Гарольд, последний король Англосаксонский - Бульвер-Литтон Эдвард Джордж (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Осеннее солнце светило сквозь просеки леса, когда Эдит сидела одна на склоне холма, глядя пристально вдаль.
Весело пели птицы, но не к их пению прислушивалась Эдит. Белка прыгала с ветки на ветку и с дерева на дерево в ближайшей роще, но не любоваться ее игрой пришла Эдит к могиле викинга. Вскоре послышался лай, и огромная валлийская борзая выбежала из перелеска. Сильно забилось сердце Эдит, в глазах блеснула радость: из чащи пожелтевших кустов вышел граф Гарольд с копьем в одной руке и с соколом – на другой.
Несомненно, что его сердце забилось так же сильно и что глаза его блестели так же ярко, когда он увидел, кто его поджидает у могильного камня. Он зашагал быстрее и взошел на пригорок; собаки с радостным лаем окружили Эдит. Граф смахнул с руки сокола, и он слетел на каменный жертвенник.
– Долго я тебя ждала, Гарольд, любезный брат, – проговорила Эдит, лаская собак.
– Не зови меня братом, – сказал Гарольд отрывисто и отступая на шаг.
– Почему же, Гарольд?
Но он отвернулся и оттолкнул сурово собак. Они легли к ногам Эдит, которая смотрела с удивлением и недоумением на озабоченное лицо графа.
– Твои взгляды, Эдит, успокаивают меня больше, чем мои слова усмиряют собак, – проговорил Гарольд кротко. – В жилах моих течет горячая кровь; только спокойный дух способен подавить во мне минутную досаду. Спокойно было мне, когда ты в пору детства сидела безмятежно у меня на коленях, и я плел тебе венок из душистых цветов. Мне думалось в то время: венок из цветов увянет, но за то цепь, сплетенная сердечной любовь, крепка и неразрывна!
Эдит склонила голову; граф смотрел на нее с задумчивой нежностью, а птички звонко пели, и по-прежнему белка скакала по деревьям. Эдит возобновила первая разговор:
– Твоя сестра присылала за мной! Я завтра же должна поехать во дворец, ты будешь там, Гарольд?
– Буду! – ответил он встревоженным голосом. – Так моя сестра присылала за тобой? А ты знаешь зачем?
Девушка побледнела.
– Да, – сказала она.
– Я этого боялся! – воскликнул граф в волнении. – Сестра моя, увлекшись советами друзей, вступает, как король, в безумную борьбу с человеческим сердцем... О, – продолжал Гарольд в порыве увлечения, не свойственного его холодному и ровному характеру, но встревоженного силой любви, – когда я сравниваю нынешних англичан с прежними и вижу в них рабов, недостойных жрецов, то я с ужасом спрашиваю: когда же освободятся они от этого влияния?
Он перевел дыхание и, схватив руку девушки, произнес, стиснув зубы:
– Так они хотят сделать из тебя монахиню? А ты сама не хочешь... ты не должна быть монахиней... или же твое сердце нарушит свой обет?!
– Ах, Гарольд, – ответила Эдит, забыв всю свою робость при намеке на эту одинокую жизнь. – Лучше лечь в могилу, чем похоронить сердце за монастырской решеткой!... В могиле я могу жить еще для всех тех, которых люблю, там же должно умереть все и даже любовь... Тебе жаль меня, Гарольд?... Твоя сестра, королева, добра и милостива; я брошусь к ее ногам и скажу: «Юность создана для любви, мир не полон отрад; позволь мне пользоваться моей юностью и благословлять Водана в мире, созданном им для счастья!»
– Милая, дорогая Эдит! – воскликнул Гарольд в восторге. – Скажи это, будь тверда; никто не посмеет неволить тебя: закон не может вырвать тебя из объятий твоей бабушки, а где говорит закон, там властен и Гарольд... и там наше родство, несчастье моей жизни, будет благодеянием.
– Почему ты называешь наше родство несчастьем? Мне так приятно думать, что мы с тобой родня, хоть немного дальняя, и я имею право гордиться твоей славой и радоваться твоему присутствию у нас. Отчего же моя радость для тебя только горе?
