Скиф - Коробков Николай Михайлович (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Люций слушал, не прерывая. Его нижняя губа оттопыривалась, придавая лицу презрительное выражение; глаза сузились, смотрели пристально, не мигая.
— Я этого ожидал, — сказал он. — Но не думал, что события пойдут так ускоренно. Посмотрим. Скоро я получу из Понта более подробные донесения. Где письма, которые ты привез из Вифинии?
Клавдий достал из сумки несколько пергаментных свитков и положил на стол.
— Вот мой доклад; это донесения различных лиц и письма; это — обращение к тебе Никомеда.
— Хорошо. Ты останешься у меня обедать. Пока я буду читать, ты свободен. Потом ты дашь мне более подробные разъяснения. Подожди — остановил он собиравшегося выйти Клавдия.
— У тебя, вероятно, есть какие-нибудь дела в Херсонесе. Займись ими сегодня же. Завтра тебе придется опять ехать в Вифинию.
— В таком случае, если разрешишь, я пойду в город, — сказал Клавдий. — Когда явиться за приказаниями?
— Приходи завтра утром, как только встанешь. Мы вместе сделаем прогулку; у меня будет время. Кстати, ты не нуждаешься в деньгах? Нет? Ну, хорошо, как хочешь.
Он отпустил центуриона и, сломав печать, скреплявшую письмо Никомеда, стал читать послание.
V
Когда купленных римлянином рабов повели, оба скифа издалека, пробираясь в толпе, проводили их. Опять надо было думать о пристанище на ночь. Наконец Таргис сговорился с одним торговцем овощами, полугреком-полускифом: за плату тот согласился предоставить им ночлег в своем доме.
Это было недалеко от гавани. Маленькие домики, наскоро сложенные из грубо отесанных камней, лепились здесь друг к другу, вдоль узких переулков, заваленных кухонными отбросами, глиняными черепками и всяким мусором. Квартал был населен лодочниками, мелкими ремесленниками, матросами, рабочими, разгружавшими суда. Многие из них были рабами и большую часть заработка отдавали своим господам.
Люди ютились здесь в тесноте, в маленьких, грязных помещениях, спали на каменном полу, подостлав под себя рваные, засаленные лохмотья. Многие почти не жили в домах и приходили сюда, чтобы только пообедать печеным луком или кашей, к чему добавлялся иногда кусок несвежего мяса, обильно приправленного пахучими травами и пряностями. В теплое время года они спали во дворах, и здесь же жили их многочисленные дети — грязные, полуголые, шумливые; день они проводили в толкотне рынка или купались в море и играли на раскаленной солнцем прибрежной гальке.
Как только в небе появлялись звезды, квартал затихал и погружался в сон. Улицы пустели, во дворах кое-где еще сидели старики, тихонько разговаривавшие или прислушивавшиеся к слабому шуму прибоя; изредка проходило несколько пьяных, певших хриплыми голосами; откуда-нибудь издалека доносились отголоски, перебранки, и потом во вновь наступившей тишине изредка лаяли собаки да слышался шелест прибоя...
В неосвещенных домах раздавался храп; люди лежали вповалку, и зловонный запах грязного жилья, чесноку, нечищенных овечьих стойл и вылитых за день помоев плыл по пустым, медленно остывавшим улицам.
День начинался с восходом солнца. Заспанные люди вставали, собирались на работу. Дым поднимался над очагами, и запах пригорелого оливкового масла и жареной рыбы тянулся отовсюду. Раздавались визгливые спорящие женские голоса, сонные детские крики; по улицам, громко разговаривая, проходили люди, направлявшиеся к гавани или в город, и квартал пустел, населенный в течение дня только дряхлыми стариками, женщинами и маленькими детьми, возившимися в горячей уличной пыли.
Жизнь в этом чадном углу каменного города казалась Орику невыносимой. Как только он просыпался, он уходил на морской берег и сидел там, смотря на робко набегавшие, длинные, зеленовато-прозрачные волны, под которыми, в такт прибою, покачивались черной зеленью водоросли, покрывавшие серые подводные камни. Потом, после обеда, он ждал Таргиса, уходившего в город.
