Карл Великий. Небесный град Карла Великого - Ветлугина Анна Михайловна (читаем книги .TXT) 📗
Однажды у ворот — у нас теперь были ворота, будто в настоящем городе, — появился знакомый человек в монашеском одеянии с капюшоном, брат Ансельм. Выглядел он много лучше прежнего, но на лице виднелись шрамы, да и ногу слегка подволакивал. Я провёл его в королевский шатёр. Карл велел мне остаться и разложить письменные принадлежности. Монаха усадил на шкуры и угостил вином.
— Рассказывай, брат Ансельм.
— Ваше Величество, мне удалось выяснить, когда у Ирминсула соберётся много народу. Это будет примерно через две недели, на полнолуние. Насколько я понял — главное поклонение идолу у них происходит не ночью, а на рассвете.
— Ты не ошибся?
— Надеюсь, что нет. Я знаю, что мне нельзя ошибаться.
— Будем уповать на Господа. И... — король задумался. — Афонсо! Сейчас мы создадим новый капитулярий. Или нет. Пока что мы напишем им о нашей вере. Только какой язык избрать?
— Пишите на латыни, — подсказал брат Ансельм, — всё равно ваш переписчик навряд ли владеет их наречием. Они и сами в большинстве своём неграмотны. Те же, кто сносно читает, скорее всего, знают латынь.
Долго мы втроём придумывали текст. Это ведь очень трудно — доступно и красиво рассказать о таком нелогичном предмете, как христианская вера. К тому же брат Ансельм предупредил, что в саксонском наречии вообще нет таких понятий, как «грех», «вина» и «прощение». В конце концов Его Величество велел мне вспомнить подходящий случаю фрагмент из Евангелия. Я предложил отрывок из Евангелия от Иоанна: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную». На том и порешили.
Я аккуратно переписал текст на несколько кусочков пергамента. Их вручили брату Ансельму, и тот, выйдя за ворота, исчез в Тевтобургском лесу.
На следующий день была замечательная погода. Непрекращающаяся мгла, вгонявшая нас в тоску уже невесть сколько времени, наконец развеялась. Хильдегарда, жмурясь, будто котёнок, вышла на солнце. Карл смотрел на неё и ласково улыбался.
Что это там? — спросила она, указывая нежной ручкой, унизанной перстнями, по направлению к забору. Широкими шагами король подошёл к указанному месту и вдруг метнулся обратно к жене, будто ей угрожала опасность.
— Там дохлый ёж, — торопливо сказал он и, взяв её под руку, повёл прочь. — Пойдём, дорогая, тебе сейчас вредно смотреть такое. Афонсо! Немедленно закопай ежа где-нибудь в укромном месте.
— Бедный ёжик! — вздохнула королева. — Что же с ним случилось?
Когда я оказался у забора, где в траве лежал тёмный круглый предмет, — они успели уйти довольно далеко и не услышали моего вскрика. Я не смог сдержаться, потому, что это был не ёж. Это была голова брата Ансельма. К ней кривой иглой был пришпилен тот самый кусочек пергамента с отрывком Евангелия от Иоанна...
Преодолевая содрогание, я закопал то, что осталось от несчастного проповедника, и пошёл к королевскому шатру. Карл в задумчивости стоял у входа.
— Ты отметил место? — понизив голос, спросил он. Я кивнул. — Потом нужно будет захоронить в часовне. Вот так, Афонсо... — Его Величество хотел начать какую-то новую мысль, но тут из шатра вышла Хильдегарда. Вид у неё был грустный.
— Мой король, — сказала она, — прошу вас, велите отслужить мессу за всех священников и монашествующих, кто проповедает язычникам.
Карл тревожно посмотрел на жену:
— Отчего тебе, дорогая, вдруг пришло это в голову?
— Я сейчас в шатре молилась на чётках и вдруг услышала голос. Он сказал, что много проповедников погибает по всей земле, и мы должны за них молиться, потому что они спасают нас.
Король посмотрел на небо, потом на свою супругу и тихо сказал:
— Благодарю Тебя, Господи, что ты дал мне в жёны эту удивительную женщину!