– А потому, – ответил он, скрестив руки, – что, не будь мы в родстве, я сказал бы тебе: Эдит, я люблю тебя больше, чем любил бы сестру! Будь женою Гарольда!... Если же я теперь скажу это тебе, и ты станешь моею, священники всплеснут руками и проклянут наш брак; дом мой рухнет тогда до самых оснований; отец мой, братья, таны, выборные, сановники и все, в силе которых заключается наша сила, пристанут ко мне с просьбами отречься от тебя... Как я теперь могуществен, так был могуществен и мой Свейн, и как отвержен Свейн, так будет в этом случае отвержен и Гарольд, а после изгнания Гарольда, кто будет настолько отважен и силен, чтоб заменить его при обороне Англии?! Разгорятся тогда все те буйные страсти, которые я усмиряю как дикого коня... И я пойду с хоругвью, одетый в доспехи на родных, на танов и отчизну; потоком польется кровь моих земляков... Вот почему Гарольд, покоряясь как раб власти священников, которых презирает, и не дерзает сказать избраннице души своей: «Дай мне правую руку и будь моей невестой!»
С отчаянием слушала Эдит это признание, и лицо ее стало белее мрамора. Но когда Гарольд умолк и быстро отвернулся, чтобы она не увидела его взволнованного лица, в ней пробудилась сила женской возвышенной души, постигающая даже в самой печальной доле благородное и высокое. Подавив и любовь, и душевную горечь, она подошла к Гарольду, протянула ему свою нежную руку и сказала с сердечным состраданием:
– Никогда еще, Гарольд, я не гордилась тобою так, как теперь, потому что Эдит не могла бы любить тебя, как она тебя любит, и будет любить до самой могилы, если бы ты не любил Англию больше самой Эдит... Гарольд, я была до этой минуты простодушным ребенком и не знала, конечно, и собственного сердца; теперь же я читаю в нем и понимаю, что я женщина... Теперь уж я, Гарольд, не страшусь и заключения: оно не убивает жизнь, а, напротив, расширяет ее, сосредоточивая ее в одно желание быть достойной приносить за тебя жертву небу.
– Эдит, – воскликнул Гарольд, побледневший как смерть, – не говори мне больше, что для тебя не страшно вечное заключение! Умоляю тебя, приказываю тебе не воздвигать между нами этой вечной преграды! Пока ты свободна, остается надежда, хотя, быть может, призрачная, но все-таки надежда.
– То, что тебе угодно, будет угодно и мне! – ответила Эдит спокойно и покорно. – Распоряжайся участью моей по своему желанию.
Не смея полагаться на силу своей воли, чувствуя, что рыдания теснят ей грудь, она быстро ушла, оставив Гарольда одного у кургана.
ГЛАВА 5
Когда Гарольд на следующее утро вошел в Вестминстерский дворец с намерением повидаться с королевой, он случайно встретился со своим отцом, который, взяв его под руку, серьезно сказал:
– Сын мой, у меня тяжесть на душе, касающаяся тебя и всего нашего дома, об этом я хотел бы поговорить с тобой.
– Позволь мне потом придти к тебе, – возразил молодой граф, – мне сейчас необходимо видеть сестру, пока она еще не занята своими просителями.
– Успеешь еще, – заметил отрывисто старик, – Эдит теперь в молельне, и мы успеем обсудить наши светские дела, прежде чем она будет в состоянии принять тебя, чтобы рассказать последнее сновидение короля, который был бы великим человеком, если бы деятельность его, проявляющаяся постоянно во сне, проявилась бы и наяву... Идем!
Не желая раздражать отказом отца, Гарольд со вздохом последовал за ним в ближайший покой.
– Гарольд, – начал Годвин, тщательно заперев дверь, – ты не должен допускать, чтобы король дольше удерживал тебя здесь ради своих капризов; твое присутствие необходимо в подвластном тебе графстве. Тебе ведь известно, что эти останглы, как мы их называем, состоят большей частью из датчан и норвежцев – упрямого, своевольного народа, который сочувствует больше нормандцам, чем саксонцам. Моя власть основана не только на том, что я одного происхождения со свободным народом Эссекса, но и на том, что я старался всеми способами утвердить свое влияние над датчанами. Скажу тебе, Гарольд, что тот, кто не сумеет усмирить англодатчан, не будет в силах поддержать власть, которую я приобрел над саксонцами.
– Это я знаю, батюшка, – ответил Гарольд, – и я с удовольствием замечаю, что эти храбрые пришельцы, смешиваясь с более кроткими англичанами, действуют на них благотворным образом, передавая им свои более здравые взгляды, и в то же время сами постепенно утрачивают свою дикость.
