орион.
– Тот, кто видит, что купленный вчера товар необъяснимым образом лишился самого драгоценного украшения, – отвечал Гашим, сохраняя достоинство человека бывалого.
– Сегодня ночью кто-то вырезал большой смарагд из ковра, – пояснила Нефорис. – Ведь наши слуги при тебе вынесли покупку отсюда и на твоих глазах заперли ее в таблиний, не так ли?
– Но ковер был завернут в платок твоими собственными людьми! – воскликнул Орион, обращаясь к Гашиму. – Старый Себек был со мной, когда мы укладывали ковер. Кто развернул его сегодня и принес сюда?
– К нашему счастью, сама хозяйка, ваш домоправитель и, если не ошибаюсь, ваши собственные рабы, – отвечал купец.
– Зачем же его трогали с места? – спросил Орион в пылу понятной досады.
– Я сказал твоему отцу, что ковер гораздо красивее днем, чем при вечернем освещении, и посоветовал ему убедиться в этом своим глазами.
– Твой отец потребовал принести ему новую покупку, – перебила Нефорис. – Ему хотелось полюбоваться ею и спросить у продавца, как удобнее вырезать камни, не испортив ткани. Я отправилась с Себеком в таблиний.
– Но ведь ключ от него у меня! – воскликнул сын, засунув руку в складки своей одежды на груди.
– Мы забыли об этом, – продолжала хозяйка дома, – да и к тому же дело обошлось без ключа, потому что таблиний оказался отворен.
– Но ведь я сам запер его вчера! Ты был при этом, Себек?
– Я же говорил госпоже, – ответил домоправитель, – что хорошо помню, как вы защелкнули замок!
Орион пожал плечами, а Нефорис продолжала:
– Железную дверь отворили, очевидно, подобранным ключом или отмычкой, потому что ковер был завернут небрежно, а когда мы его развернули, оказалось, что в нем недостает крупного смарагда.
– Какая дерзкая кража! – в негодовании вскричал Орион.
– Это просто невероятно, – прибавил мукаукас, приподнимаясь на подушках.
С ним опять начинался нервный припадок. Он думал, что Господь отвергает его жертву, или сатана хочет помешать ему исполнить священный обет.
– Здесь, конечно, совершилось преступление, – продолжал взволнованный Георгий. – Гнусное дело будет расследовано, и – клянусь именем Христа, которому предназначался ковер – я не успокоюсь до тех пор, пока не отыщу злодея!
– Во имя Аллаха и его пророка, – прибавил араб, – я обещаю помогать тебе, хотя бы мне пришлось обратиться за помощью к Амру – наместнику высокого халифа в этой стране. У вас в доме были произнесены слова, которых я не могу и не должен забыть, так же как и твой намек, молодой человек. Про меня сказали, что я пришил к ковру поддельный камень необыкновенной величины, а потом велел его украсть из опасения, что мой обман обнаружится, когда ювелир будет рассматривать драгоценности при дневном свете. Такой обиды нельзя простить. Я человек честный, почтенные господа, и скажу прямо – человек богатый. Мое имя никогда не было запятнано, и кто решится оклеветать меня в преклонные годы, тому я докажу, что старый Гашим имеет друзей более влиятельных, чем вы думаете!
Кроткие глаза араба наполнились слезами. Несправедливая обида глубоко уязвила его, но все-таки ему было тяжело объясняться так резко в присутствии больного мукаукаса, который внушал старику почтение и жалость. Однако несмотря на природную мягкость тон его речи доказывал, что он сумеет постоять за себя.
– Кто осмелился приписать тебе подобную низость? – с живостью воскликнул испуганный Орион.
– К сожалению, твоя родная мать, – отвечал мусульманин с грустью и досадой, поднимая плечи по привычке, свойственной народам Востока.
– Не сердись на нее, – сказал мукаукас. – Известно, что женщины обладают более сострадательным сердцем, чем мужчины, но это не мешает им, однако, необдуманно злословить и высказывать подозрительность, особенно к иноверцам. Зато женщины восприимчивее ко всему доброму. У них волос долог, да ум короток, гласит пословица.
– Мужчины всегда готовы осудить нас, – возразила Нефорис, – но я покорно снесу заслуженный упрек! – И она принялась заботливо поправлять подушки больного и дала ему лекарство.
– Еще раз прошу у тебя прощения, почтенный Гашим, – продолжала матрона, – прости же меня вполне искренно, от всего сердца, потому что я сознаю свою вину!
Жена мукаукаса приблизилась к арабу и протянула ему руку, которую тот неохотно взял и тотчас выпустил из своей.
– Я не сержусь на тебя, – отвечал он, – но не мог допустить, чтобы на мое честное имя упала хотя бы малейшая тень. Загадочное дело будет расследовано по справедливости. А теперь позволь мне спросить: собака, сторожившая таблиний, чутка и кусает чужих людей?
– Ее бдительность известна всему дому, а что она способна кусаться, к несчастью, доказали раны на теле бедной персиянки, – отвечала Нефорис. – Прошу тебя, почтенный господин, от имени всех нас, – продолжала она, – помоги нам своей опытностью. Я сама… погодите, дайте мне сказать… Ведь женщины, несмотря на длинные волосы и короткий ум, бывают очень проницательны, пожалуй, я скорее всех найду следы преступника. Он должен принадлежать к нашим домашним, потому что собака не бросилась на него. Конечно, здесь нельзя подозревать племянницу моего мужа, которая с такой изумительной поспешностью явилась на помощь невольнице…
– Не смей задевать Паулу, жена! – с неудовольствием перебил Георгий.
– Неужели я выставляю ее воровкой? – обидчиво возразила Нефорис, пожимая плечами.
– Матушка!… – заметил в свою очередь Орион тоном легкого упрека.
– Ты говоришь о девушке, которая обошлась со мной вчера так сурово? – спросил Гашим. – Я готов поручиться всем моим состоянием, что она не виновна. Это прекрасное, пылкое существо не способно ни на какую низость!
– Пылкое?… – с улыбкой произнесла Нефорис. – Да ее сердце так же холодно и твердо, как пропавший смарагд. Мы успели убедиться в этом.
– Но во всяком случае, – возразил Орион, – Паула не сделает ничего дурного…
– Мужчины всегда готовы заступиться за женщину красивой наружности, – перебила мать, – но я во всяком случае не могу и не думаю подозревать ее. У меня совсем другое на уме. Вчера возле пострадавшей нашли пару мужских сандалий. Себек, – прибавила она, обращаясь к домоправителю, – сделано ли с ними то, что приказал мой сын?
– Немедленно, госпожа, – отвечал тот. – Я давно поджидаю начальника стражи Псамметиха.
Тут разговор прервал приход этого воина, двадцать лет исполнявшего должность начальника караула при доме мукаукаса. На предложенные вопросы он отвечал так громко, что больной Георгий почувствовал себя дурно, и Нефорис попросила Псамметиха говорить потише. Он рассказал следующее: собакам-ищейкам сначала дали обнюхать сандалии, а потом выпустили их на волю. Две таксы тотчас нашли дорогу к калитке, где накануне Гирам поджидал Паулу. Потом животные постояли у лестницы, обнюхали первые ступени, но не побежали наверх.