Новости, которые тот приносил, были неутешительны. Римский сановник, купивший Ситалку, не только не соглашался его продать, но не было даже возможности просить его об этом, потому что в его виллу допускались лишь знатные люди. Таргис познакомился с некоторыми из его людей и узнал, что их господин даже не знает всех своих рабов — так много их у него.
Таргис пробовал говорить с домоправителем, не называя из осторожности имя раба, которого хотел бы выкупить; тот только удивился: если бы господин узнал, что кого-то из рабов хотят выкупить, он приказал бы бить его плетьми и забить в колодки.
Между тем Ситалка не желает подчиниться, и домоправитель, для укрощения, приказал заковать его в кандалы и бросить в эргастул — домашнюю тюрьму, где держат провинившихся рабов римского сановника. Не оставалось ничего другого, как подготовить побег: пробраться в эргастул и увести оттуда Ситалку.
Скоро все было готово для этого, но Таргис откладывал побег, рассчитывая, что его будет легче устроить после того, как Ситалка смирится и его переведут на работу.
Так прошло еще несколько дней, и Орик, наконец, потерял терпение. Было решено не откладывать больше дело, тем более, что обстоятельства складывались благоприятно: погода резко изменилась, покрытое облаками небо было тускло; то прерываясь, то усиливаясь, лил осенний дождь, и ночи стали особенно темными.
Они рассчитывали вывести Ситалку, все втроем перелезть через городские стены, добраться до моря, сесть в заранее приготовленную лодку и еще до рассвета уплыть далеко от Херсонеса. Дальше можно купить лошадей и добраться до тавроскифов.
Была уже глубокая ночь. Скифы перебрались через невысокую каменную ограду, окружавшую сад, и, прячась за раскачивавшимися под ветром деревьями, стали пробираться к предназначенным для рабов постройкам. Никого не встретив, они обогнули несколько неосвещенных зданий и подошли к маленькому строению с глухими каменными стенами и запертой на замок тяжелой железной дверью, из предосторожности Таргис послал Орика сторожить, чтобы тот мог предупредить в случае, если бы их присутствие было замечено.
Уходя, Орик видел, что Таргис пробует принесенные с собой ключи, надеясь отпереть дверь; потом, сквозь шум ветра, он услыхал, как начало скрипеть железо, и догадался, что Таргис взламывает замок. Было слышно, как лом, срываясь, царапал по двери, потом сорвался и железо загремело. На мгновение все затихло, затем залаяла собака и песок заскрипел под чьими-то шагами.
Скрытый в темноте Орик подбежал к Таргису; тот прислушивался, держа в руках уже изогнувшийся лом. Еле слышные в шуме ветра шаги приближались. Оба скифа отошли в сторону и спрятались за углом здания; почти сейчас же показалась неясная человеческая тень, приблизилась к эргастулу и направилась к ним. Они отодвинулись дальше; тень шла за ними. Так они обогнули здание и снова оказались на прежнем месте.
Между тем, человек, еле видимый в темноте, остановился, погремел замком, постоял еще некоторое время и ушел, сразу поглощенный ночью. Скифы прислушивались к удалявшимся шагам и опять принялись за работу.
Они спешили и вдвоем надавливали на вдетую в замок железную палку. Дверь скрипела, взвизгивала; взломанный замок загремел и открылся. Таргис быстро распахнул обе створки и скрылся за ними. Орик с мечом в руке опять остался на страже.
Некоторое время вой ветра и гул морского прибоя заглушали все звуки; потом Орик стал различать равномерные, тонкие визги распиливаемого железа.
Вдруг неясная, большая, черная тень выкатилась из-за кипариса и быстрым прыжком бросилась на Орика. Он отскочил в сторону, но успел ударить мечом и сейчас же услыхал дикое рычание. Раненная его ударом огромная собака перекувырнулась и, странно приседая, захлебываясь громким хриплым лаем, снова бросилась на него. На этот раз удар был более метким. Собака успела только коротко взвизгнуть и сразу рухнула неподвижной массой.
Вдали гравий захрустел под быстрыми шагами. Спрятавшись около притворенной двери, Орик напряженно ждал. Изнутри здания все еще слышались звуки распиливаемого железа, прерываемые коротким потрескиванием; Орик не успел даже свистнуть; шаги раздались почти рядом. Высокая фигура с каким-то оружием в руке двигалась прямо к двери.
