Битва за Рим - Маккалоу Колин (прочитать книгу TXT) 📗
Среди ночи к нему явился его тесть Гордий, он прижимал палец к губам, призывая хранить молчание, и при помощи жестов показал, что им надо срочно встретиться на дворцовых укреплениях. Было полнолуние, в воздухе разливалось серебряное мерцание, по морю бежала мелкая рябь, тени казались чернее провалов бездонных пещер, а лучащийся бледным светом лунный диск словно передразнивал солнце. Город, выросший на косе, связывающей берег со скалой, на которой возвышался дворец, мирно спал, не видя снов; человеческое жилье окружали зловещие крепостные стены, подобные оскаленным клыкам.
Царь и Гордий встретились между двумя башнями и, стараясь спрятаться от чужих глаз, заговорили так тихо, что голоса их не разбудили бы и прикорнувших в бойницах птиц.
– Лаодика не сомневалась, что на сей раз ты не вернешься, властелин, – начал Гордий.
– Вот как? – бесстрастно проговорил царь.
– Три месяца тому назад у нее появился любовник.
– Кто он?
– Фарнак, твой двоюродный брат, повелитель.
А Лаодика не глупа! Не просто первый встречный, а один из немногих мужчин в роду, имеющих основания претендовать на понтийский престол, такого не свергнет какой-нибудь повзрослевший царский отпрыск. Фарнак приходился сыном брату Митридата V и его же сестре. В жилах обоих его родителей текла царская кровь – безупречная кандидатура!
– Она думает, что я ничего не узнаю, – проговорил Митридат.
– Скорее, надеется, что те немногие, кому это известно, побоятся проговориться, – сказал Гордий.
– А почему не побоялся ты?
Гордий улыбнулся, блеснув в лунном свете зубами:
– Мой царь, тебе нет равных! Я понял это в то мгновение, когда впервые увидел тебя.
– Ты будешь вознагражден, Гордий, это я тебе обещаю. – Царь оперся о стену и задумался. Наконец он произнес: – Очень скоро она попытается прикончить меня.
– Это так, повелитель.
– Сколько у меня в Синопе верных людей?
– Полагаю, гораздо больше, чем у нее. Ведь она – женщина, мой царь, а значит, превзойдет в жестокости и бесчестье любого мужчину. Кто же станет доверять ей? Те, что пошли за ней, надеются на царские милости, но ожидают их скорее от Фарнака. Думаю, они ждут, что Фарнак, став царем, убьет ее. Однако большинство твоих приближенных не поддались на ее уговоры.
– Отлично! Поручаю тебе, Гордий, предупредить верных мне людей о том, что происходит. Пусть будут наготове в любое время дня и ночи.
– Что ты думаешь предпринять?
– Пусть эта тварь попробует убить меня! Я знаю ее, она ведь моя сестра. Она не прибегнет к кинжалу или стреле. Яд – вот ее оружие! Причем не из тех ядов, что убивают сразу: ей захочется причинить мне побольше страданий.
– О, повелитель, молю тебя: позволь немедля схватить ее и Фарнака! – взволнованно зашептал Гордий. – Яд – такая коварная вещь! Вдруг, невзирая на все предосторожности, она обманом вынудит тебя проглотить болиголов или подложит на твое ложе гадюку? Прошу, позволь мне схватить их без промедления! Так будет проще.
Но царь лишь покачал головой:
– Мне нужны доказательства, Гордий. Пускай попытается меня отравить. Пускай выберет ядовитое растение, гриб или рептилию, что ей больше по вкусу, пусть покусится на мою жизнь.
– Царь, царь! – в ужасе вскричал Гордий.
– Не тревожься, Гордий. – Спокойствие Митридата оставалось непоколебимым, в голосе его не чувствовалось страха. – Никто, даже Лаодика, не знает, что за те семь лет, когда я скрывался от материнской мести, я приобрел невосприимчивость к любым ядам, какие только известны людям, и даже к тем, о которых пока никто не знает, кроме меня. Я – величайший в мире знаток ядов и могу заявить об этом без ложной скромности. Думаешь, все покрывающие меня шрамы нанесены оружием? Нет, я наносил их себе сам, дабы обрести уверенность, что ни одному из моих родичей не удастся избавиться от меня простейшим способом – с помощью яда.
– И все это – в столь юном возрасте!
– Чтобы дожить до старости, нужно проявлять предусмотрительность – вот мой девиз! Никто не скинет меня с трона!
