Лже-Нерон - Фейхтвангер Лион (читать книги без txt) 📗

   - Допускаю,  -  ответил  Фронтон.  -  Но  все  эти  соображения  должны обсуждаться министрами в Риме или  наместниками  в  Антиохии.  Я  же,  мой Варрон, солдат. И как солдату мне в изложенном  вами  случае  осталось  бы лишь умереть героической смертью. Но пока давайте играть дальше.

   Он встряхнул кубок с костяшками, опрокинул его.

   - Вам начинать, мой Варрон, - сказал он.

   - На этот раз вы  здорово  меня  обработали,  -  признался  Фронтон  по окончании седьмого тура.

   Варрон улыбнулся и поблагодарил его. Фронтон выиграл пять туров.  Он  - всего два.

   - Разрешите мне теперь, - сказал он, отдышавшись, - вообразить себя  на месте царя Маллука. Эдесса, несомненно, по крайней мере,  не  меньше,  чем Рим, заинтересована  в  том,  чтобы  избежать  вооруженного  столкновения. Поэтому царь Маллук постарался  бы,  вероятно,  предоставить  командующему гарнизоном все возможности без какого бы то  ни  было  прегрешения  против дисциплины соблюсти строгую корректность и в то же время не выступить.

   - Крепче, крепче, - подбодрял Фронтон каппадокийца, который  массировал его, и, повернувшись к Варрону, спросил: - Это все предположения?

   - Само собой, - поспешно заверил  Варрон  своего  партнера.  -  Я  лишь теоретически задаюсь вопросом, как  бы  следовало  поступить  командующему римским гарнизоном в том случае, если бы царь Маллук или кто-нибудь другой совершили бы последнюю попытку восстановить на  Востоке  политику  Нерона. Следовало ли бы ему ценой  своей  жизни  заранее  обречь  эту  попытку  на неудачу, исполнить свой "долг",  умереть  героической  смертью  и  втянуть империю в войну; либо, - Варрон чуть улыбнулся, - держаться "наказа",  без сомнения хорошо усвоенного Фронтоном,  офицером  императора  Флавия  -  "в случае сомнения лучше воздержаться, чем сделать ложный шаг" - и, повинуясь наказу, уберечь империю от войны с парфянами.

   Фронтон дружелюбно разглядывал разгорячившегося Варрона.

   - Как глубоко принимаете вы  к  сердцу  этот  теоретический  вопрос,  - сказал он.

   - Такого теоретика, как вы, это удивляет? - ответил Варрон. - По-моему, это очень интересная проблема. Кто достойнее: тот ли, кто в таких условиях готов героически, в ущерб делу, умереть, или тот, кто  не  героически,  но корректно, не слишком сопротивляясь,  подчиняется  необходимости  соблюсти нейтралитет?

   Фронтон легким дружеским жестом положил руку на плечо Варрону.

   - Право же, мой Варрон, напрасно вы тратите столько душевной энергии на разрешение подобных теоретических вопросов, - сказал он тепло.  -  Но  так как, по вашим словам, вы уже однажды заглянули в меня,  то  разрешите  мне перед  вами  еще  больше  раскрыться.  Я  всегда  стремился  вести   жизнь красочную, интересную  и  все  же  на  пятьдесят  один  процент  сохранять обеспеченное положение и право на пенсию. Право на  пенсию  у  меня  есть. Если бы боги сверх того  даровали  мне  нечто  красочное,  непредвиденное, "авантюрное", не затронув этот пятьдесят один процент, я принял  бы  такой дар, как нежданную милость.

   Варрон с усилием скрывал волнение.

   - Довольно, - приказал он рабу, и тот быстро, неслышно  отошел.  Варрон пожал руку Фронтону.

   - Благодарю вас за доверие, мой Фронтон, - сказал он сердечно.  -  Этот разговор мы вот уже двенадцать лет  ведем  мысленно.  Я  рад,  что  мысли, наконец, вылились в слова.

   Фронтон отнял свою руку. С любезной  улыбкой,  предостерегающе,  поднял палец.

   - Не забудьте, мой Варрон, все это - теоретически.

   Он бросил кости.

   - Опять вам начинать. Но, берегитесь, этот тур я все же у вас выиграю.

