Князь Владимир - Никитин Юрий Александрович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
– Огня! – крикнул Владимир яростно. – Огня!
Его трясло от бешенства и унижения. Он вернулся с величайшей победой, теперь только три силы на белом свете: Римская империя, Германия и Русь. Только три императора – Василий, Оттон и он, Владимир, нареченный в крещении тоже Василием. Но те, кто влюбленно смотрели как на живого бога, теперь сопротивляются яростно и упорно.
Что скажет Анна, мелькнуло в голове. Не поверит, что это он, тот самый, кто обещал ей так много!
С четырех сторон в город ворвались на сытых борзых конях дружинники Войдана, Стойгнева, Хотимира, Кременя. Они вливались и вливались через городские ворота, более многочисленные, чем когда воевали Киев у Ярополка. Рассыпавшись по улицам, погнали народ, врывались с обнаженными саблями в дома, выгоняли на улицу, стариков велели тащить, а младенцев несть на руках. Кто противился – рубили на месте. Крик и плач разнесся над городом такой, какого не знали даже при нашествии печенегов.
На улицах, сбив народ в перепуганное стадо, гнали к реке, не давая опомниться, били плетьми. Не различали во злобе: женщина ли с дитем на руках, богатый купец или нищий, старик или несмышленый ребенок. Парнишка весен десяти сумел проскользнуть между конями, кинулся к забору, подпрыгнул, ухватился обеими руками за верх, но могучий дружинник заученно метнул дротик. Тяжелое и острое как бритва лезвие ударило в худую спину с такой силой, что, когда пальцы ребенка разжались, он остался висеть на заборе.
Дружинник смущенно крякнул, удар был поставлен на доспех с двойной подстилкой из кожи. Скрывая смущение, начал свирепо сечь плетью направо и налево, заорал дико, выкатывая глаза. Толпа побежала к реке, обжигающие удары рассекали рубашки, кожу до мяса. Кровавые брызги повисли уже и на боках коней, стремена и сапоги дружинников были в крови.
Уже у самой воды некоторые уперлись, и воздух вместо плетей прорезали сабли. Крики боли, проклятия, кони теснили толпу, загоняя в набегающие на берег волны. Копыта скользили на мокрых камнях и телах упавших. Прибой шумел грозно, сурово, над головой носились стрижи, кричали тонкими жалостливыми голосами.
На взмыленном коне примчался рассерженный Войдан:
– Проклятые жиды говорят, что ты, княже, всему виной! Предал веру отцов, отказался от ислама, и все из-за женской юбки! Как осмелились такое сказать? Как язык поворачивается? Позволь перебить их всех?
Владимир ужаснулся:
– Как ты можешь предложить такую жестокость? Как у самого язык поворачивается? Нет, нет и нет. Они ж сколько помогали! Перебей только половину, будет достаточно.
– Ну разве что для острастки, – проворчал Войдан. – А я бы перебил всех… Плодятся больно быстро. Вон в Египте не истребили всех, что вышло?
Он повернулся уходить, когда Владимир крикнул в спину:
– Только богатых не трожь!
Войдан оскорбился:
– А что с бедных взять?
– Нельзя резать кур, что несут золотые монеты прямо в Киеве. А беднота… это неудачники, отбросы. Надо помогать богам выпалывать дураков и неумех. К тому же горлопаны и недовольные – оттуда.
Войдан пересел на свежего коня, унесся, нахлестывая плетью. Владимир круто развернулся, словно в стремительном злом танце. Палец его обрекающе нацелился в громадную статую Рода:
– А этого… срубить немедля!
Из дружинников кто-то ахнул:
– Княже, это же Род! От него вся наша Родина…
Владимир ощутил, как губы раздвинулись в волчьем оскале.
– Срубить и положить у порога церкви… а ее велю заложить немедля! И чтобы каждый, прежде чем войти в храм Иисуса, наступал, попирал ногами – да-да, Рода, свой род, Родину, народ! Так всякий отречется от своего роду-племени, дабы утвердиться во всечеловеческом!
К вечеру Войдана принесли на плаще. Он захлебывался кровью, на груди зияли страшные раны. Воевода едва ли не впервые за годы снял кольчугу, он-де в родном граде, но еще вчера родные люди подняли на копья, как печенега.
– Все равно… – прохрипел он, булькая и отплевывая кровь.
– Лекаря! – закричал Владимир страшно.
– Поздно, – прохрипел Войдан. – Уже Ящер трогает мои ноги… Но все-таки мои кости будут… в родной земле.
– Войдан! – вскрикнул Владимир отчаянно. – Войдан, не уходи! Ты мне нужен!
– Только я хотел… я хотел… не так…
Хрипы становились все тише. Владимир наклонился, ловя последние слова. Донеслось едва слышное:
– Хотел погибнуть… защищая Русь…
Губы перестали двигаться, лицо застыло. Владимир дрожащими пальцами закрыл воеводе глаза, поднялся, чувствуя, как в глазах закипают злые слезы.
– Борис! – позвал он. – Борис!
Сувор приоткрыл дверь, лицо старого воина было недвижимым, как вырезанное из камня.
– Нет больше Бориса.
– Умер? – вскрикнул Владимир.
– Нет. Ушел.
– Куда?
Сувор пожал плечами:
– В темные леса. Вроде бы вернется к старой вере.
– Не понимаю, – пробормотал Владимир раздавленно. – Не знал я более жаждущего новой жизни… Он и к вере Христа склонял! Что еще рек?
– Я не все понял. Мол, жаждал Христа для всей Руси, но не так… Что истина не остается на стороне сильнейшего. И что тот, кто служит ей, не может не ответить на зов перейти к слабейшей стороне.
Владимир насторожился. На миг возникло странное чувство, будто раньше понимал, жил в таком мире, названном настоящим, а теперь существует в плоском мире теней, что отбрасывает настоящий… но сверху послышался звонкий серебристый голос Анны, и мимолетное чувство, чересчур тонкое для его могучей натуры, исчезло, как утренняя тень под жгучими лучами солнца.
Сувор добавил в спину:
– А перерезать жидов, как ты велел, тоже не удалось…
– Что так?
– У каждого хоть один дружок да отыскался в дружине или среди соседей. А те в один голос: чужих жидов режь, а своего в обиду не дам! Вот ничего и не получилось.
Анна с радостным визгом сбежала по лестнице. На красивом личике промелькнула гримаска при виде некрасивого слуги. Она с разбегу бросилась на шею могучему витязю:
– Мой базилевс! Ты огорчен?
– Кровавое деяние… – выдохнул он. – Это Царьград привык к массовым казням… Там охлос, а не люди… А здесь привыкли держать головы гордо.