– Но как же ты добился этого, государь?
– Возьмем для примера египетскую кобру, – начал объяснять царь, которого тема явно увлекала. – Широкий белый капюшон и маленькая зловредная головка. Я собирал их в коробку, чтобы они кусали меня, но начинал с самых маленьких. Так я дошел до огромной – чудовища невероятной длины и толщиной с мою руку. Сколько она ни кусала меня, плохо мне не становилось! Так же я поступал с гадюками и гюрзами, скорпионами и тарантулами. Потом я перешел на яды: болиголов, аконит, мандрагора, толченые вишневые косточки, всевозможные яды из ягод, листьев и кореньев, самые страшные грибы, в том числе бледные поганки и мухоморы, – да, Гордий, я все перепробовал! Я начинал с капель и постепенно увеличивал дозу, пока полная чаша смертоносного яда не стала для меня совершенно безвредной. Я до сих пор продолжаю принимать яды и даю змеям кусать себя. Не брезгую и противоядиями. – Митридат тихонько рассмеялся. – Так что пусть Лаодика покажет, на что способна! Убить меня ей все равно не удастся.
Покушение не заставило себя ждать. Это произошло на торжественном пиршестве в честь благополучного возвращения царя. Был приглашен весь двор, поэтому пришлось освободить и заставить ложами большую тронную залу; стены и колонны украсили гирляндами цветов, а пол усыпали лепестками. На пиру играли лучшие музыканты Синопы, труппа странствующих греческих актеров представляла «Электру» Еврепида; пригласили знаменитую танцовщицу Анаис из Нисибиса, которая проводила лето в Амисе на берегу Эвксинского моря.
В былые времена понтийские правители усаживали гостей за столы, подобно своим фракийским предкам. Однако впоследствии и здесь восторжествовала греческая традиция возлежать на пиру, поскольку это позволяло понтийцам воображать себя причастными греческой культуре, монархами, не чуждыми эллинистической изысканности.
Насколько тонок на самом деле был этот культурный налет, стало видно с первой же минуты: придворные, едва войдя в тронную залу, простирались перед своим повелителем ниц. А царица Лаодика с неотразимой улыбкой протянула царю золотой скифский кубок, предварительно лизнув его край своим ярко-красным язычком.
– Выпей из моего кубка, муж мой, – мягко, но настойчиво произнесла она.
Митридат без всяких колебаний сделал большой глоток, так что содержимое кубка сразу уменьшилось наполовину; затем поставил кубок на стол у ложа, которое делил с Лаодикой. Однако последний глоток вина он задержал во рту и теперь пытался получше распробовать, не спуская с сестры своих изумрудно-зеленых, с карими крапинками глаз. Потом он нахмурился, но не грозно: то было скорее задумчивое выражение, быстро сменившееся широкой улыбкой.
– Яд! – весело произнес он.
Царица сделалась белой как полотно. Придворные остолбенели: слово было произнесено во весь голос и пронеслось над притихшими гостями, как удар бича.
Царь покосился влево.
– Гордий! – позвал он.
– Что угодно моему повелителю? – спросил Гордий, проворно покидая свое ложе.
– Подойди и помоги мне.
Лаодика была на четыре года старше брата, но очень походила на него внешне. В этом не было ничего удивительного, так как в их династии братья часто женились на родных сестрах и сходство передавалось из поколения в поколение. Царица была женщина крупная, но хорошо сложенная. Она очень заботилась о своей внешности: волосы ее были уложены по греческой моде, зеленовато-карие глаза подведены сурьмой, щеки нарумянены, губы накрашены, а ноги и руки были темно-коричневыми от хны. Ее лоб охватывала широкая белая лента диадемы, концы которой струились по плечам. Лаодика выглядела как настоящая царица и намеревалась ею стать.
Но вот она прочла на лице брата свою судьбу и изогнулась, чтобы вскочить с ложа. Однако сделала это недостаточно стремительно: он успел схватить ее за руку и потянул назад; мгновение – и вот уже она полусидит-полулежит у брата на руках. Гордий был тут как тут: он опустился на одно колено по другую сторону, и лицо его исказила гримаса злорадного торжества. Он знал, какую награду попросит у царя: чтобы его дочь Низа, младшая царская жена, была провозглашена царицей, а ее сын Фарнак – наследником престола вместо сына Лаодики Махара.