20. ВАРРОН ИСПЫТЫВАЕТ СВОЮ КУКЛУ

   Теренций  жил  в  доме  верховного  жреца,  который  убедил  его,   что покровительство  богини  распространяется  на  весь  район  храма.  В  его распоряжении  были  два  прекрасных  покоя,  лучшие,  чем  полагались   бы горшечнику Теренцию, и худшие, чем приличествовали бы  императору  Нерону. Здесь, стало быть,  обитал  тот  самый  человек,  на  которого  постепенно устремлялись  взоры  всего  Междуречья.  Теренций   старался   по-прежнему сохранять равнодушный и в то же время  значительный  и  таинственный  вид. Нельзя сказать, чтобы это было легко,  ибо  он  постоянно  чувствовал  над собой чужой глаз, хотя и оставался большей частью в одиночестве.

   Иногда к нему приходил Кнопс и докладывал обо  всем,  что  творится  за пределами храма и  в  его  окрестностях.  Ловкий  Кнопс  делал  это  очень искусно. Он не давал Теренцию почувствовать, что понимает,  какую  большую услугу он оказывает ему, излагал все новости в тоне легкой  болтовни  так, точно он был заранее уверен, что все это давно известно его господину.  От Кнопса Теренций узнал и о приезде Варрона. Он полагал, что сенатор  тотчас же посетит его. Но Варрон и на этот раз считал,  что  молодчика  надо  как следует "выдержать", сделать его мягче воска, чтобы он не возгордился и не выскользнул из рук. Он не забыл смущения, в которое его повергло внезапное поразительное превращение Теренция в Нерона; да и  разумная  осторожность, выказанная  горшечником  в  эти  долгие  недели  ожидания,   призывала   к бдительности. И Варрон снова заставил его "потрепыхаться",  чем  на  самом деле добился того, что Теренций потерял спокойствие и уверенность.

   Но когда Варрон, наконец, пришел к нему, он застал спокойного и ровного человека. Сенатор держал себя с Теренцием не как патрон с клиентом,  но  и не как подданный с  императором.  Он,  впрочем,  подозревал,  что  в  доме Шарбиля  самые  стены  имеют  уши,   и   поэтому   остерегался   проронить какое-нибудь неосторожное слово.

   - Богиня Тарата, - начал Варрон, оглядывая покой, -  неплохо  принимает своих гостей. У нас в "Золотом доме" было  больше  комфорта,  но  и  здесь можно  хорошо  себя  чувствовать  даже  человеку,  привыкшему  к   большим удобствам.

   - Не дано богами человеку,  -  процитировал  в  ответ  Теренций  одного греческого трагика, - лучшего пути показать  свое  достоинство,  чем  путь терпения.

   Варрон улыбкой выразил свое одобрение скользкому, как угорь, горшечнику и его искусству давать ответы, которые можно толковать как угодно.

   - Терпение? - откликнулся он. - Теперь уже очень многие верят тому,  на что однажды был сделан намек в моем доме, а именно, что  вы  не  горшечник Теренций, а некто другой.

   Теренций открыто посмотрел ему в глаза.

   - Возможно, что я этим  другим  уже  стал,  -  ответил  он  спокойно  и значительно.

   - Вы, стало  быть,  были  раньше  горшечником  Теренцием?  -  установил Варрон.

   - В течение некоторого времени, - ответило это "создание", как про себя называл его Варрон, - мне угодно было быть горшечником Теренцием.

   Варрон с легкой иронией произнес:

   - Вы неплохо освоились с ним.

   - Есть князья, - возразил Теренций, - которым нравится быть актерами. А разве не верно, что не так важно на самом деле быть чем бы то ни было, как важно, чтобы другие этому верили? Не так ли, мой Варрон? -  и  впервые  он назвал его по имени, как равный равного, не прибавляя титула.

   Варрон  же  улыбнулся  про  себя:  "Недолго  тебе  фамильярничать,  мой Теренций". Вслух он сказал:

   - Многие теперь думают, что император Нерон жив и находится  в  Эдессе. Кое-кто, конечно, оспаривает это, кое-кто смеется над этим.  Вот,  скажем, наш Иоанн из Патмоса, актер, знаток  своего  дела,  с  чем  вы,  вероятно, согласитесь. Он полагает, что играй он Нерона в  трагедии  "Октавия"  так, как некоторые играют его в городе Эдессе, ему никто не поверил бы.

   Горшечник Теренций не мог при этих словах Варрона сдержать легкой дрожи в лице. Придет день, и он покажет этому Иоанну, кто из них лучший Нерон, а пока он спасся от Варрона бегством в метафизику.