Стало совсем холодно. Приближался срок поклонения Ирминсулу, указанный братом Ансельмом. Карл потерял покой. Часто совещался в шатре с Роландом и другими знатными людьми. Утомившись, призывал меня читать труды Августина, но, видимо, не мог сосредоточиться. Тогда приказывал мне надеть кольчугу и, взяв меч, обучаться ратному делу. Занимаясь со мной, он успокаивался и снова становился тем мудрым и несокрушимым властителем, которому хотелось служить до последней капли крови.
Но вот пришёл ожидаемый срок полнолуния. Следующим утром, на рассвете, у саксов должно состояться великое поклонение Ирминсулу.
Накануне меня вновь настиг привет от дядюшки. На этот раз в виде незнакомого монаха, якобы случайно оказавшегося около крепости. Сначала я долго разыгрывал непонимание, потом мне в голову пришла замечательная идея. Я дал понять монаху, что Карл оттягивает сражение с саксами из-за приближающихся родов королевы, дабы не напугать её. Это прозвучало правдоподобно. Монах, удовлетворившись ответом, исчез, а я с тайной радостью пошёл готовиться к завтрашнему походу.
Я думал — ночь полнолуния светла. Во всяком случае, я помнил такие ночи в Ахене, когда по улицам бродили без страха споткнуться и даже записку можно было прочесть без света факела. Здесь же, в Саксонии, всё ополчилось против нас. Небо ещё с вечера затянули такие толстые облака. Луна даже бледным пятном не могла обнаружить своё присутствие, а не говоря о том, чтобы освещать дорогу.
Несмотря на темень, королевский отряд выступил. Роланда с его людьми Карл оставил в лагере — охранять Хильдегарду и Бертраду. Нельзя сказать, чтобы это понравилось задиристому бретонцу, день и ночь мечтающему о сражениях и подвигах. Но охрана жены сеньора — признак особого доверия и к тому же, немалая честь. Поэтому жаловаться Роланду было не на что, и он молчал, поигрывая Дюрандалем, когда мы выезжали за ворота.
Покинув крепость, королевский отряд двинулся к Тевтонбургскому лесу. Ночью он казался неприступной чёрной стеной. Я с тоской подумал о ветках, хлещущих по лицу, и корягах, на которых спотыкаются лошади. Не говоря уж о лесной нечисти. В неё так легко поверить при виде этой грозной тёмной громады вековых деревьев, чутко стерегущей подступы к Ирминсулу. Но король не собирался вступать в ночной лес. Он пустил отряд вдоль его края. Правда, лошади всё равно испуганно всхрапывали — видимо, чувствовали присутствие враждебных лесных духов.
Так мы ехали довольно долго. Некоторые воины начали сомневаться в правильности пути и шёпотом предлагали какие-то варианты. Но светлое пятно — королевский жеребец цвета металла — продолжало уверенно двигаться вперёд.
Зажурчали воды ручья. Вскрикнула птица, разбуженная множеством всадников. Лес отступал, вогнувшись крутой дугой словно глубокая миска, полная тьмы. Копыта шлёпали — внизу была вода. Под ногами шуршала сухая длинная осока. Потом лес внезапно кончился, и оказалось, что уже не так темно. Ночь отступала. Впереди явственно различались причудливые очертания скал.
Карл повернулся к отряду:
— Там скрывается их святилище. Брат Ансельм, принявший мученическую смерть, успел поведать нам о пути туда. Только мы не знаем наверняка, как далеко можно проехать верхом.
Послышался гул голосов. Воины обсуждали, где оставить стреноженных лошадей. Король поднял руку:
— Тихо. Шуметь нельзя. — Слова Его Величества передавали по рядам люди, выбранные заранее для этой цели. Я впервые увидел удивительную слаженность и дисциплину королевской армии, которой потом восхищался многие годы. Тишина наступила мгновенно. Карл негромко продолжал:
— Чёрные дыры в скалах, которые мы видим, — окна на запад. По словам брата Ансельма, сейчас ни одна живая душа не посмотрит на нас оттуда, потому что по закону своего идола, на сегодняшнем празднике они должны смотреть только в сторону восхода. Наша задача — подъехать к ним верхом как можно ближе. Если возможно — до самого идола, которого нужно низвергнуть прямо у них на глазах. Да будет с нами помощь Господа!
Он воздел руки к небу, долго молчал, после чего закончил:
— Разбиваемся на два отряда и как можно тише огибаем скалы слева и справа в поисках широкой тропы. Святилище находится в самом сердце скал.